«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

понять функции отдельных ее частей. Так наука рассматривает лес, океан, пустыню.

— Я, кажется, начинаю понимать… — пробормотал Адмирал. Разгадка бессмертия, и не меньше! Стал бы я на старости лет гоняться за каким-то скелетом. Эй! — заорал он, высунувшись из палатки. — Зарывай обратно! Кому сказал? Раскопки прекращаются. Чтобы все было как прежде!

Под Никсом Олимпиком уже появился глубокий котлован. Вулкану это здорово не нравилось, он гудел и подрагивал. Лопата удивленно пожала рычагами и принялась засыпать котлован. Диктофону было все равно — что рыть, что зарывать.

Тихов продолжал:

— Любые сравнения с живым организмом будут натянуты. Не в сравнениях дело, а в том, что каждый элемент Солнечной системы зачем-то необходим. Солнце — это, конечно, сердце Системы. Оно пульсирует и задает ритм. Не надо увлекаться, но Юпитер можно сравнить с желудком, Сатурн с печенью, а Нептун — с желчным пузырем. Можно проводить аналогии с нервной системой, с жабрами и кровообращением, но меня интересует планетная связка, отвечающая за возникновение жизни.

— Земля и Марс? — понимающе спросил Адмирал.

— Именно. Моя вулканическая гипотеза состоит в том, что жизнь зарождается внутри Марса — «в» и «на» разные вещи. В Марсе, как в котле, варится дезоксирибонуклеиновая кислота. Во время Величайших противостояний с Землей после чудовищных извержений и сдвигов во времени самые жизнестойкие гены — эти хитрые спиральки, которые природа создаст еще не скоро, — они попадают в раннюю Вселенную, на первобытную Землю. Жизнь занесена в прошлое из будущего! Она продолжает возникать беспрерывно, а моя идея прямо указывает на природный очаг возникновения жизни… — Тихов опять указал очередной сигаретой на вершину вулкана.

После этих слов Марс зашевелился и заходил ходуном. Адмирал одурело смотрел не на вершину вулкана, а на кончик сигареты писатели-фантаста.

— Не смущайтесь, — сказал Тихов. — Все части тела имеют равное право на существование.

Адмирал оглянулся. В палатку заглядывали Диктофон и Спец-Лонага; они подслушивали.

Котлован уже был засыпан.

— Пошли вон! — загремел Адмирал.

Никс Олимпик громко вздохнул и выпустил тучу пепла. Началось землетрясение — Тихов знал, что «землетрясение» — правильное слово. Толчки следовали один за другим, палатка наклонилась. Тихов принялся натягивать штурмовой альпинистский скафандр. Кости на столе дребезжали.

— Смотрите, мои старые кости чувствуют землетрясение, — сказал Адмирал.

Марсианская тишина сменилась мощным подземным гулом.

— Я, кажется, понял, — сказал Адмирал. Жизнь — это как круговорот воды в природе. Если мы уже один раз были вовлечены в этот круговорот и присутствовали при зарождении жизни, то все надо повторить. Я должен стоять с банкой пива в руке, а вы должны карабкаться на этот… Тут недалеко, двадцать два километра.

Они успели выскочить из палатки, и пылевой шквал забросил ее на канадские ели, под которыми прятались Диктофон и Спец-Лопата. Марс, казалось, раскачивался на орбите. «Новый тип двигателя, — сгоряча подумал Тихов. — если такой вулканище шарахнет в полную мощь, то планета может слететь с орбиты».

Тихов бежал к подножью вулкана.

Никаких на Марсе «яблоням цвести»!

Марс предназначен совсем для другого!

Тихов задрал голову. Озверевший вулкан, дрожа и напрягаясь, швырял в космос камни и клубы пепла: из него, как из сифона, рвалась газированная вода.

— На абордаж! — заорал Адмирал и открыл банку с пивом.

Слово «абордаж» Тихов относил к самым лихим хищникам семейства кошачьих. Он поднялся метров на двадцать, оглянулся и крикнул:

— Прощайте, Адмирал!

Все. Теперь вверх.

«Надо лезть, чтобы повторить все условия, существовавшие при зарождении жизни на Земле, иначе, черт его знает, у Марса с Землей без нас может что-то не получиться, жизнь это ведь такая штука, что никогда точно не знаешь, есть она или ее нет» — так думал Тихов, когда вулкан шарахнул в полную мощь и с треском проломив пространство, зашвырнул его на Землю за четыре миллиарда лет назад, где последним ощущением Тихона было то, что он, наконец-то, нашел самого себя, когда его собственная дезоксирибонуклеиновая кислота выпадала в первобытные океаны молодой Земли.

В это же время Адмирала, допивавшего пиво посреди этого катаклизма, посетила последняя в его жизни сумасшедшая идея о том, что писатели-фантасты в самом деле для чего-то нужны.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

№ 2

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Владимир Покровский

Шарлатан

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Собрание было подготовлено со всей тщательностью и никаких неожиданностей не предвещало. Председатель лично переговорил с каждым членом общества, а незаинтересованных приглашал на дому. Переговоры не велись только с Пышкиным.

Пришли все десятка два феноменов плюс восемь незаинтересованных товарищей, скромно занявших места позади.

— Мы ему верили, — говорил председатель. — Он пришел к нам, он был ничем, его все считали за сумасшедшего, но мы его взяли и сказали ему: «Давай, Пышкин, совершенствуй свои способности, а мы чем можем поможем». Хотя отбор у нас строгий, телепатов только самых сильных берем, да что телепатов, телекинетиков и то не каждого принимаем. Я уж не говорю о ясновидцах, этих мы проверяем по сто раз. Иначе нельзя, против нас академическая наука, им только дай поймать нас на нечистом опыте — съедят! И тем самым отсрочат прогресс человечества еще на сотню лет.

Председатель был не столько толстым, сколько квадратным, говорил густо и с нажимом. Он умел возбуждать в людях некое сильное чувство, даже не поймешь, какое именно — уважение, страх или энтузиазм. Его любили и сплетничали о нем с симпатией. Арнольд же Пышкин, сидящий особо, сбоку от председательского стола, был щуплый человечек с виноватым и в то же время вызывающим, даже каким-то склочным выражением лица. Он беспокойно ерзал на стуле, оглядывался, порывался что-то сказать, но молчал.

Председатель продолжал:

— Не успел он у нас прижиться, атмосферу прочувствовать, как начал устраивать склоки. Я не буду говорить о помоях, которыми он всех нас, здесь сидящих, систематически поливал. Мы ему и жулики, мы и воры, легковерных обманываем, настоящих феноменов затираем, фокусами пробавляемся. Вот такие слова он нам говорил. Тут возникает вопрос. А кто он, собственно говоря, такой, этот Пышкин? Что он, собственно говоря, умеет?

Председатель сделал эффектную паузу.

— Вот именно, что? — выкрикнул с места один из незаинтересованных, внештатный корреспондент местной газеты.

— Он выращивает цветы.

— Цветы?

Председатель благожелательно кивнул.

— Может, он их как-нибудь по-особому выращивает, товарищи? Скажу прямо — не знаю.

— Что-о-о?! — взвыл Пышкин. — То есть как это не знаете?

— Вот так, товарищ Пышкин. Не знаю, и все. — Председатель развел руками. — Цветы, правда, красивые, спору нет. И пахнут, я проверял.