Сокровища Анны Моредо - Прокудин Александр

Но в ответ услышала, как снова хлопнула входная дверь. Ее старший брат покинул дом, помчавшись догонять отца.

На бегу Андреас крикнул соседке, уже поднявшейся для работы по хозяйству, чтобы она зашла к Анне и помогла ей, не задавая лишних вопросов.

Но когда через несколько минут соседка зашла в дом Моредо, она никого там не обнаружила.

После того, как отец с братом, отправились в погоню, Анна поднялась со стула, взяла из буфета бутылку граппы и налила себе полный стакан. Выпив его залпом, она прошла в свою комнату, взяла первый попавшийся платок побольше, закуталась в него с головы до ног и вышла наружу с другой стороны дома.

По улице, на которую выходила задняя дверь, она прошла два квартала. Там, на перекрестке, в угловом доме находилась аптека семьи Нуньез, в это раннее время, разумеется, еще закрытая.

Не раздумывая, Анна швырнула в стеклянную дверь стакан из-под граппы, который так и не выпустила из рук с самого дома.

Стекло разлетелось вдребезги.

Просунув руку в проем и отодвинув дверную задвижку, Анна вошла внутрь.

Она сразу увидела то, что искала. Стоящие отдельно, на самой верхней полке, во избежание неприятных случайностей, пузырьки с черепом и костями на этикетках. Не останавливаясь ни на мгновение, Анна принялась открывать ядовитые емкости одну за другой, сразу же выливая их содержимое себе в рот.

Семья аптекаря жила тут же, в своем магазине, на втором этаже. Первым на шум прибежал Рикардо. И пришел в ужас от того, что увидел:

– Ты сошла с ума, Анна! Что ты делаешь!

Но Анна не обратила на его крик ни малейшего внимания. Схватив в горсть сразу несколько открытых пузырьков, она опрокинула их внутрь, после чего лишилась чувств.

Держа на коленях ее голову, у которой уже посинели губы и пошла изо рта пена, Рикардо что есть мочи звал на помощь остальных домочадцев, в бессилии наблюдая, как любовь всей его жизни умирает у него на руках.

Антонио Моредо вернулся в Санта-Монику через шесть дней. Один. Без охотничьего ружья, с перевязанной сильно разбитой головой. Через плечо он нес небольшой, но тяжелый мешок – с чем-то угловатым, выпирающим через ткань своими гранями, внутри.

Первый же встреченный им горожанин завел с ним беседу по поводу случившегося:

– Антонио! Где же ты был?! Мы искали тебя всем городом!

– Мне надо было уехать. Извини, я спешу домой.

– Домой?… Похоже, ты еще не знаешь. Мне жаль тебе это сообщать, но с Анной случилось несчастье…

– Я знаю, – ответил Моредо, думая, что речь идет о надругательстве Пако.

– Но почему ты тогда идешь не к ней?

– Она не дома? – хромающий Антонио остановился.

– Она в больнице, – пояснил прохожий. – Врачи еле вытащили ее с того света. Бедняжка! Это что же такое приключилось, что несчастная девочка наложила на себя руки на следующий день после свадьбы…

Антонио закричал как раненый зверь.

Он был уже у ворот собственного дома. Швырнув во двор, к входным дверям, мешок, Моредо, как сумасшедший, размахивая руками, подпрыгивая на своей единственной ноге, выкрикивая во весь голос молитвы и проклятья, помчался в сторону центра города. Туда, где располагалась единственная на Санта-Монику и все ее окрестности больница.

Анна пришла в себя через неделю после своего визита в аптеку семьи Нуньез. Она очнулась от того, что почувствовала, как кто-то нежно гладит ее по голове.

– Папа, – проговорила она, узнав руку.

– Да, мое солнце. Это я. Мы дома.

– Сейчас ночь?

– Нет, миленькая. Не ночь. Но…

– Я умерла? Я хотела умереть, – вспомнила Анна.

– Нет, к счастью нет. Ты жива, мое солнце. И значит, все будет хорошо. Тебя спасли. Но ночь… Ночь теперь будет всегда.

Рикардо и прибежавший на крики о помощи его отец спасли Анне жизнь. Пока ехала машина «скорой», они успели сделать ей промывание желудка, без которого бы Анна, несомненно, умерла. Но зрительные нервы обоих глаз, увы, пострадали необратимо.

– Ничего. Мне все равно.

Антонио взял в руки ладонь дочери и прижал ее к своей мокрой, небритой щеке.

– Ты не видишь меня сейчас, но по моему лицу текут слезы счастья. Потому что ты со мной. Это самое главное. И ты должна знать. Он за все заплатил. Они оба.

Анна едва заметно кивнула.

– А где Андреас? – спросила она. – Я соскучилась по нему, так же как и по тебе, папа.

– Твой брат… Я не знаю, что с ним. Но, возможно, мы его больше не увидим. Даже если он жив, сюда он не сможет вернуться никогда.

Пекарь Антонио Моредо умер спустя четыре года.

Вернувшись с его похорон, Анна попросила соседку помочь ей вынести стул и поставить его возле дороги. Повернувшись в сторону, в которую несколько лет назад ушли ее брат с отцом, она просидела на нем до заката. На следующий день она вышла из дома и села возле дороги с самого утра. И в следующий за ним день тоже. И в следующий. И во многие следующие за ними дни потом.

Глава 6. Схватка с волком

Несмотря на то, что режиму Франко стукнуло уже пару десятков лет, желающих сбежать от него куда-нибудь, где дышится хоть не намного, но свободнее, по-прежнему было предостаточно. А раз существовал спрос, было и предложение.

Со времен войны, когда этим маршрутом пользовались десятки тысяч беженцев, мало что изменилось. Добраться до Штатов из Испанского королевства было проще всего через северную Африку. Для начала надо было оказаться в Кадисе, Малаге или любом другом крупном порту западной части страны, затем через Гибралтарский пролив переправиться в Танжер или Касабланку. А там уже обладая нужными знакомствами и необходимой суммой, перебраться через океан не представлялось сложным.

Пользуясь еще довоенными связями, Рауль легко договорился о путешествии «двух пассажиров с новенькими паспортами». На те же имена, но со всеми визами и разрешениями, необходимыми для того, чтобы покинуть страну. За отдельную сумму решился и вопрос с досмотром: предупрежденные таможенники не должны были вникать в то, что перевозят эти двое туристов (и без того достаточно щедрые).

Дело должно было завершиться к завтрашнему утру.

– Всего одна ночь в этой проклятой стране, – с ненавистью Пако глядел в окно второго этажа деревенской гостиницы, в которой они с Раймоном Руисом остановились. – Я покидаю ее богатым, как герцог Альба, но что толку. Все равно сдохну через пару лет.

На мрачной душе дьявола, тем не менее, было легко. Он уплатил долги – а кроме них его уже мало что по-настоящему волновало.

Пако даже улыбнулся и позволил себе пошутить:

– Веселей, Руис! Ты-то не только богат, но еще и молод, и здоров. У тебя впереди отличная жизнь!

Несмотря на стоящий на столе, набитый баснословными драгоценностями ящик из-под патронов, половина которых теперь принадлежала ему, Раймон Руис восторга не разделил. С каждым днем чувство вины грызло его все сильнее. Алкоголь перестал помогать еще накануне, а Пако, тем более, еще и запретил напиваться. И спорить с ним, не важно по какому поводу, после всего, что случилось, было страшно.

Но все же Руис позволил себе заметить:

– Но какой ценой? Клянусь, если бы можно было все вернуть назад…

– Ты еще заплачь, щенок, – осек его Рауль. – Я эту цену просто назвал. Согласился ее заплатить – ты сам. Вернуть ничего не получится. Не надейся.

Рауль похлопал Раймона своей жесткой, пахнущей табаком ладонью по щеке:

– Ты победил! Прими это и живи. Наслаждайся всем, в чем мне эта жизнь отказала!

Раймон, шмыгнув носом, вздохнул. Пако покачал головой и тихонько выругался – ничего, кроме презрения, нынешний напарник у него не вызывал. В союзники внушающему первобытный ужас волку достался жалкий домашний шакал.

– Ладно, я пока схожу на почту и проверю, не пришло ли, наконец, письмо, – сказал он, чтобы закончить беседу. – Смотри, не напейся, пока меня не будет. Я не шучу!

Деревушка, в которой они остановились, располагалась в лесистых предгорьях западных отрогов Сьерра-Невады, километрах в пятнадцати от побережья. Неподалеку от Марбельи, из порта которой они и собирались отплыть в Танжер. Сидели они тут уже сутки, ожидая, когда прибудут их новые паспорта и последние указания по пересечению границы.