Холод в Берлине - Эуджен Овидиу Кирович

Тюльпанова, но тщетно. Сперва я говорил по-английски, однако каждый раз русский диспетчер без слов обрывал связь. Затем перешел на немецкий – результат тот же. В конце концов я сдался. Но мне было известно, чего ждет от меня Тюльпанов.

Следующие несколько часов я гонялся за Гарднером по всему американскому сектору и только ближе к вечеру наконец нашел его в ресторане на втором этаже отеля в Штеглице, где он вместе с другими офицерами праздновал чей-то день рождения. Гарднер уже подвыпил, и потребовалось некоторое время на то, чтобы уговорить его на уединенную беседу в каком-нибудь тихом месте.

– Если вы переживаете, что я затаил на вас обиду, то не стоит, – заявил он. – Знаю, вы говорили не всерьез. Так что не нужно извиняться. Идемте выпьем по рюмочке.

– Я не извиняться пришел.

Выслушав мой рассказ о произошедшем с Марией, он разозлился:

– Советам запрещено производить аресты в нашем секторе! Сейчас же позвоню Смиту. И кажется, я велел вам держаться от русских подальше?

– Нет, Смит сможет разве что подать официальную жалобу, на рассмотрение которой уйдут дни или даже недели. Тем временем русские уволокут Марию глубже в свою зону или за пределы страны.

– Что же вы предлагаете?

– Вы должны согласиться на встречу с Тюльпановым, как он и просил.

– Ни за что! – нахмурился Гарднер. – Встретиться с крокодилом посреди его болота, предварительно не уведомив начальство и не получив одобрения? Отправиться туда без прикрытия? Вы, верно, спятили!

– Только так Марию отпустят.

– Давайте-ка сядем в баре на первом этаже и пораскинем мозгами. Не так-то все просто. Сперва нужно убедиться, что нет оснований ее задерживать. А если есть, надо выяснить, насколько все плохо.

– Не важно, какие основания, арест произвели незаконно, только это сейчас имеет значение. Ее не арестовали, а похитили.

– Согласно чему?

– Согласно закону, насколько я могу судить.

– Забудьте о законе! Мы в Берлине, помните?

– Мы обязаны что-то предпринять! Ее забрали из-за меня!

– И почему вас это заботит?

– Потому что заботит, вот почему!

Гарднер помешкал.

– Ладно, к черту! Позвоню кое-куда.

В последующие полчаса он висел на телефоне у барной стойки, опрокидывая в себя одну чашку кофе за другой, в то время как я расхаживал взад-вперед по вестибюлю отеля, пытаясь придумать альтернативный план на случай, если Гарднер откажется встречаться с Тюльпановым. Я чувствовал, как лихорадка возвращается: голова раскалывалась, будто в черепе поселился бешеный дикобраз. Каждый входящий в отель или выходящий из него казался подозрительным, ведь последние несколько дней за мной следили.

Наконец Гарднер поманил меня к себе, и я уселся на табурет рядом с ним.

– Советы заявляют, что Мария Экхарт покинула их сектор и переехала в наш полгода назад без требуемого разрешения, – сообщил он. – Вы знали об этом?

– Ложь. До переезда в Кройцберг она жила в Целендорфе, он тоже в нашем секторе.

– Это она вам так сказала. Что, если она солгала?

– Не думаю. Как бы то ни было, не имеет значения. Это вовсе не простое совпадение, что Марию арестовали после того, как я отказался от просьбы Тюльпанова организовать встречу с вами. Он уже к ней заходил и велел присматривать за мной.

– Расскажите еще раз, о чем он вас просил.

– Договориться о встрече. На нейтральной территории, во французском или британском секторе. Если вы согласитесь, я просто должен сообщить время и место.

– Сообщить кому?

– Какому-то типу по фамилии Григорьев, который работает в «Феминине».

– И все?

– Еще кое-что: на встрече должны быть только мы.

– Вы сказали «мы»?

– Он настаивал на моем присутствии.

– Почему?

Я затушил сигарету в переполненной пепельнице и закурил новую.

– Понятия не имею. Может, потому, что я журналист?

– Та женщина для вас что-то значит?

– Не уверен.

– Не уверены? Она ваша любовница? Вы в нее влюблены?

– Нет, ничего подобного.

Гарднер какое-то время вглядывался в мое лицо, и я распознал в капитане то же чувство, что и у Тюльпанова накануне: глубокое любопытство при взгляде на некоего зверька, о существовании которого прежде никто не знал.

– Вы просите меня рискнуть карьерой и, возможно, даже жизнью ради той, с кем едва знакомы, и при этом понятия не имеете, что она для вас значит? – подытожил он.

– Полагаю, мне небезразлична ее судьба, вот и все.

– Она немка, не забывайте.

– Немцы тоже люди.

– Эти люди, за которых вы ратуете, развязали войну, погубившую десятки миллионов жизней. Они отправляли невинных в концентрационные лагеря, заставляли их пахать до смерти, убивали в газовых камерах.

– Эти злодеяния совершали эсэсовцы.

– А где же были в то время остальные, на Луне? Что они сделали, чтобы их остановить?

– Возможно, их нельзя было остановить.

– Послушайте, я не верю в коллективную ответственность, но не верю и в коллективную невиновность. Вы понимаете, что если мы отправимся на встречу одни, без прикрытия, то на следующий же день можем оказаться в поезде до Москвы или даже хуже?

– Зачем это Советам?

– Затем, что я работаю в разведке. Или затем, что допущен к информации, которая их интересует, либо они лишь так думают. Или просто затем, чтобы иметь надежный рычаг давления на случай, если кого-то из их людей поймают на чем-то незаконном.

Гарднер был прав, аргументов в мою пользу не нашлось. Я мельком увидел наше отражение в зеркале за почти пустыми полками в баре, и возникло странное чувство, что, какой бы выбор ни сделал Гарднер, он навсегда изменит нашу жизнь.

– Вы журналист, – наконец сказал он. – У вас должны быть с собой ручка и бумага.

– Есть. – Я достал необходимое из кармана.

– В Шпандау, – сказал он, – в британском секторе, недалеко от нашей демаркационной линии, есть кофейня. Называется «Бергманн». Если русские выкинут какой-нибудь фортель, мы в одночасье перепрыгнем через забор. Завтра в два часа. Лучше встретиться средь бела дня. Я заеду за вами примерно в час. И захватите с собой пистолет.

– Спасибо.

– Не стоит. Я делаю это не для вас и тем более не для женщины, которую никогда даже не встречал. Как знать, может, Тюльпанов сообщит нечто важное.

Гарднер велел водителю отвезти меня в «Феминину», и через полчаса я уже стоял перед клубом. На входе путь мне преградил охранник в форме и на ломаном немецком сказал, что в клубе проходит частное мероприятие, для которого требуется приглашение.

Я ответил, что у меня важное сообщение для Григорьева, и мужчина удивленно вскинул брови:

– Я не знать никаких Григорьев. Он здесь работать?

– Да, работает.

– Я его не знать. Вы должны уходить.

Перед рестораном остановилась большая черная «Волга», из нее вышли три высокопоставленных советских офицера и поднялись по ступенькам.

– Теперь