Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

ему тяжело давалось — гораздо сложнее, чем другим. Но брал упорством, терпением немыслимым. Когда не ладилось с подбросом мяча для подачи — не расставался с ним. И в школе, и дома, и в клубе мог до полуночи оставаться: тогда-то по-другому было, деньги за каждый час на корте не брали.

В четырнадцать — поехал наконец на Россию. Я переживала за него, каждый вечер бегала на переговорную, подсказывала, поддерживала. Но Жене чуть-чуть не повезло. Проиграл в одной восьмой — а в сборную страны только четвертьфиналистов, восемь лучших брали. Я утешала, убеждала: надо трудиться и снова пробовать — на следующий год. Другие дети — в его-то лета — влюбляются, с девочками гуляют, видеосалоны всякие, игры компьютерные начали появляться. А Женечка все дни-вечера на корте. И в стране — перестройка вовсю. У нас в клубе тоже взялись все переиначивать. Первые платные группы появились, турниры для взрослых со взносами. Спортсменов стали потихоньку выжимать. Бывало, только и получалось с шести до восьми утра потренироваться, когда других желающих нет. Но ничего, он находил возможности. В школе своей в спортивном зале о стенку стучал, летом нашим коротким — все дни на улице.

Через год снова поехал на Россию. И снова — в одной восьмой осечка. А дальше-то по другой возрастной категории, по старшим — еще сложней будет! Но я все равно настраивала его: надо бороться, терпеть. Только из Москвы в этот раз Женечка вернулся совсем смурной. Говорит мне: «Теть Эмилия (мы с ним уже так, по-братски), нет у меня шансов, похоже. Там все ребята, кто дальше меня прошел, и тренируются больше, и за границу ездят за опытом».

А как тренироваться больше — если корты платными стали? И за границу, даже тут, по соседству, в Норвегию, — это ведь за доллары. У Жени оба родителя на заводе, зарплату третий месяц не платят, девяносто четвертый год. Что мы с ним только не пробовали! И Ельцину писали, и спонсоров пытались найти. Будь ближе к столице, может, и вышло бы что путное. Но здесь, в Мурманске, как рыбы об лед бились.

На Россию на будущий год Женя снова поехал — в этот раз вылетел в первом круге. Я стала аккуратно его готовить: чтобы про институт физкультуры подумал, про тренерскую работу. А он чуть не плачет: «Теть Эмилия, неинтересно мне это! Я чемпионом быть хотел! И стал бы — если б жизнь как раньше была! А теперь все только за деньги можно получить!»

Эмилия Львовна вздохнула. На долю секунды ссутулилась, показалась Диме совсем древней старушкой. Но перехватила его сочувственный взгляд — и мигом вернула царственную осанку. Сказала — голос звучал виновато:

— Это ведь я ему идею тогда подала, что мы не властны изменить эпоху, в которой живем. Но в силах к ней приспособиться. Убеждала его: «Раз теперь все за деньги — значит, учись их зарабатывать. Да, в спорте чемпионом не станешь, но у любителей тоже свои лиги, турниры, рейтинги. Будешь на „мастерсах“ побеждать — там уровень немногим ниже, чем у теннисных профессионалов».

И совсем тихо добавила:

— Насчет дочки (ну или сына, я не знала, кто у него родится) — тоже моя подсказка была. Сказала ему: раз тебе деньги путь преградили — сделай так, чтоб дети твои ни в чем не нуждались. Чтобы они играли в теннис сколько и где хотят, а ты мог им оплачивать любые тренировки и возить на любые турниры.

Так что в Олечке, — подвела грустно итог, — он собственную мечту воплощал. Я девочку знала, конечно. Хорошая, старательная. Но характера у нее не было. И Женькиного сумасшедшего упорства, желания — тоже. А он надеялся: все-таки раскроется, прорвется. Ведь все возможности: и тренера любого нанять, и за границу вывезти! Представляете, каково ему было, когда Оля огорошила: «Все, папа, теннисом я больше заниматься не буду»?!

— Но это ее жизнь. И ее решение, — твердо возразил Дима.

— Да понимаю я все. — Всхлипнула. — Но и Женю понимаю, почему он остановиться не смог. Крах одной мечты пережить тяжело. А когда и вторая вдребезги — не выдержал он. Сорвался.

— А что девочка его воспитательных методов не выдержала? — вскричал Дима. — Это, что ли, тоже нормально?!

— Ну он-то думал, сможет уговорить. И какой-то особой жестокости не проявлял, травм серьезных не нанес.

— Понял. Вы его оправдываете.

— Я его жалею, — отозвалась совсем шепотом. — Простите еще раз, Дмитрий Сергеевич, что вторглась в ваш вечер. Но мне обязательно надо было выговориться. Не провожайте, я найду выход.

Смешновато прозвучало — в гостиничном-то номере.

Конечно, он встал, проводил. Посмотрел на так и не открытую бутылку пива. Его обуревала ярость. Женечка, только подумать! Он что, жалеть должен человека, который угробил одиннадцатилетнюю девчонку — в угоду собственным амбициям?!

Убрал пиво в холодильник. Достал маленький, на пятьдесят миллилитров вискарик. И махнул залпом.

* * *

Митя считал: тетя Таня среди прочих мам (а в теннисе почти каждого спортсмена именно они сопровождали) одна из самых крутых. Да, имеются отдельные недостатки, все это занудство с дисциплиной, но за нее хотя бы перед другими ребятами краснеть не приходится. И на вид норм. Остальные — очень нравилось ему словечко — куда более бесполые. Ладно, что все в штанах: когда к спорту причастны, странно юбки носить. Но мамы прочих теннисистов (особенно перспективных) всем своим видом показывали: жизнь свою они возложили на теннисный алтарь. У дочек юбки спортивные по последней моде, косого кроя — зато сами в невнятных балахонах. И в лицах никакого шика-гламура, не говоря о том, что волосы надо регулярно красить — об этом ему Лиза твердила. Она же просвещала: духи у Татьяны — моднейшие, Jo Malone, в Россию такие не ввозят, и украшения хотя в основном бижутерия, но стильная и собрана со всего света.

Ну и хотя лет приемной маме, он знал, очень немало (конкретную цифру она ему категорически упоминать запретила), а мужчины вокруг нее вертятся приличные. Дядя Денис — абсолютный топ. Да и дядя Гай, Лизин папа, на нее облизывается.

Тут, в Мурманске, тетя Таня тоже не осталась в одиночестве.

Митя с Лизой, пусть тренировались на дальнем корте, сразу приметили: к Садовниковой подкатил очередной импозантный чел. И та, пока они гоняли свои диагонали-драйвы-смэши-подачи, все два часа увлеченно с ним болтала. В уголочке. Голова к голове. А когда дети закончили с тренировкой и явились в кафе, не без гордости представила:

— Дима Полуянов. Крутой журналист и мой давний друг.