Плохая кровь - Сара Хорнсли

Сочетание столь прекрасного пейзажа и ее печальных слов вызывает у меня физическую реакцию, и мне приходится приложить всю силу воли, чтобы не вскинуть вольно опущенные по бокам руки к основанию черепа, где уже пульсирует знакомая боль. Это настолько безупречный ход, настолько изящный и своевременный, что я задаюсь вопросом: скольких людей она водила сюда до меня, подвергая их точно такой же процедуре?

Мне становится слегка завидно.

– Спасибо. Мы его очень любили.

– Знаю, что вы уже дали показания в участке и на самом деле это просто пустой разговор, но я хотела спросить: не приходило ли вам в голову что-нибудь еще, о чем вы не написали в своих показаниях? Так трудно вспомнить все, особенно когда находишься в участке, и совершенно нормально, когда что-то всплывает в памяти впоследствии.

– Я давно привыкла к полицейским участкам. Я юрист по уголовным делам. Мне больше нечего добавить, но если я о чем-то вспомню, вы будете первой, кому я расскажу.

– Ах да… Я видела – вы работаете обвинителем в судебной палате.

Она прочла мое досье.

– Верно.

– В своих показаниях вы утверждаете, что приехали навестить маму тринадцатого июля. Вам не показалось необычным, что вы не смогли связаться с Максом? Ваш брат не был объявлен в розыск до пятнадцатого числа, когда его нашли.

– При всем уважении, мой брат уже взрослый человек, и с момента его пропажи прошло всего несколько дней. Я приезжала к матери, а не к нему.

– Понимаю. Я просто пытаюсь составить полную картину. Но сегодня мы обнаружили еще кое-что, и я хотела подождать, пока вы опознаете труп, прежде чем рассказать вам об этом. – Интонация, с которой она произносит слово «труп», кажется мне настолько отстраненной, что я едва не вздрагиваю. Она продолжает: – Боюсь, в доме Макса присутствуют следы взлома.

Конечно, в тот момент, когда тело Макса извлекли из воды, я поняла, что они найдут разбитую дверную панель в его доме.

Я замираю на месте. Широко раскрываю глаза.

– Простите, мне нужно переварить все это… Как вы думаете, это как-то связано? Что-нибудь похищено?

– Трудно понять, похитили ли что-нибудь, ведь Макс не может нам сказать. Я понимаю, что прошу многого, но, когда команда будет готова, не могли бы вы взглянуть на его жилище и проверить, всё ли на месте – если, конечно, сумеете разобраться?

– Да, конечно. Как вам будет угодно. Значит ли это, что вы рассматриваете возможность преступления?

– Я смогу ответить на этот вопрос, когда у нас будет полный отчет о вскрытии, но я не хочу заранее исключать что бы то ни было.

Я некоторое время молчу, а потом говорю:

– Может, это просто совпадение? Пустой дом – хорошая возможность для взлома и кражи…

– Что ж, если между этими происшествиями есть связь, я ее найду.

Я напоминаю себе, что у меня нет причин чувствовать себя виноватой, и не в последнюю очередь потому, что я не убивала своего брата.

Мы уже заканчиваем прогулку по круговой дорожке, когда сержант Роуз задает мне вопрос – как я подозреваю, он и был основной причиной для того, чтобы привести меня сюда:

– Послушайте, я знаю, что вы привыкли к тому, как работает следствие, и поэтому буду с вами откровенна. Другие офицеры не имеют особого опыта в подобных делах. Если дело примет подобный оборот, вы можете стать для меня ценной помощницей. Если – и я имею в виду если – мы начнем полноценное расследование, я хочу на шаг опережать ход событий. В самом плохом варианте, если смерть вашего брата не была несчастным случаем или самоубийством, с кого бы вы посоветовали мне начать?

С тех пор как узнала о смерти Макса, я вновь и вновь задавалась этим вопросом. Два дня назад я могла бы положа руку на сердце сказать, что Макса все любили и что у него не было врагов. Но Макс, которого я видела на записи с камеры наблюдения, был совсем не тем Максом, которого я когда-то знала. И я не могла рассказать об этом, не втянув Джейка – и себя – в это дело.

– Честно говоря, я и сама хотела бы это знать. Однако Макс был одним из тех людей, которых любят все. Я не могу поверить, что кто-то захотел бы сделать с ним такое.

Сержант Роуз выглядит разочарованной.

– Хорошо, – медленно произносит она. – Как вам наверняка известно, подобные преступления часто совершает кто-то из близких жертвы. Вы можете составить для меня список жителей города, с которыми он дружил?

– Конечно. Я принесу его в участок завтра.

– Буду благодарна. – Теперь сержант смотрит на меня уже иначе. Я знаю, она ожидала большего.

– А над другим вашим вопросом я еще подумаю. Вы правы, я мысленно перебираю все возможные варианты, но пока у меня нет ответов. Обещаю, я дам вам знать, как только что-нибудь вспомню. Мне жаль, что я не смогла помочь сегодня, – добавляю я, надеясь угодить ей, вернуть ее уважение.

– Это было бы замечательно, спасибо. – Она благодарно улыбается, но при этом задерживает на мне взгляд чуть-чуть дольше положенного, и я гадаю, не попалась ли мне наконец равная соперница.

Глава 17

Мама стоит низко склонившись, и с того места, где я нахожусь, мне виден изгиб ее позвоночника. Руки у нее на удивление сильные и жилистые для такого хрупкого тела – я не ожидала увидеть подобное. Когда она вонзает лопату в землю, а потом поднимает пласт почвы, я вижу, как под ее кожей перекатываются мышцы. Мама всегда любила садоводство, и для меня не сюрприз, что в такой день, как сегодня, она не лежит в постели, свернувшись калачиком, а возится в саду.

На протяжении многих лет мама вкладывала в этот сад каждую частичку своей души. Всю свою боль, все свое горе, всю свою любовь. От одной мысли об этом у меня по коже бегут мурашки; в течение всего моего детства, когда она была мне нужна, я, выглянув в окно, видела, как она – вместо того чтобы взять меня за руку, утешить, поддержать – возится в саду. Ухаживает за своими цветами. Тщательно пропалывает и подрезает, уничтожает гниль, пока та не захватила ее драгоценный сад, а тем временем в ее собственном доме разрастается тление. Было лишь вопросом времени, когда его плети обовьют меня и утянут всех нас под землю.

Тогда я отчаянно нуждалась в ней, но она всегда