Плохая кровь - Сара Хорнсли

Теперь уже я сама исхожу тем жутким утробным криком, который до этого испустила моя мать.

* * *

Нас уводят на кухню, и я отмечаю, как непринужденно полицейские распоряжаются в нашем доме. Открывают шкафы, ставят чайник… Сколько домов они посещали прежде, скольким семьям приносили горестные известия? Наблюдая за ними, я думаю о том, сколько времени нужно, чтобы выработать подобный навык – внезапно оказаться безоговорочным хозяином в чужом помещении.

Когда передо мной ставят исходящую паром чашку кофе, второй полицейский приносит халат, который они, должно быть, нашли наверху, и протягивает его мне. Я резко осознаю, что на мне по-прежнему нет ничего, кроме полотенца, и быстро накидываю халат на плечи.

– Итак, – начинает тот офицер, что пониже ростом и с более добрым лицом, – нам нужно будет взять у вас обеих показания. Но сначала – есть ли у вас какие-нибудь вопросы к нам?

Мама смотрит на меня, передавая мне ответственность за этот разговор. А справлюсь ли я? Макс мертв. Что мне делать теперь?

– Вы сказали, что Макса нашли в море. Значит, он утонул? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь вернуть себе хоть какое-то ощущение контроля. Доказать себе, что я способна на это. Но голос срывается, когда я выговариваю эти слова.

– Боюсь, мы всё еще ожидаем результатов вскрытия. Пока нам неизвестна официальная причина смерти, но тело Макса было найдено местным рыбаком у побережья Мерси. По нашим изначальным предположениям, труп, скорее всего, пробыл в воде несколько дней.

– Как вы думаете, с какого числа? – Мне требуется вся моя сила, чтобы не закричать и не потребовать у них ответов. Объяснений. Как такое могло случиться? Почему Макса отняли у нас?

– Мы еще не до конца уверены… Однако, похоже, это действительно произошло всего за несколько дней до обнаружения, иначе тело, по всей вероятности, было бы повреждено куда более значительно.

«Тело повреждено». Это заставляет меня воображать самые разнообразные картины. Рисовать себе разные версии того, как выглядит сейчас Макс. Но я не хочу запомнить брата таким. С силой щиплю себя за бедро. Это помогает прочистить мысли.

– Но достаточно долго, чтобы всплыть? – Я довольно много знаю об утоплениях и в курсе, что трупу требуется некоторое время для образования газов, которые поднимут его на поверхность.

– Да, похоже на то.

– У вас есть какие-либо соображения касательно того, что могло случиться? Нельзя же вот так приходить, не имея никаких ответов на важные вопросы. Это нечестно, – говорю я, хотя понимаю, что это звучит как хныканье обиженного ребенка. Смотрю на маму, ища поддержки. Конечно же, она тоже хочет услышать от них нечто большее, чем стандартные банальные фразы, верно? Но она просто сидит в кресле и молчит, склонив голову. – Мама! – резко окликаю я. – У тебя есть какие-нибудь вопросы?

Однако она лишь смотрит на меня, как будто ничего не соображает.

Я знаю, что следовало бы ее жалеть, – но ее поведение меня злит. Она и при жизни отца была такой же. Молчаливой. Жалкой. Бесполезной. Она просто позволяла событиям случаться с ней и никогда не давала отпора. Я вновь напоминаю себе, что решила никогда не становиться такой, как она, – марионеткой без капли собственной воли.

– Мне очень жаль, – говорит офицер. – В подобных ситуациях необходимо сначала предпринять определенные шаги, прежде чем мы сможем собрать детали воедино. Будьте уверены, мы делаем все возможное. Первое, что нам нужно, – это чтобы вы поехали в участок и опознали тело. Миссис Стоун, вы желаете присутствовать?

– Нет, нет. Я не могу. Я просто не могу. – Она сутулит плечи и снова начинает плакать.

– Я поеду. – Теперь мой голос звучит ровнее. Это минимум, который я могу сделать. Это способ быть полезной. Помочь. Принести пользу. Доказать, что я совсем не такая, как моя мать.

Макс был рядом, когда я нуждалась в нем, а теперь моя очередь помочь ему.

«Тебе нужно вернуться домой».

Если б я поняла это раньше – брат остался бы в живых?

* * *

Полицейские ждут внизу, пока я оденусь. Знаю, что должна торопиться, но сначала улучаю момент, чтобы поговорить с Отисом. Как только в деле возникает труп, я понимаю, что отсчет пошел. Чем раньше начнешь, тем больше шансов найти ответы. Я понимаю, что не смогу заставить себя озвучить вслух факт смерти Макса, поэтому сначала пишу Отису сообщение – предупреждаю, что тело Макса найдено, и прошу его позвонить мне. Мой телефон начинает жужжать через пару минут.

– Соболезную, – сразу же произносит Отис. Он – первый человек, с которым я беседую после получения этой новости, и я благодарна ему за прямоту. Он не боится высказывать все как есть. Он не увиливает от ответа. Смерть и убийства – повседневность для Отиса; он может говорить без обиняков, а это именно то, что мне сейчас нужно. Я не могу позволить себе сломаться. Нужно отстраниться. Подавить боль.

– Спасибо. Сейчас поеду в участок. – Я натягиваю шорты цвета хаки и свободную блузку, зажимая телефон между плечом и ухом. – У тебя есть какие-нибудь успехи?

– Нет, но я провел еще кое-какие раскопки после того, как ты вчера звонила и так сильно нервничала.

– И что?

– Ты знаешь, что его уволили шесть недель назад?

– Что?.. Ты уверен?

Новые тайны. Тайны Макса. Мамины тайны. Мои тайны. Когда это закончится? Когда это началось?

– Несомненно.

– Там не сказано почему?

– Судя по всему, он приходил на работу пьяным. Его предупреждали, соблюдали все трудовые протоколы, но он так и не взял себя в руки.

Я вспоминаю о пивных бутылках, разбросанных по всему дому Макса. О том, каким он был на записи с камеры видеонаблюдения в «Синем орле». Всё сходится, но сейчас у меня есть только один кусочек головоломки, и я понятия не имею, каким будет конечный результат.

– Спасибо. Обещаешь, что сообщишь, как только найдешь что-нибудь новое?

– Обещаю. Мне следует знать что-либо еще?

Я думаю о потасовке Макса с Джейком и понимаю, что сведения об этом могут быть важны, однако инстинкт настоятельно подсказывает, что пока следует отделять одно от другого. Не в последнюю очередь потому, что меня официально отстраняют от ведения дела Джейка – еще одна вещь, о которой я должна рассказать Отису. Все равно от него ничего нельзя утаить надолго, но если Отис решит, что эта ссора может быть как-то связана с делом, которым я больше не занимаюсь, возможно, он не захочет