Игры. Нерассказанное - Дженнифер Линн Барнс

никто. Если бы Тоби Хоторн умер, они б оказались правы.

Впервые в жизни я задумалась о том, что, возможно, тоже способна на убийство. Что я воистину одна из Руни. Кровь за кровь. Ничего сложного. Одной рукой зажать Тоби Хоторну рот, другой – нос.

В нынешнем состоянии он не смог бы сопротивляться.

Я опустилась на колени рядом с матрасом и пригвоздила убийственным взглядом парня, на чьих холеных, нежных ручонках алела кровь моей сестры. Сглотнула, вытера слезы, оглянулась на Джексона.

– Принесите прохладной воды.

Вскоре рядом со мной уже стоял полный таз. И как Джексон только смог оборудовать водопроводом этот барак? Вопрос, который так и останется без ответа. На столике неподалеку возвышалась кипа кусков чистой ткани, а рядом стоял чемодан с медикаментами. Я взяла марлю одной рукой, а в другую набрала ткани и приступила к работе.

Пропитывая ткань прохладной водой, я думала только об одном: «Как же я тебя ненавижу, Тобиас Хоторн Второй».

Я сняла с ожогов старые повязки. Ненавижу тебя.

Положила на пострадавшие участки новые куски ткани, и Тоби судорожно вздохнул. Я снова и снова повторяла одно и то же движение, а он за все это время так и не открыл глаз. Даже когда я открыла баночку с кремом. Когда нанесла его на бицепсы, ключицы, ожоги третьей степени на груди и животе.

Ненавижу тебя.

Ненавижу тебя.

Ненавижу.

Мои прикосновения были бережными – куда бережнее, чем он заслуживал.

Я видела, что ему больно: под чистой кожей вокруг ожогов заметно напрягались мышцы. «Ну и хорошо. Он этого заслуживает», – хотелось бы мне думать. Но мои прикосновения не стали грубее.

И, даже закончив менять повязки, я не утратила бдительности. Ночью я несколько раз проверяла его состояние, отслеживала малейшие признаки заражения.

– Анна, – тихо, почти мягко позвал меня Джексон.

– Не вздумайте, – процедила я. Не надо говорить, что соболезнуете моей утрате. Не надо спрашивать, в порядке ли я.

Джексон замолчал. Через час, на рассвете, он ушел по своим делам. А я, предоставленная самой себе, опять сменила Тоби Хоторну повязки с мыслью о том, что такой поворот событий наверняка покажется ему крайне мрачной шуткой – как, впрочем, и все остальное.

«Поиграть в поджог», – злобно подумала я.

Я потянула за кусок марли, чтобы снять его с раны, но тут Тоби поймал меня за запястье. Его хватка оказалась удивительно сильной. Губы шевелились. Он пытался что-то сказать.

Я сняла с себя его руку и, наперекор самой себе, наклонилась, чтобы лучше разобрать его слова.

– Дай… – рвано прошептал он. Даже это короткое слово стоило ему большого труда. – Дай…

Я думала, он сейчас попросит воды – или еще чего-нибудь, но не угадала.

– Дай… – в третий раз прошептал он. – Мне… – Тут у меня перехватило дыхание. – Умереть.

Ярость проснулась во мне и встала на дыбы, точно дикий зверь. Моя сестра погибла, а ему хватает наглости просить меня, чтоб дала ему умереть?

Я наклонилась пониже и прошептала ему на ухо:

– Никто тебе умереть не позволит, ублюдок.

А потом продолжила бережно обрабатывать ему раны в надежде, что мои слова пронесутся по его сознанию оглушительным эхом. Проникнут в каждый его закоулочек.

Глава 8

В хибарке Джексона я провела три дня. Больше мне податься было некуда. А тут хоть было чем заняться – я меняла повязки, кормила моего пациента таблетками, проверяла жизненные показатели. После недельного «отпуска» меня все равно с головой поглотит работа в больнице, а пока можно убить время здесь – так я рассудила.

В кармане моей медицинской формы нашелся один-единственный обрывок бумаги. Я свернула и развернула его на разные лады раз сто. И утвердилась в своем решении: Тоби Хоторн выживет, даже если мне придется вытаскивать его из хищных когтей смерти. Да, пусть живет с осознанием, что он натворил.

– Тебе бы поспать, – пару раз в день напоминал мне Джексон.

– Обойдусь, – упрямилась я. За эти дни я успела урвать несколько часов на сон между делами, а большего мне и не требовалось. Джексон меня подкармливал – наверняка теми самыми продуктами, которые я же ему и привозила.

– Малютка Анна, тело рано или поздно тебя подведет, – говорил он.

Кто бы мог подумать, что отшельник, который любил пострелять в воздух, чтобы к нему не приближались, и буквально прогонял людей с заброшенного маяка, однажды начнет сюсюкаться со мной, как курица-наседка.

– Мое тело в полном порядке, – отрезала я.

Тут с матраса послышался голос, скрипучий, как наждак.

– Чего не скажешь о моем.

Мы с Джексоном потрясенно замолчали. Я первой оправилась от шока.

– Проснулся, значит?

– К сожалению, – ответил Тоби Хоторн. Ему хватило ума отказаться от попыток встать. Он даже глаза открывать не стал. – Если сама спать не хочешь, – с трудом продолжал он, – то будь так добра, заткнись, ладно? – Боль в его скрипучем голосе могла сравниться разве что с дерзостью.

Мне тут же вспомнился бар, ухмылка Тоби, его небрежная поза, стакан, зависший на самом краешке стола.

Я стиснула зубы, пересекла комнату и стала проверять его показатели. Сперва пульс: положить два пальца на шею. Потом дыхание: понаблюдать, как поднимается и опускается грудная клетка, поднести ладонь ко рту. Реакция зрачка на свет. Тут пришлось коснуться его лица. Тоби по-прежнему лежал с закрытыми глазами, но я раздвинула ему веки пальцами.

– Когда я просил тебя заткнуться, я не это имел в виду, – огрызнулся он. Голос был куда ниже, чем тогда, в баре, и звучал гораздо грубее.

– Будешь еще мне приказывать, – процедила я, осматривая его зрачки. – Следи глазами за фонариком.

– А что мне за это будет?

Мне впервые выпала возможность провести что-то вроде неврологического осмотра, но этот недоумок явно не собирался облегчать мне задачу.

– Быстрая и милосердная смерть, – проворчала я.

Он проследил глазами за светом фонарика. Потом я проверила чувствительность пальцев на руках и ногах, легко провела кончиком ручки по стопам. Все рефлексы сохранились.

– Ну что, я жду оплату, – заявил мой пациент.

Ах да, я обещала ему быструю смерть.

– Так уж вышло: я солгала.

– А имя у тебя есть, лгунья? – Его голосовые связки сильно пострадали от дыма, но вопросы по-прежнему звучали как вкрадчивые требования. Я не ответила. – Хотя ладно, – продолжил он, закрыв глаза и обращаясь словно бы к потолку. – Лучше мое назови.

– Твое что? – процедила я.

– Имя.

Я потрясенно уставилась на него в полной уверенности, что он надо мной издевается, но мой пациент замолк, и меня стали терзать смутные сомнения.

– Назови мое имя, –