Игры. Нерассказанное - Дженнифер Линн Барнс

артрита, который я недавно ему купила, но это была лишь верхушка абсолютно хаотичного и беспорядочного айсберга. В иных обстоятельствах тот факт, что отшельник хранит у себя столько медицинских примочек и инструментов, насторожил бы меня и включил паранойю, но даже сломанные часы дважды в сутки показывают верное время.

Я стала вылавливать из этого хаоса то, что могло мне пригодиться. Марлевые салфетки трех размеров, стерильные. Бинты. Обезболивающие, которые продают без рецепта: парацетамол и ибупрофен. Марля в рулонах. Йодовые салфетки, спиртовые салфетки…

– Физраствор! – Я так удивилась своей находке, что произнесла это вслух. Ну зачем отшельнику пакет физраствора (и не один), да еще с трубками? Я посмотрела на Джексона. – Если еще покопаться, наверное, и катетер с иглой найду?

– Я же сказал: нужно быть готовым ко всему, – проворчал Джексон.

Стоило ли удивляться, учитывая, что его хибара удивительно похожа на бункер?

– А вы вообще умеете со всем этим управляться? – спросила я.

Джексон раздраженно всплеснул руками.

– Если б умел, разве стал бы тебя звать?

Ровно в эту секунду парень на полу шумно вдохнул и простонал.

– А вы дали ему что-нибудь от боли? – спросила я.

– Как-то не до того было: я жизнь ему спасал.

Я схватила пузырек с таблетками, раздумывая, получится ли усадить моего пациента, но рассудила, что этого лучше не делать – из-за ожогов ему станет только больнее, если он приподнимет корпус. Пришлось осторожно подложить ладонь ему под голову и легонько повернуть к себе.

– Сейчас я тебе рот открою, – пояснила я Тоби Хоторну, не зная, слышит ли он меня вообще. Впрочем, я не была уверена, что хочу, чтобы он меня слышал. – И буду класть туда таблетки по одной. – Я покосилась на Джексона. – Дайте воды. – Делать нечего: пока у меня на руках нет морфия, придется перебиваться большими дозами безрецептурных лекарств.

Я положила Тоби на язык первую таблетку. Его дыхание обдало мою ладонь теплом. Я поднесла к его губам стакан воды и налила в рот немного. Закрыла его в надежде, что Тоби сам проглотит лекарство.

Тут он вдруг открыл глаза – зеленые, но такие темные, что нетрудно было представить их черными. Остановил взгляд на мне. Я думала, что он будет стонать, извиваться, кричать, – но Тоби не издал ни звука. Таблетку он проглотил.

Пока я давала ему вторую, все никак не могла отделаться от мысли, что лицо у него совсем не пострадало от огня.

Глава 6

Тоби Хоторн повторно потерял сознание еще до того, как я обработала ему ожоги, состригла волосы на затылке и забинтовала рану и поставила капельницу.

«Нам нужны еще медикаменты», – подумала я. Прямо сказать об этом Джексону я не могла – отчасти потому, что убедила себя, что нет и не может быть никакого «мы». Я сделала, что могла. Не навредила. Чего никак нельзя сказать о моем пациенте.

Керосин.

Я встала и медленно направилась к выходу из хибары, но не успела открыть дверь, как сзади послышался голос Джексона:

– Ты еще вернешься?

– Когда физраствор закончится, возьмите второй пакет, – ответила я, не оборачиваясь. Голос у меня был невозмутимым, но то была лишь иллюзия спокойствия. – Менять бинты лучше почаще, только не протирайте кожу холодной водой. Нужна именно прохладная. Хорошо помогут средства от ожогов – лучше взять крем с ионами серебра, если найдете.

Иными словами: нет, я не вернусь.

Хотя, если говорить честно, в глубине души мне не хотелось уезжать с маяка. Ведь тогда мне уже никто не помешает вернуться в город и узнать, прав ли был Джексон, уплыла ли Кэйли на остров Хоторнов, пропала ли она.

Я не хотела знать правду, но это значило, что в некотором смысле она мне уже известна.

Ведь мы с Кэйли всегда очень тонко чувствовали друг друга.

* * *

У дома моей матери не стояло ни одной машины. Пока я шла по подъездной дорожке вдоль примыкающего проволочного забора, на него бросалась разномастная стая собак. В основном это были питбули, скрещенные с более крупными породами. Последний пес сидел на цепи, обмотанной вокруг столбика крыльца.

Имен у этих собак не было. Их держали не как любимых домашних питомцев. Когда я приблизилась к дому, пес дернулся вперед, натянув до предела цепочку, и предупреждающе зарычал. Не доходя до него нескольких шагов, я опустилась на корточки, чтобы мы с псом оказались на одном уровне, и пристально посмотрела ему в глаза.

– Ты меня знаешь, – уверенно произнесла я, хоть и не знала, так ли это на самом деле.

Пес мгновенно успокоился. Я всегда хорошо ладила с животными, а сегодня мне даже не пришлось прятать страх – как и прочие чувства. Словно в оцепенении, я пересекла крыльцо и взялась за ручку входной двери.

Не заперто. Как и всегда.

Отца я нашла на кухне. Во всем доме царила тишина. Отец стоял у плиты, хотя на ней ничего не было.

– Она так и сказала: что ты придешь, когда узнаешь, – не оборачиваясь ко мне, произнес он.

Голос у отца был ниже, чем у матери, и в то же время мягче. Из моей памяти еще не стерлись те удивительные дни, когда он пел, а она танцевала, пусть это и было в далеком детстве. Семейный бизнес недаром так зовется. Семья остается превыше всего иного.

Я не стала спрашивать, куда делась мать со своим войском. Я только перевела дыхание и спросила:

– Что узнаю?

Пусть сам мне все скажет. Пусть это окажется неправдой.

Отец повернулся ко мне.

– Ты знала, что твоя сестра сдружилась с этими мальчишками, – с укором процедил он и неожиданно влепил мне пощечину. Я не видела, как он замахивается, и лишь по счастливой случайности устояла на ногах. – А что задумали эти богатенькие ублюдки, ты тоже знала, а, Анна?

Отец в жизни меня не бил. Когда-то он был главным добытчиком в нашей семье, но потом мать отвоевала всю власть себе, а ему ясно дала понять, что от его мозгов будет куда больше прока. Отец знал слишком много, чтобы пускать его на линию огня, поэтому присутствовал дома гораздо чаще – и излучал больше спокойствия.

Я схватилась за щеку. Удивительно, но внутри не было ни капли злости или обиды. Я даже обрадовалась, что он вот так на меня сорвался. Это значило, что ему не наплевать. Что он переживает за Кэйли.

– Ничего я не знала, – непослушным голосом возразила я.

Тут отец вдруг притянул меня к себе и обнял –