Пропасть - Роберт Харрис

а Энтони ужасно не любил проигрывать, особенно Венеции.

– Мы договаривались до трех побед, – ответила она.

Венеция забросила молоток на плечо и пошла к террасе, где сидели другие члены семьи. Остальные игроки двинулись за ней. Это была тихая передышка между днем и вечером. Няни уложили детей спать. Горничные помыли чайные приборы. Теплый ветерок доносил на лужайку из кухни ароматы обеда. Таков уж был распорядок в Пенросе: еда, за ней опять еда, а следом опять еда, и так по кругу. Когда они приблизились к дому, из гостиной через застекленную дверь вышел дворецкий Джонс и подал отцу серебряный поднос. Лорд Шеффилд взглянул на него поверх очков и воскликнул:

– Телеграммы!

Венеция быстро поднялась по ступенькам:

– Для меня ничего нет?

– Не сегодня, – ответил отец и начал раздавать конверты. – Энтони, это тебе, это Эрику, а это Биллу.

– Боже правый! – рассмеялась мать, как делала всегда, когда волновалась. – Как забавно! Похоже на игру в буриме.

Офицеры показали друг другу телеграммы: все отпуска отменяются, немедленно явиться в места дислокации и доложить командирам, а их жены вразнобой роптали: «как ужасно», «какая досада», «что за нелепость», словно главной проблемой был испорченный отдых.

Эрик, старший по званию, заявил:

– Ну что ж, если говорить обо мне, то я даже доволен. Думаю, пришло время для страны занять твердую позицию. Ничто так не помогает понять истинные ценности, как война.

– Слушайте, слушайте, – сказал Билл.

– Но вы ведь можете остаться на обед? – спросила леди Шеффилд. – Пара часов ничего не изменит.

– Война! – внезапно произнес отец Венеции. – Полная нелепость! – Она взглянула на него: отец сидел в шезлонге и качал головой. – Ты оказалась права, Венеция. Нас в нее втягивают.

Она не ожидала письма следующим утром. Думала, он слишком занят, чтобы писать ей. Но Эдит принесла письмо в обычное время. Было слышно, как зятья внизу готовятся к отъезду.

– Спасибо, Эдит. Скажи всем, что я сейчас спущусь.

Она подождала, пока не закроется дверь, а потом вскрыла конверт. Основная часть письма была написана во время ланча.

Не могу передать словами, как меня тронула эта маленькая веточка белого вереска и то, что ты о ней написала… Я, как и ты, считаю часы до субботы… У нас было долгое заседание… Главное решение, к которому мы пришли, – разослать сегодня же «предупреждающие телеграммы», как это называется на официальном языке… Прямо сейчас я собираюсь в Военное министерство, чтобы убедиться, что эти «предупреждения» вступили в силу…

Вторая часть была короче:

6 часов вечера. Только что закончился военный совет, посвященный исключительно планам действий в период «принятия мер предосторожности». Это довольно интересно, поскольку позволяет понять, какими будут первые шаги к настоящей войне. Ты будешь завтра думать обо мне, милая? А я буду хранить твой белый вереск у самого сердца. Почту вот-вот отправят… хотя мне еще много нужно тебе сказать. С неизменной любовью.

Она засунула письмо в карман юбки. Первые шаги к настоящей войне… Это звучало зловеще. Однако было ясно, что он все еще намерен приехать в Пенрос на уик-энд. Неужели это возможно?

Она спустилась вниз. В холле слуги перетаскивали вещи отъезжающих хозяев в машину.

– А где же все?

– В гостиной, мисс.

Настроение за обедом было на удивление бодрым, даже воодушевленным, как будто офицеры отправлялись навстречу захватывающему приключению. Но теперь, когда они переоделись в форму, все ощутили реальность предстоящей войны, и атмосфера в гостиной стала более сдержанной. Венеция поцеловала каждого из них на прощание: сначала Эрика, нравившегося ей больше других, потом Билла, уверенного, что кризис скоро сойдет на нет, и последним – Энтони, который, целуя, положил ей руку на талию и прошептал в ухо:

– А если меня убьют и мы с тобой так и не переспим?

Она шагнула назад и оглянулась на Сильвию, но та смотрела в другую сторону и, похоже, ничего не заметила.

– Тони, не будь таким мелодраматичным. Вероятно, через неделю ты вернешься назад. Это всего лишь предупреждающие телеграммы.

– Откуда ты знаешь про предупреждающие телеграммы?

Он служил в Военном министерстве. Венеция устроила его туда по знакомству, когда премьер-министр занял пост военного министра. А теперь пожалела об этом.

– Должно быть, прочитала в газетах.

– В газетах о них не писали, это секретные сведения, – сказал он с неприятной усмешкой, словно радуясь, что поймал ее на вранье. – Но он, разумеется, рассказывает тебе обо всем. Это каждому известно.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ему же за шестьдесят. Чертовски интересно, что ты в нем нашла… кроме совершенно очевидного?

– Пойди лучше попрощайся с женой.

Венеция отошла от него. У нее дрожали руки. Немалых трудов стоило ей сдержаться, выдавить из себя фальшивую улыбку и вытерпеть еще несколько минут, тщательно избегая встречаться с Энтони взглядом, направляясь вслед за всеми из гостиной в холл, а потом стоя на крыльце вместе с сестрами и родителями и махая рукой троим мужчинам, пока автомобиль медленно проехал по длинной дорожке, огибавшей оленью изгородь, затем повернул направо, к дороге на Холихед, и окончательно исчез из виду.

Димер отпустил себе запас времени на то, чтобы отыскать Уотергейт-Хаус. Это оказалось массивное здание из ярко-красного кирпича и бледно-серой каменной кладки, спрятавшееся в самом конце узкой улочки, идущей от Стрэнда в сторону садов на набережной Виктории, но упиравшейся в тупик.

Минут десять он простоял напротив садовой ограды, якобы читая газету, а на самом деле приглядываясь к людям, спешащим на службу. В основном это были обычные клерки, и он подумал, что они могли оказаться страховыми агентами или, допустим, бухгалтерами, но потом заметил двоих пожилых мужчин с выправкой отставных военных, идущих быстрым шагом с портфелями в руках.

Ровно без пяти девять Димер выбросил газету в мусорный бак и направился через дорогу к Уотергейт-Хаусу. Холодный, безликий вестибюль из мрамора и стали вел к лестнице. Первый и второй этажи здания выглядели вполне обычно. Через приоткрытые двери он разглядел внутри телефоны и пишущие машинки, в коридорах о чем-то разговаривали служащие. На третьем этаже было тихо. Он постоял, прислушиваясь, а затем осторожно подергал ближайшую дверь. Заперто. Дверной глазок. Таблички с номером нет. Он прошелся до безлюдной лестничной площадки, проверяя по пути каждую дверь, обернулся и увидел женщину, наблюдавшую за ним.

– Доброе утро, – направился к ней Димер. – Мне нужно видеть капитана Холт-Уилсона.

Высокая и широкая в кости женщина средних лет была одета в коричневый шерстяной костюм. Когда он подошел ближе, она уперла руки в бока и встала перед