Личное дело господина Мурао - Даша Завьялова

Дома я быстро поприветствовала тетю, перехватила несколько сухофруктов с чаем и начала переодеваться в европейское платье.

– Вы опять уходите? – спросила тетя Кеико.

– Да. А тебе нужно помочь с чем-то?

– Нет, просто хочу знать, где ты.

Я вспомнила, что Яэ уехала в Мукомати и с тех пор не выходила на связь. Скорее всего, с ней что-то случилось, и если бы ее родные знали, где ее искать, то поехали бы за ней сразу. Поэтому я сказала:

– Да, мы с Кадзуро едем в Мукомати. Вернемся самое позднее к семи или восьми часам.

Я вывела велосипед на улицу, где меня уже ждал Кадзуро, и мы отправились в Мукомати.

В Киото всегда можно было найти объезд по тихим улочкам, проехать по городу достаточно быстро, чтобы не заскучать, но достаточно медленно, чтобы насладиться видами гор, лесов, облаков, деревень… Поэтому мы с Кадзуро часто выбирались на прогулки в пригород – вот только на озере Бива мы больше не были после той бомбардировки: тот день все еще снился мне, хотя война закончилась целых семь лет назад. Но в последние дни меня все чаще посещало желание поехать туда – убедиться, что там больше нет ничего страшного.

Мы уезжали от дождя, и на юге города еще стояла хорошая погода.

Дочь Наоко… Что же с ней все-таки случилось? И как бы раздобыть фото обеих – и матери, и дочери? Вот что: я ведь знаю сэнто, где работала Наоко! Хотя прошло уже больше десяти лет с тех пор, как она уехала из Киото, там ведь еще могут работать люди, которые ее знали. И которые, может быть, скажут, куда она уехала – ну а там будет проще, ведь девочка наверняка где-то училась…

Я вернулась мыслями ко вчерашнему разговору с женщинами.

– Кадзуро, почему ты единственный ребенок в семье?

– Я задавал этот вопрос. Мама была совсем молода, когда я родился, родители только поженились. Возможно, у них были бы еще дети, если бы не осознание того, что Япония вступает в череду войн и впереди ждут тяжелые времена, – ответил Кадзуро.

– Но мне вчера рассказывали, что правительство, готовясь к войнам, как раз поощряло рождение большего количества детей.

– Да, и это разумно. Но это не означает, что каждая семья должна следовать таким указаниям, если это не совпадает с их личными планами.

– Ну а если большинство семей считают, что лишние рты не вписываются в их планы, все равно ли нужно следовать предписаниям правительства? – не унималась я.

– Если каждая семья будет поступать по-своему, государство придет в упадок. Точно так же, как если каждый солдат будет сам принимать решение, погибнет весь взвод. Или если каждый рабочий станет вытачивать детали так, как ему вздумается, в соседнем цехе не смогут собрать ни один станок. Если все начнут принимать решения вместо того, чтобы слушаться, будет плохо всем, понимаешь?

– Значит, те, кто поступал по-своему, вопреки предписаниям о рождении большого количества детей, были все-таки неправы?

– Можно поступать так, как тебе нужно, если публично поддерживаешь общую линию. Моя мама из многодетной семьи, и она всегда рассказывала об этом с гордостью, а во время и после войны они с родителями поддерживали приюты. Когда их спрашивали, почему у них самих только один ребенок, они говорили, что при моем рождении возникли проблемы, и больше детей в семье не будет. Хотя это неправда. Просто у родителей были деньги и связи, чтобы делать операции безопасно и тайно.

– И если бы они открыто говорили, что каждая семья должна сама решать, сколько детей иметь, а не подчиняться государству, ты бы их осуждал?

– Ты не понимаешь, – рассердился Кадзуро. – Чем больше людей хотя бы делают вид, что соблюдают законы, тем больше они соблюдаются на самом деле! На этом держится порядок в государстве. Плохие решения правительства не так губительны, как несоблюдение гражданами хороших решений.

Я хотела спросить, неужели Кадзуро сам верит в это все, но тут мы подъехали к повороту, и он притормозил.

– Погоди-ка. Вон там железная дорога, правильно? Значит, нам туда. И станция какая-то там есть.

Мы свернули по дороге под уклон. Действительно, почти на пересечении ручья и железной дороги приютилось маленькое деревянное здание. Подъехав ближе, мы увидели табличку «Станция Мукомати».

– Как-то пусто здесь, – сказала я. Вдалеке виднелись какие-то строения, видимо, деревня, но поблизости не было никакого рекана, в который мог бы сразу отправиться тот, кто прибыл на эту станцию.

Кадзуро оставил велосипед и зашел внутрь здания, чтобы спросить о рекане – и там действительно его отправили в деревню.

– Что ты так долго? – спросила я, когда мы отправились дальше, к жилым домам.

– Узнавал, не может ли хозяйка того рекана в Киото оказаться Наоко. Нет, не может. Я успел позвонить Хидэо, пока ты там на станции ждала Мурао, и попросить его узнать о ней. Сейчас перезвонил ему. Хидэо говорит, что лично ее не знает, но какая-то официантка из «Эрики» работала с ней вместе давным-давно, лет десять назад, когда ей было двадцать четыре или двадцать пять. Приехала она вроде из Кумамото, уже с мужем и пятилетним сыном. То есть родила она его в девятнадцать или двадцать, а Наоко в то же время работала в сэнто, и кроме той девочки, детей не рожала. Это могут засвидетельствовать все женщины, что ходили в сэнто, то есть половина района.

Полезный человек этот Хидэо! А я ведь его подозревала с этой рукописью…

– А про Яэ ты ничего не спросил?

– Спросил на всякий случай, но сотрудник сказал, что ни вчера, ни позавчера не работал. Но сегодня, говорит, никакая незнакомая девушка вроде бы не уезжала: только несколько жителей деревни, которые всегда ездят.

– Да уж. Медвежий угол, хотя вроде бы недалеко от Киото. Незнакомого человека сразу бы запомнили…

– Вон там, смотри, – вдруг сказал Кадзуро, указав на здание недалеко от станции. – То, что нужно?

– Да, похоже.

Рекан был еще старее, чем тот, что стоял напротив дома Мурао, и гораздо беднее. Но я подумала, что, если его сохранят, через несколько лет он начнет приносить все больше и больше денег: Киото разрастется, и туристический спрос на такие места будет огромен. Все вернется на свои места, война забудется, сюда будут приезжать люди и радоваться тому, что сохранились такие старые дома. Может, будут приезжать и те, кто бомбил страну, но пощадил красоту Киото…

Мы оставили велосипеды во дворе и зашли внутрь.

– Здравствуйте, – сказала женщина за стойкой. – Моя фамилия Итикава, Итикава Каоми.