Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов

— Когда это случилось?

— Вчера, около двух часов дня. Они говорят, что вечером звонили вам, но телефон не отвечал. Должно быть, мы уже были в полиции…

— Да… видимо… — Он потер лицо, стараясь собраться с мыслями. — Я хотел бы с ней проститься…

— Увы, это невозможно. Тела немедленно кремируют, чтобы помешать распространению эпидемии.

Он отвернулся к окну, зажмурился и закусил губы, чтобы она не видела его невольных слез. Ее сожгли, Кит! Просто сунули в печь и сожгли! Господи!..

— Это распоряжение правительства, ни один госпиталь не имеет права его нарушить, — мадам Гейнсбур говорила так, словно чувствовала себя виноватой. — Когда карантин закончится, вы сможете получить ее вещи… Мне правда очень жаль, месье.

Он молча кивнул, все еще не в силах говорить. Она тронулась. Норов, погруженный в себя, рассеянно смотрел куда-то перед собой. Постепенно его лицо разгладилось, стало спокойным и отрешенным. Мадам Гейнсбур бросала на него озабоченные взгляды, которые он не замечал. Дважды она уточняла путь к его дому, он встряхивался, соображал, отвечал и вновь проваливался в себя.

На площадке перед его домом она остановилась. Он продолжал сидеть неподвижно, с тем же отрешенным, как у изваяния, лицом.

— Мы приехали, месье, — сообщила она.

Он встрепенулся.

— Простите… задумался. Спасибо. Спасибо за все. Забыл спросить о главном. Сколько я вам должен?

— Две с половиной тысячи, месье. Вот договор, — она обернулась, вытянув руку, достала с заднего сиденья одну из папок, вынула из нее бумаги, затем порылась в своей сумке и извлекла ручку. — Проверьте, пишет? С утра писала. Вам нужно подписать здесь и здесь.

Он подписал, не глядя; она сунула листы в прозрачный файл и протянула ему.

— Это ваш экземпляр. А это — мне.

— Здесь указан номер вашего счета?

— Да, вот тут, видите?

— Вы позволите заплатить вам больше?

— В этом нет необходимости…

— Конечно, есть… — он вдруг замолчал, потеряв мысль и не закончив фразы.

Она подождала с минуту.

— Если я могу вам чем-то помочь….

— Вы уже помогли. Вы очень отзывчивы… необычно для человека вашей профессии… Еще раз примите мою благодарность.

***

В дом он вошел с кухни и остановился, оглядываясь. Здесь все было в том же виде, как оставили полицейские после обыска; верхний ящик стола, в котором лежали ложки и вилки, был еще выдвинут. Ящик был на магнитах и задвигался автоматически, но жандармы вытащили его слишком далеко.

Он почувствовал мгновенное облегчение от того, что он наконец-то один. Однако боль нарастала, мешала дышать. Следовало поскорее все это закончить. Ствол! Черт, он остался в гараже Реми! Мать вашу!.. И что теперь, Кит? Ехать за ним к Реми? Вновь встречаться с ним и Шанталь? Нет уж, хватит с меня французской патетики! Обойдемся домашними средствами.

Он окинул взглядом кухню, подняв голову, на мгновенье задержался на массивной коричневой балке потолка. Какой все-таки идиотизм! Столько лет хранить под рукой ствол, чтобы в конце концов повиснуть как последний дурак, с высунутым языком! Нет, не подходит. Он видел повешенных — отвратительное зрелище.

Какая тебе разница, как ты будешь выглядеть после смерти, Кит? Дело не во мне, а в окружающих. Думай сначала о других, потом о себе, так учила мать. Он подошел к плите, на которой стояла подставка для кухонных ножей, и перебрал их один за другим. Все они были острыми, как бритва. Он любил острые ножи, купил самую дорогую точилку и сам регулярно правил их, не доверяя это занятие Лиз. Вскрыть вены, конечно, не намного лучше, но все-таки…

Он вдруг вспомнил Гаврюшкина, который, сидя на опушке леса со зверским видом точил нож о камень, а Даниэль висел вверх ногами и таращился на него в ужасе. Он невольно улыбнулся. Сейчас уже это казалось забавным, но тогда — нет. Жаль Лиз. И Жана-Франсуа, и Клотильду… И Мелиссу, и Эрика… И Реми, и Шанталь… — всех их жаль!.. Какая, в сущности, мелкая дрянь — люди, планктон, болотная слизь… а вот, поди ж ты, жаль их!.. Так жаль…

Он выпил кофе, поднялся в спальню, принял душ, побрился, переоделся в свежее и побрызгал себя парфюмом. Перед смертью следует надеть все чистое — старинный русский обычай, нельзя нарушать его, Кит. Не буду.

Сначала нужно закончить с делами, Кит. Конечно. Редкий день, когда мы с тобой в аккорде. Спустившись в кабинет, он сел к компьютеру и перевел мадам Гейнсбур 7 тысяч. Это получилось у него не сразу, он не мог сосредоточиться, но, в конце концов, справился. Стараясь не терять концентрации, он написал несколько слов благодарности на ее почту.

Оставалась еще Катя. На кухне он откупорил бутылку красного вина, налил немного в бокал, пригубил, вышел наружу и поднялся в гору, набирая по дороге номер сестры. Катя ответила сразу.

— Привет, ты дома?

— Издеваешься? На работе, конечно!

— Я думал, суббота — выходной…

— Какие сейчас выходные! Я домой прихожу только ночевать, да и то не всегда.

— Сочувствую. Мужу, наверное, не нравится?

— У него на работе ситуация не лучше.

— Запиши, пожалуйста, фамилию…

— Минутку, возьму ручку… Пишу.

— Лукашова Елена Викторовна. Это нотариус в Петербурге. У меня нет под рукой ее телефона, но ты его найдешь в любом справочнике, у нее офис на Малой Конюшенной. Позвони ей дня через два-три. Назови мою фамилию.

— Зачем?

— Я затеял одну небольшую сделку, но не успел завершить до отъезда. А теперь из-за этой пандемии, мне придется здесь проторчать неизвестно сколько. Возможно, от тебя потребуется подписать кое-какие бумаги.

Лукашова была нотариусом, у которой хранилось его завещание. Оно было простым: квартиру в Петербурге он оставлял Ваньке, по миллиону рублей — матери и Пашеньке, все остальное, что оставалось на счетах на момент смерти, — Кате.

— Надо будет лететь в Питер?

— Необязательно. Она пришлет их тебе по почте.

— Что за бумаги, Паш?

— Катюш, какая тебе разница?

— Действительно, никакой. Пусть присылает, я подпишу. Как, кстати, Анна?

Он закусил губы на секунду.

— Алло, Паш? Слышишь меня?

— Да. Спасибо, ей лучше.

— Правда? Как я рада! Когда ее обещают выписать?

— Еще не знаю. Увижу сегодня, спрошу.

— Тебя к ней пустят? — изумилась Катя. — Разве во Франции пускают к больным ковидом? У нас это совершенно исключено!

— Я договорюсь,… — произнес он и сменил тему. — Я могу застрять тут надолго. Немного беспокоюсь за маму. Присмотри там за ней, ладно?

— Ну о чем ты говоришь! Конечно! Все-таки это и моя мама тоже.

— Да, и еще,… — он замялся. — Ты прости меня, пожалуйста, за тот случай…

— Какой, Паш?

— Ну, тогда в школе…