Необратимость - Владимир Николаевич Моргунов

не приходила в голову мысль, что очередь не выстроилась бы, если бы никто из этих опозоренных женщин не связывался с Ермаковым? — я постаралась, чтобы мой вопрос прозвучал если не невинно, то, по крайней мере, нейтрально.

Но Шестакову он разозлил еще больше.

— Вы намекаете на то, что я шлюха? От меня ушел муж, за моей спиной шушукаются, мне, возможно, придется уйти с этой работы — не слишком ли большое наказание за мимолетную глупость?

— Успокойтесь, ни на что я не намекаю. Скажите, пожалуйста, куда именно ваш муж ездил в командировку и какое документальное подтверждение этому я смогу получить.

* * *

— Евгений Павлович, у меня в связи с последней информацией версия о возможном убийце появилась, — Аверина смущалась, но смущение свое пыталась скрыть.

— Излагай, Ксюша. Да ты садись, в ногах правды нет.

— Хоть нет ее и выше.

До Рындина смысл остроты дошел, когда Аверина уже села на стул.

— Это верно, выше ног ее уж точно нет. Так что за версия?

— Ермаков не делал тайны из своих сексуальных похождений. Не думаю, что его жена об этом не знала.

— Тут ты права. Наверняка знала. И, похоже, ее не слишком опечалила смерть мужа.

Рындин вспомнил поведение Галины Ермаковой во время своего визита к ней.

— Я собрала небольшое досье на Галину Дмитриевну Ермакову, в девичестве Коновалову, — Аверина стала читать с листка распечатки. — Одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения. Отец военнослужащий, мать преподавательница лицея. Замуж за Ермакова вышла в девяносто восьмом. Имеет сына семнадцати лет, который сейчас является студентом, учится в другом городе…

— Погоди, дай угадаю. Ермаков служил под началом отца Коноваловой?

— Верно. Полковник Коновалов был заместителем по тылу командира той воинской части, в которой служил Ермаков.

— Он сделал карьеру под началом тестя?

— Похоже на то. Так вот, Кряжев проверил телефонные звонки Ермаковой…

— Впереди паровоза бежите, — Рындин покачал головой. — У начальника не спросив, лба не перекрестив.

— Ладно, про телефонные звонки я ничего не говорила.

— Ох, Ксюша!.. А я ничего не слышал, да? Ладно, есть там что-то интересное?

— Есть. Эсэмэс сообщение Ермаковой. «С ним пора кончать».

— Вызывай Ермакову повесткой и допроси ее.

— Уже вызвала, — Аверина безмятежно улыбнулась. — Без повестки, просто пригласила побеседовать.

— И она согласилась?

— Я ей прозрачно намекнула, что это в ее же интересах.

Галина Ермакова появилась точно в назначенное время.

Евгений Павлович был прав, оценивая состояние Ермаковой — на безутешную вдову она ну ни капельки не похожа.

Я не стала ходить вокруг да около.

— Галина Дмитриевна, а ведь вы не слишком опечалены гибелью своего мужа.

— Совсем не опечалена, — она посмотрела на меня с вызовом. — Наш брак трещал по швам, я собиралась подавать заявление на развод.

— Ермаков знал об этом?

— Конечно, знал.

— И каким было его отношение к разводу?

— Он угрожал оставить меня без ничего. Но меня это нисколько не пугало. У меня все же кое-что осталось бы за душой.

— Например?

— Например, четырехкомнатная квартира моих родителей в центре города. Когда-то Ермаков пришел в эту квартиру, как принято выражаться, в приймы. Лейтенантик с переразвитыми хватательными инстинктами. Я в который уж раз убеждаюсь в истинности высказывания: дай человеку немного поголодать в детстве, и позже для него не будет существовать вещей, через которые он не сможет переступить.

— Он сделал служебную карьеру благодаря вашему отцу?

— Конечно. Ермаков начал воровать с первых дней службы. Отец не то чтобы покрывал его, но, скажем так, закрывал глаза. Ермаков же для семьи ведь старался — во всяком случае, он сам так объяснял. Но в первую очередь он для себя, любимого, старался.

— В чем же это выражалось?

— В дорогих костюмах, дорогих одеколонах, дорогих сигаретах, дорогих любовницах.

— Любовницах? Ермаков давно вам изменял?

— Уже в первые годы после нашей свадьбы. Он, правда, осторожничал какое-то время, а когда отца в две тысячи третьем отправили на пенсию, Ермаков уже не считал нужным слишком скрывать свои измены.

— Не понимаю. Как же вы жили с ним эти годы?

— Как и все живут. Он хорошо зарабатывал. Семь лет назад уволился из армии, ушел в бизнес. Три года назад построил большой дом. К тому же я в последние два года живу с другим человеком, — Ермакова опять посмотрела на меня. И во взгляде ее читалось: «Ну, вот такая я. Есть в чем упрекнуть меня?»

— Вы живете с Александром Баганцом?

— Ни минуты не сомневалась в том, что вы уже успели это узнать.

— Эсэмэс сообщение Баганцу «с ним пора кончать» вы как объясните?

— Ах, даже так? Надеюсь, у вас имеется разрешение на прослушивание — или как там у вас называется — моего телефона?

— Есть, — соврала я, будучи почти уверенной в том, что Ермакова не потребует тотчас же показать это разрешение.

Вообще я Ермакову жалею. Прожить с таким мерзавцем целых восемнадцать лет — она или мазохистка, или?.. Нет, на мазохистку не похожа. Преподавательница лицея — пошла по стопам матери — не могла противостоять хваткому дельцу, своему мужу. А красиво жить хотелось. Сына выучить хотелось.

— Галина Дмитриевна, я не ошибусь, если предположу, что «с ним пора кончать» относится к вашему мужу?

— Не ошибетесь, — опять взгляд в упор. — Но ведь не думаете же вы, что я просила Сашу убить Ермакова?

— А что мне еще думать? Сообщение написано утром одиннадцатого сентября, а вечером Ермакова убили.

— А днем я сказала Ермакову, что ухожу от него.

Или она не врет, или слишком хорошо владеет собой.

* * *

— Вот, — Кряжев поставил ноутбук на стол перед Рындиным. — Видите, они сворачивают за угол.

Две серо-белесоватые размытые фигурки на мониторе — особенность ночной видеосъемки и ее воспроизведения — скрываются за углом.

— Обратите внимание на время — час сорок семь, — Кряжев остановил воспроизведение. — А теперь ждем. Оп! Час пятьдесят! Возвращается только один.

Фигурка на видео суетливо дергается.

— Укрупнить можешь?

— О чем речь? Вот он, красавец.

— Не очень-то хорошо лицо его видно, — засомневался Рындин.

— Беда небольшая, — заверил Кряжев. — Чуть обработаю изображение, и портрет получится не хуже обычной фотографии.

— Давай, действуй…

* * *

Уже первый из опрошенных коллег Ермакова поведал Грачеву нечто интересное.

Не просто интересное — у Грачева кончики пальцев рук похолодели. Выброс адреналина, как перед направленным в лоб стволом пистолета.

Перфильев, рыхлый мужчина с плутоватым выражением лица рассказывал:

— Недели две назад… Нет, скорее, недели три назад Ермаков в столицу мотался. Возвращается — бланш на половину морды. Всем говорит — упал, дескать. Ну, все ухмыляются — на