Искатель, 1999 №1 - Василий Головачёв

Пертуии согласился жениться, и с внутренним изумлением наблюдал, как эта информация, то есть фактически, что Картер будет лишен своей порции холодного цыпленка и шампанского, расстроила еще больше, чем известие о смерти Чарли Хаттона. Нельзя сказать, что свадебный гость бил себя в грудь, но определенно выглядел убитым.

— Сколько денег потрачено напрасно, — вздохнул он. — Я это знаю, потому что сам планировал собственную свадьбу. Вот уж, правда, бедный Джек. До меня просто не доходит. Чарли Хаттон мертв! Он всегда был полон жизни, если понимаете, что я имею в виду.

— И по-видимому, его многие любили.

— Чарли? — У Джорджа Картера взлетели вверх брови. — М-да, не надо плохо говорить о покойном.

— Вам, мистер Картер, лучше говорить правду, — вмешался Верден. — И не имеет значения плохая она или хорошая. Мы хотим все знать о вчерашней компании. И подробно, пожалуйста. Можете начинать.

Так же, как и Джек Пертуии, и в то же время совершенно не похоже, Картер снял пиджак и ослабил галстук.

— Ладно. — Картер окинул их недоверчивым взглядом и саркастически заметил: — Остановите меня, когда вам надоест. Чарли пришел в «Дракон» в половине девятого или, может быть, в четверть десятого. Мы все, конечно, пили пиво, Чарли показал нам, какие мы ничтожества, взял для всех виски и заплатил за них. Пустить пыль в глаза — в этом весь Чарли Хаттон. Я что-то сказал, и он разнес меня в пух и прах. Вы хотите услышать такого рода историю?

— Именно такого рода, мистер Картер.

— По-моему, это ничего не значит, когда бедняга уже мертвый. Потом кто-то начал рассказывать анекдот, и он, как бы это сказать, ну ладно, унизил его, если вы понимаете, что я имею в виду. Он высмеял мое пиво, потому что я сказал о деньгах, которыми он вечно сорит ради хвастовства, тогда он сделал грязный намек… Ну, это не имеет значения. Это было личное. Потом Чарли достал и нашего председателя, и тот ушел с двумя другими. Джоф ушел раньше. Остались, я, Чарли и Морис и Джек, и мы ушли, когда бар закрылся. Вот и все подробности.

— Вы уверены?

— Я же говорил, что там не было ничего особенного. Больше ничего не могу вспомнить… Ой, подождите минутку. Морис сказал, это было, когда остальные ушли. Так вот, Морис сказал: «Ты часто в последнее время видишь Макклоя, Чарли?» По-моему, я правильно запомнил его слова. Я знаю, что имя было Макклой, но оно для меня ничего не значило. Джеку это не понравилось, и он немного рассердился на Мориса. А Чарли, по-моему, выглядел вроде как кислым. Боже, это было все так… ну просто пустяки. Но Чарли всегда взвивается. Я ждал, что он взорвется. Не знаю почему, но он не разозлился. Он только сделал намек, мол, Морису надо спокойно спать в своей постели. Потому что, мол, именно в это время он работает. У Мориса много детей… Ну вы сами понимаете, что это значит.

— Не совсем, — возразил Уэксфорд. — Келлем предположил, что Хаттон не может спокойно спать в своей постели?

— Правильно. Я немного забыл. Хотел бы я вспомнить его слова. Что-то в таком роде «Я не имею дела с Макклоем. Мне нравится спокойно спать в своей постели».

Очень интересно, подумал Уэксфорд. Будучи далеко не популярным Хаттон очевидно имел уйму врагов. Он провел в «Драконе» меньше часа и за это время успел подколоть по меньшей мере четырех человек.

— Вы упомянули, что Хаттон обычно сорил деньгами, — сказал детектив. — Какими деньгами?

— У него всегда были пачки денег, — ответил Картер. — Я знаю его три года, и он вечно хвалился деньгами. Но в последнее время у него их стало больше. В тот вечер он четыре раза брал двойную порцию виски для всех, и в его пачке денег вовсе не убавилось.

— А сколько было в пачке, мистер Картер?

— Знаете, я не считал, — резко бросил Картер и высморкался в чистый белый свадебный платок. — Он получил конверт с зарплатой, но даже не прикоснулся к нему. Потому что у него была пачка с банкнотами. Говорю вам, я не считал. Как я мог?

— Двадцать фунтов, тридцать, больше?

— Он заплатил за первую выпивку пятифунтовой купюрой, а потом за третью опять пятифунтовой. И у него еще две пятифунтовых оставались. А там была еще пачка по одному фунту. — Он показал двумя пальцами толщину пачки в четверть дюйма. — По-моему, он имел помимо зарплаты еще сто фунтов стерлингов.

К полудню Уэксфорд и Верден побеседовали со всеми членами Дартс-клуба, присутствовавшими на прощальной холостяцкой пирушке Джека Пертуии. Кроме Мориса Келлема. Но никто из них не сказал ничего нового, а только подтвердил, что Хаттон был агрессивным, тщеславным и злобным парнем и имел при себе уйму денег.

Возвращаясь в участок, они проехали мимо приходской церкви, где на ступеньках фотографировалась невеста и ее подружки. Жених отошел в сторону от толпы, и Уэксфорда охватило странное сентиментальное чувство, потому что это был не Джек Пертуии. Вскоре он взял себя в руки, и, когда они вошли под бетонный козырек участка и поднимались по ступеням, сказал:

— Если бы мы, Майк, были полицейскими из детективного романа, то теперь бы уже точно знали, что Хаттона убили для того, чтобы помешать Пертуии сегодня жениться.

— Я бы решил, что легче убить Пертуии, — хмуро улыбнулся Верден.

— Ах, но это уже ваше авторское дополнение. Но мы не в романе, и жених не убит. Есть вероятность, что Хаттона убили из-за денег, которые он имел при себе. Когда я его нашел, в бумажнике ничего не было.

Они вошли в вестибюль полицейского участка. За длинной, черной, пустой конторкой сержант Кэмб, коротал время, обмахиваясь газетой. Пот градом катился у него со лба. Уэксфорд направился к лестнице.

— Почему бы не воспользоваться лифтом, сэр? — спросил Верден.

— Он не работает. — Тень нервозности мелькнула на лице Уэксфорда.

— Тут вы не правы. Он включен нынче утром. Попробуем?

— Мне только хотелось бы знать, чем плоха лестница? — взорвался Уэксфорд. — Совершенно позорно тратить деньги налогоплательщиков на такую ерунду. — Он закусил нижнюю губу. — И кроме того, Крокер говорит, что подниматься по лестнице для меня с моим давлением лучшее упражнение.

— Как хотите, — согласился Верден, пытаясь скрыть улыбку.

Запыхавшись, оба наконец добрались до четвертого этажа. Хрупкий желтый стул, стоявший перед письменным столом розового дерева, болезненно заскрипел под тяжестью Уэксфорда.

— Итак, сэр, — сказал он, — можем ли мы пересмотреть все, что узнали о Чарли Хаттоне?

— Тридцать лет, родился и вырос в Кингсмаркхэме. Два года