Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Так вот, я никогда не вникал в подробности того, как были обнаружены эти улики, и у меня не было возможности тщательно изучить криминалистическую часть. В период одиннадцатого сентября я просто собирал факты о своей клиентке и деле против нее. Но я тогда сказал Виктории, что дело окружного прокурора основательное и ей следует готовиться к аресту. Я планировал организовать мощную защиту, но знал, что будет проще, если моя клиентка не будет в тюрьме, пока я буду это делать.

– Сколько денег ей было нужно?

– В общей сложности она искала миллион долларов для залога и еще сто тысяч на оплату моего гонорара.

Эйвери оставила несколько заметок в блокноте, который лежал у нее на коленях.

– У нее было столько?

– Денег? Она собиралась попросить у друзей и семьи. У нее самой не было такой суммы.

Эйвери добавила еще заметок.

– Значит, вещественные доказательства, на первый взгляд, были убийственными. А что насчет косвенных доказательств? Какой мотив обвинение предложило насчет того, почему Виктория убила своего любовника?

– Они тоже были сильными, – сказал Манчестер. – Расследование показало, что Тесса Янг была беременна. Недавно, около месяца или двух к моменту убийства ее мужа. Истребованные медицинские записи также показали, что несколькими месяцами ранее Виктория Форд сделала аборт.

Эйвери подняла глаза от своих записей:

– Это был ребенок Кэмерона Янга?

– Да. Я разговаривал об этом с Викторией, и она подтвердила.

– То есть версия была, что она убила Кэмерона Янга потому, что он не захотел ребенка от нее, но сделал ребенка своей жене?

– Частично да. Ревность была большой частью косвенных доказательств обвинения. Кэмерон Янг обещал любовнице, что бросит жену, но так и не сделал этого. А затем сделал жене ребенка. Но есть еще один довод. Те же истребованные медицинские записи показали, что во время аборта у Виктории были осложнения, из-за которых она не могла иметь детей в будущем.

– Боже, – сказала Эйвери. – Серьезный аргумент для любых присяжных.

– Как я сказал, косвенные доказательства были крепкими.

– Дело кажется таким непреодолимым. Почему вы взялись за него?

– Как я сказал, у меня есть недостаток. Чем сложнее дело, тем более соблазнительно оно для меня. Но есть кое-что еще, что вам нужно знать о расследовании дела Кэмерона Янга и окружном прокуроре, стоявшей за ним.

– Мэгги Гринвальд?

– Да. Много лет назад ее лишили лицензии.

– Почему?

– Мэгги Гринвальд была своего рода кровожадной до быстрых раскрытий убийств и добавления их в качестве отметок на ремне. Боюсь, это распространенный синдром среди обвинителей. Они как акулы, которые не могут остановиться, учуяв в воде запах крови. Через несколько лет после того, как дело Кэмерона Янга растаяло как дым, сотрудники ее офиса начали жаловаться на то, что она срезает углы, чтобы быстрее закрывать дела.

– Какие углы?

– Давайте скажем, что Мэгги Гринвальд подгоняла квадратные улики под круглые дыры. После того как она покинула офис окружного прокурора и начала кампанию за пост губернатора, аноним заявил об одном конкретном деле и началось расследование. Выяснилось, что она скрыла улику, которая могла оправдать обвиняемого. В судебной системе ничего не происходит быстро, но, когда появилась новая, связанная с ДНК улика, она доказала, что обвиняемый был невиновен. Обвинительный приговор отменили. В следующие месяцы отменили еще два ее дела.

– Из-за новых улик?

– Не новых, а скрытых.

– Она скрывала улики?

– Пыталась. Но аноним много знал о действиях Мэгги Гринвальд. Ходили слухи, что ее сдал помощник окружного прокурора и, вероятно, только чтобы спасти собственную задницу, пообещав правду в обмен на иммунитет. В наших краях есть поговорка: если хочешь, чтобы все твои тайны выплыли наружу, выстави свою кандидатуру на выборы. Во всяком случае, я подумал, что стоит упомянуть, что карьера Мэгги Гринвальд покатилась вниз. Я слышал все эти слухи о том, что Мэгги срезает углы и склонна манипулировать уликами. Так что, когда вы спрашиваете, почему я взялся за дело Виктории Форд, когда оно выглядело таким безнадежным, это потому, что Мэгги была окружным прокурором, а мне не терпелось заполучить улики и увидеть их своими глазами. Дело против Виктории Форд было очень крепким на первый взгляд, но мне не выпала возможность изучить или опротестовать улики. Будь у меня такая возможность, все могло бы сложиться иначе.

Эйвери записала про Мэгги Гринвальд и помедлила, прежде чем задать следующий вопрос.

– Вы можете рассказать мне про утро одиннадцатого сентября? Что произошло с Викторией в тот день? От ее сестры я узнала, что тем утром Виктория совершила серию телефонных звонков после удара по северной башне. Вы можете пролить свет на то, что происходило с вами и Викторией в тот день?

Манчестер кивнул. Эйвери видела, что его память преодолевает десятилетия, дотягиваясь сквозь года до подробностей, которые, может статься, он пытался забыть.

– Тем утром Виктория приехала около половины девятого. По понятным причинам у меня не осталось записей о встрече. Но за эти годы я много раз пересказывал свои воспоминания для других документальных фильмов, рассказывающих истории выживших, которые выбрались из башен до их обрушения. Так что я знал, что в восемь тридцать утра у меня встреча с клиенткой. Этой клиенткой была Виктория Форд. Мы рассмотрели дело против нее и обсудили участие Большого жюри, которое собиралось на неделе. Мы разговаривали о том, как ей собрать деньги, которые ей понадобятся. Мы разговаривали минут двадцать, когда первый самолет врезался в башню.

– Где располагался ваш офис?

– На восьмидесятом этаже северной башни. Виктория сидела перед моим столом, когда произошел огромный взрыв. Лучше всего это можно описать как взрывную волну. Здание качалось и гремело. Оно действительно накренилось в сторону, и на мгновение мне показалось, что башня рухнет. Все ломалось и билось. Картины попадали со стен, предметы со стола застучали по полу, потолочная плитка обвалилась, и включилась система пожаротушения над головой. Флуоресцентные лампы погасли, и включилось аварийное освещение. Я помню внезапную темноту снаружи. Яркое солнечное утро превратилось в полночь. И, конечно, запах. Я не мог его определить, но он был повсюду, это до меня дошло только вечером, когда я благополучно добрался домой. Тогда-то, пока я снова и снова смотрел новостные репортажи, я понял, что учуял запах авиационного топлива.

Эйвери ждала, не хотела давить слишком сильно.

– Забавно, как возвращаются воспоминания, – наконец продолжил Манчестер. – Я помню, как подошел