Пока воды Венеции тихие - Фульвио Эрвас

этим асфальтовым артериям путешествуют самые разные проявления Добра и Зла, и что на борту грузового автомобиля можно найти не только товары в картонных коробках…

Полицейский записал дату, время и поспешил в бар, где устроился возле небольшой компании итальянских дальнобойщиков, которые зашли выпить кофе перед дальней дорогой.

* * *

Стуки открыл глаза. Во сне к нему приходила маленькая мертвая китаянка, в то время как агент Ландрулли блуждал на автозаправке в окрестностях Саленто. Инспектор повернул голову и увидел на тумбочке букет цветов. Он проспал больше двух часов, точнее два с половиной. Меньше чем через полчаса начнут разносить еду: бульон, вареную морковь и сыр страккино, так было написано в меню.

До того как Стуки заснул, у него состоялся разговор с лечащим врачом, который поклялся инспектору своими детьми, что завтра его обязательно выпишут. Потом, вспомнив, что завтра суббота, доктор поправился: в понедельник, после утреннего обхода.

– Вы поклялись своими детьми! – запротестовал Стуки.

– Вообще-то, они пока только в проекте. Мне не хватает второй половины хромосомного набора, и я еще не определился с выбором.

– Вы лжец, доктор!

– А чего вы от меня хотите? Чтобы я отправил вас домой делать самому себе перевязки? Все равно две-три недели больничного у вас в кармане.

…Стуки посмотрел на цветы. Маленький подсолнух, две желтые розы, остальные белые. Стуки терялся в догадках, от кого он мог получить такой букет. Может быть, Микела, жена Скарпы, заходила его навестить, пока он спал?

В палату заглянул мускулистый медбрат.

– Все в порядке?

– Вы видели, кто принес эти цветы.

– Одна синьора.

– Она назвала свое имя?

– Нет, но она сказала, что вернется.

Сидя за столиком в углу палаты, инспектор Стуки созерцал поднос с ужином. Он попытался добродушно улыбнуться скромному страккино, завернутому в невзрачную белую обертку. Стуки деликатно помешал бульон, прозрачный как вода на Мальдивах. Макаронные звездочки поднимались со дна тарелки и по движению ложки пускались в пляс, а потом, весело кружась, вновь опускались на дно. Кто знает, подумал Стуки, приходила ли когда-нибудь в голову физикам мысль изучить динамику макарон в бульоне?

– Ты читаешь свое будущее в супе? Это искусство почти утеряно, – услышал он знакомый голос над своей головой.

Стуки вздрогнул. Она стояла прямо перед ним. Роскошные волосы, как всегда, собраны в хвост. Вложена в свое черное платье, словно жемчужное ожерелье в бархатный футляр. Натуральный жемчуг, разумеется. Стуки смотрел на нее, блаженно улыбаясь. Ему вдруг подумалось, что он любил ее, как любят маленький остров: принимая его за целый мир, поддаваясь иллюзии, что раз его можно пересечь из конца в конец пешком, то легко понять его весь целиком, любое душевное состояние и каждое желание.

– Тебе Скарпа сказал, что я здесь?

– Глупая статейка в газете. Полицейский из Тревизо пострадал при загадочных обстоятельствах. Имени не называлось, но я кое-кому позвонила.

– Цветы от тебя?

– Нужно будет попросить медсестру принести вазу.

Она села на второй стул. Стуки отодвинул поднос.

– Врач мне сказал, что рана не опасная. Так что ты не умрешь.

– Ты думала, что-то серьезное? Так вот почему ты принесла цветы.

– Действительно, в случае чего я смогла бы оставить их на твоей могиле.

– И что бы ты посоветовала написать на памятнике?

– Что ты невыносим.

– Есть такое.

– Женоненавистник.

– Совсем чуть-чуть.

– Плохо целуешься.

– Это неправда!

– И храпишь.

– Вранье!

– А еще я очень сомневаюсь, что ты в состоянии вызвать сочувствие у какого-либо человеческого существа.

– Но ты же не человек. Ты – богиня!

– А ты льстец!

Они рассмеялись. Старая игра. В тот их самый последний раз, когда еще между ними была страсть, Стуки, проснувшись утром, уловил аромат домашнего хлеба. Она любила готовить, а Стуки нравились женщины, которые умеют готовить, в этом они друг другу подходили. Он никогда ей этого не говорил: хорошая кухня, как и любовь, зависит от химии. Или все же от алхимии?

– Ты можешь мне рассказать, что с тобой случилось? – попросила она, не отрывая взгляда от ложки в бульоне.

– Ерунда!

– Ты не в состоянии двигать рукой, и это по-твоему ерунда?

– Боюсь, что так. Ты не представляешь, как меня это бесит.

– Что именно?

– Все. И прежде всего я сам.

– Я не понимаю.

– Забудь, эти глупости не стоят твоего внимания. Как работа?

– Хорошо.

– Ты почти закончила?

– Более или менее.

– Скоро уезжаешь?

– Еще несколько дней, и я смогу вернуться домой.

«Не стоит этого делать», – подумал Стуки, но было уже слишком поздно. Он произнес:

– Ты не могла бы мне помочь с китайским языком?

Стуки понял, что она согласилась без энтузиазма, только из вежливости. Возможно, она ожидала чего-то другого, и ее желание превратилось в надежду. Женщина продолжала пристально на него смотреть. Стуки смутился и улыбнулся. В голове у него всплыло воспоминание. Они вдвоем. Стол, кухня, толстый ковер на полу в гостиной. И он, ощущающий себя как слепой космонавт, который пытается войти в контакт с инопланетным разумом. И это оказалось совсем не легко – с тем, чем обладал он. Главное – быть принятым. Рука, губы и каждый сантиметр кожи – очень осторожно, чтобы все не закончилось неприятием и отторжением. Шанс слиться воедино и почувствовать себя спасенным. И ощущение свободного падения, одного на двоих.

Многие из нас в детстве мечтали стать космонавтами. Поистине захватывающее зрелище взлета космических кораблей, оглушительный рев мощных ракетных двигателей и фантастическая идея отключения гравитации внутри металлической утробы, которая несет нас к другим мирам. Хрупкая привилегия пуповины, на которой мы подвешиваем себя в звездной пустоте, как конечная из связей, как возможность в последний раз побыть ребенком в контакте с матерью. Что ощущают люди, парящие в невесомости? И как измерить ту радость, когда спускаемый аппарат с космонавтами на борту отстыковывается от орбитальной станции, чтобы вернуть их на Землю?

Она не хотела шатких равновесий. Эта женщина возвращала его к силе трения и гравитации, к плотности, которая разбавляется расстоянием. А он балансировал, как эквилибрист на канате, натянутом над пропастью. Мужчина подумал о сердцах космонавтов: наверное, в состоянии свободного падения они замирают именно так.

…Несколько мгновений Стуки не мог понять, где находится, настолько он растворился в своих воспоминаниях. Как глупо!

…Он бы согласился даже заплатить, если она пожелает. Такая мысль мелькнула у него в голове.

* * *

Стуки стоял в коридоре больницы в нескольких шагах от лестницы и тайком разглядывал мужчину, который тщетно пытался вставить монету в прорезь кофейного автомата.

– Вам помочь?

Мужчина обернулся, и инспектор увидел правую сторону его шеи, обезображенную ожогом. Огонь затронул также ушную раковину и верхнее веко. Оно походило на слишком