Занавес памяти - Татьяна Юрьевна Степанова

штакетник, заделать в нем дыру. Вот и нужно опят насобирать ему на ужин. Кроме опят интересовали Улиту красные мухоморы: на них вдруг взлетел спрос. Но вместо красной шляпки в белых крапинках Улита узрела две бледные поганки. И возликовала душой.

Яд смертельный сам плыл к ней в руки! Она с усилием нагнулась (годы, годы, проклятые!) и бережно, почти любовно вырвала «бледнух» с корнем из влажной лесной подстилки. Месяцем раньше она уже использовала их смертельные дары: накрошила вместе с червивыми яблоками и свекольной ботвой в корыто и поставила смесь к дыре в заборе. Дыру проделали два юных кабанчика и свинья – живность односельчан, они подрыли штакетник Улиты, а затем прорвались в дыру, разорили, потоптали грядки, пожрали ее молодую морковь и капусту, похозяйничали в парниках. Улита отправилась к хозяевам свиней требовать возмещения ущерба, но те лишь руками развели – свинки, мол, выскочили сами из огороженного рабицей загона и убежали. Улита получила извинения, но не деньги. Она верила: свиньи к ней нагрянут опять – и приготовила им угощение с «бледнухами». Свиньи пришли и нажрались из корыта. Подохли, твари! Их посинелые вздутые туши вывозил грузовик санэпиднадзора – грешили на «африканскую чуму».

Новые «бледнухи» предназначались для коз – тоже соседских. Они к Улите на участок не вламывались. Просто они ее дико раздражали своим существованием. Соседи с молока коз имели бабло, торговали им на рынке. И Улита завидовала. Уж такая она баба уродилась – не терпящая чужого благополучия. Козы тоже сдохнут, угостившись погаными грибами из ее рук вместе с посоленным круто «хлебушком». Аминь.

Еще пара бледных поганок росла у кривой березы. Улита засеменила туда. И внезапно… она осознала, где очутилась, бродя по сумрачному глухому кукуевскому лесу.

Гнилой старый забор.

За забором – дом ведьмы.

Улита слабо охнула: «Занес же черт меня снова сюда!» Вырвала из земли «бледнуху» и, сжимая ее в руке, попятилась в кусты. На хрен, на хрен…

Бакенщик, обслуживавший фарватер для барж на Оке, когда-то здесь жил со своей ведьмой-цыганкой. С детства Улита слыхала молву: привез бакенщик Илья свою цыганку из Казахстана, с Целины. Он «поднимал Целину» комсомольцем-добровольцем, а она прикатила с хором цыганским развлекать советских пахарей и первопроходцев. Болтали досужие языки в Кукуеве: комсомолец Илья умыкнул ее из хора и начал прививать ей вместо таборного кочевого крестьянский оседлый образ жизни. Говорят, любили они друг друга сильно, души не чаяли. И цыганка, бросив все, после Целины отправилась со своим комсомольцем на его малую родину в Кукуев. Но в городке ее не приняли. В Кукуеве она моментально прослыла ведьмой из-за таланта гадать на картах и по руке.

Улита, повзрослев, накрашенной девицей с накладными ресницами и в мини-юбке сама тайком шмыгала в их дом на отшибе над Окой: бывший комсомолец поселился подальше от местных из-за пересудов о жене-цыганке. И ведьма погадала Улите на будущее. Глядя в ее ладонь, объявила: «Тюрьма, тюрьма да сума, бедная ты, бедная. Ползать тебе улитой во тьме веки вечные». Улита, жаждавшая получить от гадалки благоприятный прогноз насчет «прынца на белом коне», пережила эмоциональное потрясение: Улитой за неловкую шаркающую походку ее прозвали в школе безжалостные одноклассницы. Но цыганка про ее детское прозвище знать никак не могла! Страх в душе Улиты смешался с яростью: «Все ты врешь! Ведьма! Лгунья! Беду мне со зла пророчишь! Я тебе отомщу!» Темной ночью она вернулась и ломом убила пеструю кошку цыганки. Лом с острым концом специально приволокла на Кручу из своего сарая. А затем сотворила из трупа кошки и лома жуткий «оберег» и воткнула лом в землю перед калиткой ведьмы.

Она считала, ее не заподозрят, но помощник местного участкового стажер Милонопоклонов – тогда еще совсем юный сержант милиции – каким-то образом догадался и вычислил ее. Лом проклятый, наверное, на нее указал. Правда, она тогда по причине несовершеннолетия отделалась легко: внушением-беседой с его начальником, участковым, «о недопустимости противоправных действий». Увы, предсказание настигло Улиту позже. Первая судимость… Трах – тибидох! Она ведь тогда просто села в чужую машину покататься с пьяными знакомыми парнями, а ей пришили групповую кражу автомобиля, она шла соучастницей! Вторая судимость: она стояла рядом, когда ее сожитель Савка и его дружок Карп вырвали сумку с бутылками водки у такого же забулдыги на проселке. А ей менты снова пришили групповое похищение чужого имущества.

Жизнь в тюрьме прошла словно с белых яблонь дым.

Ведьма цыганская и ее муж-бакенщик давно сдохли. Могилы их заросли травой на кукуевском кладбище.

А их единственный отпрыск…

Улита знавала их чадо еще в детстве. Генка-цыган… Его велик со звонком «Орленок». Его черные кудри. Он никогда не сидел в тюряге. Он всегда умел крутиться. И с годами из юной нищей деревенщины превратился в холеного делягу. Много он нахапал разного добра, недвижимости, судачили люди в Кукуеве. Но ветхий дом бабки-ведьмы, видно, и его притягивал магнитом.

Там Улита его и нашла тогда. Одиннадцать лет назад.

Нет, она не собирала грибы в дремучем лесу в тот день. У нее имелось дело: Карп с подельником Савкой (они тоже успели отсидеть и вернулись в Кукуев) послали ее к дому ведьмы на разведку. Они тогда «бомбили» дачи и дома, выгребали все – от стареньких холодильников до металлической посуды и ложек-вилок. Все сдавали в приемные пункты вторсырья при мусорных полигонах, а деньги пропивали. Улита солгала оперу, мол, оказалась у дома случайно. Легавый ей, естественно, не поверил, но на допросе не сумел зацепить ее. Он тогда плотно занялся мальчишкой. Волчонком. А Улита ничего ведь не успела совершить уголовного. Ничего не украла. Она наткнулась на труп Генки-цыгана.

Брела по лесу к дому ведьмы – специально не по дороге, а сквозь чащу. Скрытно. С деревьев капало ей за шиворот. Накануне после жарких дней хлынул сильный ливень. Словно хорек потянула носом – вонь била ей в ноздри.

Неописуемый жуткий смрад – мокрой гари и… жареного протухшего мяса.

Вонь шла от дома ведьмы. На секунду Улиту обуял смертельный, почти мистический ужас. Ей померещилось: колдовка вылезла из могилы и жарит человечину в своих владениях. Мертвая обгладывает чьи-то берцовые кости, запалив их на костре… Бежать, бежать от ее логова – а то она припомнит Улите кошку и кол! Мертвяки ведь все знают. Они чуют…

Парадокс: желая бежать, Улита не помчалась прочь. Ноги сами принесли ее в обход к калитке. А дальше…

Калитка стояла настежь. Во дворе – смрад. И нечто обугленное. И коса