Осторожный убийца - Чейз Джеймс Хедли

Она застала меня сидящим перед окном. Я не слышал, как она вошла. И вздрогнул, когда она коснулась меня рукой.

— О чем ты думаешь, Дэвид? Я смешался:

— Как тихо ты вошла!

Мы посмотрели друг на друга.

На ней был легкий шерстяной свитер и широкие полотняные брюки. Красновато-медные волосы были подхвачены сзади тонкой зеленой лентой. Одежда, прическа, живые блестящие глаза создавали образ прелестной наивной девушки. И вновь ее очарование захлестнуло меня целиком. Я почувствовал, как что-то магнетическое потянуло меня к ней, а ее ко мне. Мои тревоги, мои подозрения, угрызения совести были утоплены, как только ее руки коснулись меня.

— Ты рад меня видеть?

— Да, я рад, что ты, наконец, здесь, — прошептал я и обнял ее.

Яркий лунный свет струился сквозь открытое окно и падал на мозаичный пол и кровать. Я пошевелился, открыл глаза и приподнял голову.

Лаура тяжело дышала. Я услышал ее неровное дыхание и посмотрел на нее.

Она спала, но ее тело дергалось, а руки сводила, отпускала и вновь сводила жуткая судорога. Она застонала: этот звук и разбудил меня. Она бредила, и бред, казалось, мучил ее.

Я потряс ее за плечо:

— Что с тобой? Лаура, проснись! Она вздрогнула и вскочила, растерянно оглядываясь вокруг. Я обнял ее:

— Все хорошо, все хорошо.

— Да. Да.

Она легла, и я почувствовал, как под моей рукой колотится ее сердце.

— Тебя, должно быть, мучил ночной кошмар? — Я успокаивающе улыбнулся и пошутил:

— Не хотел ли тебя утащить дьявол?

Она вздрогнула и отпрянула от меня:

— Сколько сейчас времени?

— Начало четвертого. — Я посмотрел на часы на ночном столике. — Успокойся и спи.

— Нет, мне нужно поговорить с тобой. Дай мне сигарету, дорогой.

Я встал, ощупью нашел пачку сигарет и лег снова. Мы закурили.

В отблеске маленького пламени спички мелькнули контуры ее изящного тела и тут же исчезли. Лунный свет выхватил ноги и тонкие лодыжки.

— Так что же тебе приснилось, дорогая?

— Не важно. Что ты думаешь о Бруно, Дэвид?

— Что значит «думаешь»? — разозлился я. Мне не понравился разговор о Бруно в постели. — Прекрасная душа, заключенная в мертвое тело, — вот и все, что я могу сказать о нем.

— Значит, он тебе понравился?

— Я восхищаюсь его силой воли.

— Ты думаешь, у него прекрасная душа?

— Думаю, что да, чтобы жить такой жизнью!

— Это не его прекрасная душа, а упрямство и решимость заставляют его жить и держать меня около себя как можно дольше!

Я промолчал. Молчала и Лаура.

— Как ты думаешь, он еще долго проживет? — спросила она после долгой паузы.

— Не знаю.

— А я иногда думаю, что это продлится долгие-долгие годы… и меня охватывает страх.

— Не думай об этом, — сказал я тревожно. — О чем ты бредила, Лаура?

— Бруно. Мне часто снится одно и то же. — Она закинула руки за голову. — Как было бы прекрасно стать свободной! Подумай только! Мы могли бы не прятаться от людей, мы могли бы пожениться!

— Могли бы, — сказал я, хотя при всем желании не мог представить, что получилось бы из нашего брака. Я совершенно не знал Лауру, какова она без этой маски притворства, и теперь уже сомневался, хочу ли я жениться на ней вообще.

— Для тебя деньги что-нибудь значат? — неожиданно спросила она.

— Конечно. Я всегда хотел иметь много денег, но вряд ли продал бы за них душу дьяволу! А почему ты спрашиваешь?

— Меня интересует, на что ты пошел бы ради огромных денег?

— Что ты имеешь в виду?

Она повернулась на бок, ее рука медленно погладила мою, а сама она склонилась надо мной и заглянула в лицо:

— Готов ли ты рискнуть? Каждый человек имеет свою цену! Я знаю, что я, например, готова продать душу дьяволу, если деньги достаточно большие.

Я испугался, разговор принимал опасный оборот; я понял, что похож на слепца, который вдруг осознал, что находится на обрыве реки и только один шаг отделяет его от стремнины.

— Мне не нравится этот разговор, — сказал я, стараясь говорить спокойно, — но все может быть, все зависело бы от предложенной суммы.

— Да? — Ее пальцы ласково двигались по моей груди. — Что ты скажешь о трехстах миллионов лир?

Я замер. О таких деньгах я никогда и не мечтал! Триста миллионов лир — около двухсот тысяч фунтов!

— Так много?

— Состояние Бруно оценивается примерно в эту сумму, может быть, несколько больше. Кроме того, есть еще вилла. Я хочу сказать, Дэвид, если бы я была свободна и ты женился бы на мне, сто пятьдесят миллионов лир были бы твои. Я думаю, что при таких деньгах мы могли бы уехать из Италии. Ты мог бы вложить деньги в какое-нибудь дело в Милане или Риме, если бы не захотел взять их. Ты мог бы вернуть мне эти деньги, когда достиг бы успеха, а еще лучше другой вариант: я стала бы твоим партнером. Я хочу чем-нибудь заниматься, Дэвид. Это возвратило бы мне интерес к жизни.

— Я и не подозревал, что тебя ждет такое богатство, — ответил я озадаченно. — А ты уверена, что состояние Бруно завещано тебе?

— Да. У меня есть копия завещания. На самом деле его состояние еще больше, но часть наследства он завещал дочери, Валерии. Мне завещано две трети, а ей — одна треть его состояния.

— Я не знал, что у Бруно есть дочь.

— Жена Бруно умерла за три года до нашей встречи, сейчас Валерии около девятнадцати. Она заканчивает образование в Англии.

— Она вернется в Италию?

— Может быть, не знаю. Триста миллионов, Дэвид! Это же новая жизнь! И прекрасное будущее.

— Не понимаю, как можно строить воздушные замки, Лаура. Ты сама говорила, что Бруно может жить еще долгие-долгие годы.

— Знаю. — Огонек ее сигареты вспыхнул и погас в темноте. — Но это так ужасно! Бруно будет жить долго, и я прекрасно понимаю, что у него нет другой радости в жизни, кроме самой жизни.

Я ничего не ответил.

— Мне снилось, что он умер, — прошептала она после длинной паузы.

— Забудь об этом, Лаура, — остановил я ее.

— Ты представляешь, ведь его жизнь действительно висит на волоске?! — продолжала она, словно не слыша меня. — В один прекрасный день и ты можешь поскользнуться, упасть, ослабленному организму Бруно достаточно легкого толчка, и Бруно умрет.

— Это, невероятно! Как это я могу поскользнуться? — возразил я.

— Бывают же несчастные случаи. — И снова ее прохладный палец пополз по моей груди. — Триста миллионов, Дэвид. Половина — тебе, половина — мне.

— Что ты хочешь сказать, Лаура? — спросил я. — Говори яснее.

— Не кажется ли тебе, что, уронив его, ты совершил бы акт милосердия?

Я не поверил своим ушам, не поверил, что Лаура говорит серьезно. Не может быть, но она была все так же холодна и спокойна, ее голос даже не дрогнул, а ее руки ласкали меня, но она предлагала мне стать убийцей ее мужа!

— Ты считаешь, что было бы актом милосердия, если бы я случайно поскользнулся и упал? Зачем говорить о том, чего не может случиться?

— Но, дорогой, почему ты так туп? Бывают же несчастные случаи?

Я задержал дыхание. Пришло время ответить таким же ударом.

— Это будет убийством, Лаура.

Ее пальцы скользнули вдоль моей руки.

— Дэвид, не выдумывай! Конечно же нет. Если твоя совесть так строптива, назови это милосердием избавления. Если конь сломал ногу, его пристреливают, не правда ли?

— Хотел бы я видеть лицо судьи, когда он услышит твой аргумент!

— Судьи? При чем тут судья?

— Это было бы убийством, Лаура, — заявил я твердо. — Неужели ты этого не понимаешь?

— Какое имеет значение, как это назвать? — повысила голос она. — Кто узнал бы? Большинство мужчин даже не задумались бы. Триста миллионов — это обеспеченная жизнь, и, кроме того, дорогой, не будет ли это лучше и для Бруно, для него это избавление от страданий.

— Обеспеченная жизнь? А если кто-то докопается до истины? Спасут ли деньги тебя от обвинения соучастницы убийства? Я убежден, что триста миллионов не оплатили бы подобные счета!