Осторожный убийца - Чейз Джеймс Хедли

— Нет, не приходилось, — ответил я, понимая, что она решительно не одобряет выбор Лауры. Она раздраженно заметила:

— Я попрошу миссис Фанчини все же нанимать обученных людей. Доктор Перелли мог бы порекомендовать соответствующего человека, но она все делает по-своему. Очень надеюсь, что ваши манеры лучше, чем у этого ужасного Беллини. И сразу предупреждаю вас, если вы будете трясти синьора Фанчини, то я доложу доктору Перелли.

— Постараюсь не трясти его, — раздраженно бросил я. — И не понимаю, почему вы резко набросились на меня? Если синьора Фанчини мною довольна, то должны быть довольны и вы!

Я вышел из комнаты на веранду, поняв, что еще немного, и я нагрублю ей. Мегера! Раздраженный, я стоял на веранде и смотрел вниз, на террасы сада, и вдруг увидел, что по лестнице, помахивая пляжной сумкой, идет Лаура в белом купальнике.

Я не мог оторвать от нее глаз, Любуясь красотой линий ее тела и страстно призывая ее оглянуться. Но она, не оглянувшись, спустилась по ступенькам, ведущим к лодочному ангару и исчезла из виду.

Спустя несколько минут я увидел ее уже плавающей в озере.

— Я готова, — раздался сзади меня голос сестры Флеминг. Она подошла так тихо, что я не услышал и не знаю, сколько времени стояла за моей спиной. Нетрудно было догадаться, что она видела, как я наблюдал за Лаурой.

Я взглянул на нее. Ее прямой, холодный, настороженный взгляд встретился с моим, и я первый отвел глаза.

— Пройдемте со мной, — сказала она и направилась по веранде к комнате Бруно. Бруно лежал в том же положении, в каком я оставил его накануне вечером. Мы встретились взглядами, и я слегка поклонился. Его глаза были потрясающе выразительны. Они приветствовали меня так, будто он что-то произнес вслух. Я почувствовал себя неловко, мне показалось, что он хочет подружиться со мной. Его глаза светились дружелюбием и интересом; когда же он перевел взгляд на сестру Флеминг, я заметил, как изменилось их выражение: взгляд стал равнодушным.

Под руководством сестры Флеминг я осторожно поднял Бруно с постели и перенес его в кресло, стараясь не встряхнуть. Она одобрительно кивнула.

— Это пока все, Чизхольм, — сказала она, — теперь я сама справлюсь.

Я снова поклонился Бруно. Мне показалось, что его глаза сказали: как он завидует мне, какой я счастливый человек, что мне не надо оставаться в руках этой сварливой женщины. Я вообразил, что именно это он хотел сказать мне, а может быть, что-то еще.

Я вышел и стал быстро спускаться вниз по каменной лестнице, мимо пирса к лодочному ангару. Спрятавшись за ивами, я осмотрел озеро и увидел ее белую купальную шапочку. Лаура была в полумиле от меня и плыла по направлению к берегу.

Я сел, поджидая ее.

Она выбралась на пирс, и я сказал:

— Доброе утро, синьора.

Лаура не оглянулась, но я увидел, как дрогнула ее спина.

— Ты не должен быть здесь, Дэвид. Это опасно. Здесь, на Пескатори, есть один старый маразматик, я знаю, он всегда наблюдает за мной в телескоп. Вероятно, наблюдает и сейчас… Пожалуйста, уходи.

Это рассердило меня.

— К черту его! — взорвался я. — Он не может нас видеть. Послушай, Лаура…

— Уходи, Дэвид, и постарайся, чтоб никто не заметил, что ты здесь был!

— Есть еще какие-нибудь пожелания, синьора? — ядовито спросил я.

— Почисти катер, Дэвид. Доктор Перелли иногда пользуется им, и мне не хотелось бы давать ему повод для жалоб. Потом ты свободен. Сегодня ночью, дорогой, я приду к тебе.

— Ладно, — примирительно сказал я. Она внимательно посмотрела на меня.

— Ты уже подпал под власть обаяния Бруно? — спросила она, болтая в воде длинными стройными ножками.

— Не думаю.

— Как? У него огромное обаяние, Дэвид. Даже сейчас он приобретает друзей гораздо легче, чем я. Хотел бы ты быть его другом?

— Вряд ли. Ладно, пойду займусь катером. Я отправился в лодочный ангар, отпер дверь и вошел внутрь. Доставая из шкафа чистящие материалы, оглянулся и через окно увидел Лауру, вышедшую из воды. Она сняла купальную шапочку, и ее волосы цвета красной меди заблестели на солнце. Откинувшись назад, сложив на груди руки, она грелась в жарких лучах солнца и в белом раздельном купальнике, плотно облегавшем ее загорелое тело, выглядела прекрасно.

Я почувствовал, как во рту у меня пересохло, и едва сдержался, чтобы не побежать к ней. Но тут я вспомнил о некоем старом придурке с Пескатори с его телескопом. Возможно, она позировала для него. Рассердившись, я отвернулся и ожесточенно начал драить медные перила катера. Когда оглянулся снова, она уже ушла.

Лаура была права, Бруно обладал неотразимым обаянием. Ужасное положение: он не говорил, не двигался, мускулы лица парализованы и только глаза говорили о душевном богатстве этого человека. Вечером, когда я пришел, чтобы перенести его на кровать, нашел его в одиночестве. Я стоял, не зная, что мне делать: то ли уйти, то ли подождать сестру Флеминг. Я решил было уйти, но взгляд его глаз остановил меня.

Он смотрел на меня с дружеским интересом, и я читал в его глазах вопрос. Сам не знаю, как это произошло, но я стал рассказывать о том, что делал днем. Рассказал, как чистил катер, как регулировал систему зажигания. Я подробно объяснял, как это делал, читая в его глазах одобрение.

— Если вам захочется, — сказал я, — в один из дней, синьор, я мог бы отнести вас к катеру, и мы устроим небольшое путешествие. Если катер вести медленно, тряски не будет. Зато какая перемена обстановки!

Его глаза ответили, что он готов предпринять такое путешествие, но когда он повернулся к сестре Флеминг, его взгляд потух. Всем своим видом она дала понять, что этого не будет, пока синьор Бруно поручен ее заботам.

Я развернул кресло и подвез Бруно к кровати. Легко поднял, осторожно опустил на кровать. В спальню вошла Лаура, я поклонился Бруно и спустился к лодочному ангару.

Переодевшись в футболку и фланелевые брюки, я сел к окну и закурил сигарету. Да, Бруно обладал редкостным обаянием. Я уже не в том возрасте, чтобы мучиться от угрызений совести, но сейчас меня не покидала мысль, как я плохо поступаю. Не помогли никакие оправдания: что если бы я не полюбил Лауру, то обязательно нашелся бы другой мужчина. Если бы Бруно был неприятным человеком, возможно, мне было бы не так противно притворяться, но я понял, что мне симпатичен этот человек. И я начал подумывать, а не сложить ли мне свои вещи и не уехать ли отсюда. Однако соблазн остаться в этих блестящих апартаментах был слишком велик. И, кроме того, мысль, что Лаура придет сегодня ночью, взяла верх над угрызениями совести.

Я начал думать о Лауре. Действительно ли она любит меня? Я удивлялся. С ее внешностью и деньгами она могла бы иметь сотни мужчин, мужчин с деньгами. Почему она выбрала меня? Меня терзали тяжкие подозрения и по поводу нашей первой встречи. Мне казалось подозрительным, как это женщина ее положения могла броситься в объятия нищего иностранца, нелегально находящегося в стране. Или она была из тех женщин, которые не могут обходиться без мужчины? Когда Мария намекнула, что Беллини жил в комнатах над ангаром, в моем отношении к Лауре что-то изменилось. Я не поверил ей, что Беллини не жил там. Я начал подозревать ее. Чем больше я думал о ней, тем более подозрительным становился. Был ли Беллини ее любовником? Был ли кто-то еще, кроме Беллини? Она жила на вилле больше четырех лет, а Беллини — три месяца.

Я попытался проанализировать свои чувства к Лауре. Когда ее не было рядом, я смотрел на нее как на постороннюю женщину. Да, она красива и сексуально привлекательна. Вокруг нее витала какая-то жутковатая аура. Она прятала свои глаза, а вместе с ними и свои истинные чувства за солнцезащитными очками. Живыми у нее были только глаза. Лицо ее напоминало лицо мертвеца. Создавалось впечатление, что она просто не позволяла давать выход своим истинным чувствам, никому не позволяла заглянуть в свою душу.

А что происходило в ее душе? Так я сидел в размышлениях о ней и Бруно. Стрелки моих наручных часов подползли к заветному часу. А я чем больше думал о наших отношениях, тем тяжелее становилось у меня на душе.