Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

– это другой, лучший путь, тот, который, убеждал он себя, ему нужен, который даст ему безопасность и наслаждение. Он представлял себя в этом альтернативном существовании: полулежащим на покрытом ковром диване, гитара наигрывает меланхоличные нотки старинной испанской песни, в то время как Мэгги, с ее оливковой кожей и карминовыми губами, нежно гладит его по волосам… Это был бы мир печальной, завораживающей музыки и горько-сладких ароматов, где вожделение могло бы стать образом жизни и ее выражением… где оттенки ночного неба и закатов, казалось, способны отражать только страстные настроения: цвета губ и маков… И наконец Джона начал верить, что, все обдумав и выбрав Мэгги, он в итоге поступил правильно…

…Пока Лила не вернулась в его жизнь.

Он решил, что упустил единственный шанс с ней много лет назад. После абсолютного, необычайного чуда той первой ночи судьба разлучила их. Мать Джоны слегла окончательно, и он был вынужден досрочно покинуть Принстон, чтобы помочь Берди перенести медленную, мучительную смерть, закончив курс и защитив диссертацию дистанционно. Берди умерла вскоре после того, как он отучился. И впервые в жизни Джона оказался совершенно один.

Он заставил себя двигаться дальше, преодолев боль от смерти матери, неразрывно связанную с потерей единственного шанса с Лилой. В довершение всего, в какой-то неопределенный момент того периода позвонили из Принстонской библиотеки, чтобы с глубочайшим сожалением сообщить Джоне, что необъяснимым образом его диссертация утеряна и, что еще хуже, месяцем ранее его ноутбук, в котором хранилась единственная оставшаяся копия работы Джоны, умер и не подлежал воскрешению. Но эта новость казалась незначительной в солоноватом водовороте его нынешнего жалкого существования. Он упаковал картины матери, сдал остальное наследство на хранение и выставил дом своего детства на продажу. Неделю спустя тот был продан. И в момент, когда Лила возвращалась в Принстон, чтобы поступить на второй курс, Джона отправился в Гарвард, где предполагал попытаться заполнить совершенную tabula rasa своего разума. Гарвард – это то, что нужно, сказал он себе. Университет откроет ему двери, станет потрясающим тонизирующим средством, предложит безграничные возможности, которые Джона способен сорвать, точно какой-нибудь идеально спелый фрукт, лишь протянув руку. Но даже двигаясь вперед, погружаясь в учебу в отчаянной попытке стереть Лилу из мыслей, он не смог избавиться от ее великолепия, оставшегося навязчивым воспоминанием, не дававшим ему спать по ночам.

Через три с половиной года он получил степень магистра, переехал в Нью-Хейвен для защиты докторской степени в Йельском университете, таким образом пройдя три заведения Лиги Плюща[22], чтобы соответствовать определению джентльмена, данному Фицджеральдом: мужчина, который происходит из благополучной семьи, имеет деньги, хорошо танцует и поступил в Йельский университет, или Гарвард, или Принстон. (Ну что ж! Всегда стремившийся угодить отцу, он – Джона Гэбриэл – побывал во всех трех!) А потом – через несколько месяцев после поступления в Йель, когда он меньше всего этого ожидал, – Джона встретил Мэгги.

Это произошло на выставке, где были представлены работы аспирантов Йельского университета. В то время новый друг Джоны, Ли, подрабатывал в кейтеринге и был задействован на этом мероприятии. Он настойчиво уговаривал Джону прийти, обещая бесплатную выпивку, если Джона составит ему компанию. По правде говоря, того не нужно было убеждать. Из-за недавнего переезда в новый город – и сопутствующего ему чувства необходимости начинать жизнь сначала, без дома или семьи, к которым можно было бы вернуться, – Джона скучал по матери. Ему понравилась идея снова оказаться рядом с искусством, и ему было любопытно посмотреть, каково это будет через четыре года после ее смерти. Итак, он появился, опрокинул в себя бокал дешевого вина и принялся рассматривать экспонаты. Все это было смутно удручающим, автопортреты оказались вторичными и разочаровывающими, за исключением одного: дико выглядящей работы художника – написанной маслом женщины, смотрящейся в разбитое зеркало. Ее спина была на переднем плане, так что зритель не мог разглядеть лица, но в каждом осколке стекла отражалась некая крошечная деталь, все они были диссонирующими и невероятно разными, но все же принадлежали одной и той же одинокой женщине. Это недвусмысленно напомнило Джоне о его матери. Название: Eco de Narciso[23].

Чувствуя легкое головокружение, немного ошеломленный, он налил себе еще выпить и направился к открытой погрузочной платформе в задней части здания. Он вытащил косяк и лег на спину, глядя в темное небо. Услышав приближающийся звук шагов, он предположил, что это Ли пришел устроить себе небольшой перерыв, и сказал:

– Если я увижу еще один посредственный портрет художника, то думаю, что захочу застрелиться.

– И не говорите!

Она села рядом, выхватила косяк прямо у него из пальцев, затянулась.

– Они такие настороженные, правда? Почти чувствуешь запах неуверенности в краске. – Она повернулась к нему. – Так зачем же вы сюда пришли? Нет, дайте-ка я угадаю. – Она откинулась назад, размышляя. – Поддержать друга? С парнем? Вы преследователь?

– Я здесь ради бесплатной выпивки. – Он повернулся к ней. – А вы?

Она улыбнулась, приподняв одну бровь.

– Я одна из художников.

Джона подавился дымом и начал неудержимо кашлять.

– О боже, – выдавил он из себя. – Я чувствую себя таким ослом.

Она ухмыльнулась и пожала плечами.

– Может, вы и осел, но тем не менее вы правы. Я прощу вас, если сможете угадать мою картину.

Джона задумался, изучая ее.

– Черно-белое произведение в стиле пуантилизма с красным ухом художника?

Она достала телефон, пролистала фотографии, показала экран: Eco de Narciso.

У Джона перехватило дыхание.

– Вы поверите, если я скажу, что это была единственная картина, которая мне действительно понравилась?

Она усмехнулась и покачала головой.

– Я назову это чушью собачьей.

– Черт, – пробормотал он. – Ладно, я сам все испортил, не так ли? Как я смогу искупить вину?

– Как насчет… – Она наклонила голову, размышляя. – …ты позволишь мне нарисовать твой портрет?

Ему нравилась Мэгги, очень нравилась. И когда они начали встречаться, в нем появилось что-то вроде нежной заинтересованности. Он обнаружил, что Мэгги – это идеальное отражение дико красочных, масштабных картин, которые она создает: житейских и ярких, интуитивных и теплых. Она обладала сверхъестественной способностью улавливать его настроение – поэтому, когда Джона был с ней, у него возникало отчетливое ощущение, что он возвращается домой. Более того, ему понравилась мысль связать себя с художником-революционером, как Фицджеральд всегда общался с мечтателями своего времени. Этот сюжет мог сработать, в нем был смысл. И Джона начал задаваться вопросом: что, если Мэгги на самом деле бесконечно редкая личность, которой можно восхищаться – подлинно лучезарная женщина, перечеркнувшая в тот первый момент их волшебной встречи все годы его непоколебимой преданности. В бессонную ночь размышлений