Опаловая змея - Фергюс Хьюм

хочу, чтобы вы мне помогли, положил туда наконечник стрелы, чтобы заставить вас ради своей же безопасности помочь мне. Я добился успеха, и вы должны сделать то, что я прикажу, или проиграть.

– Дьявол! – в бешенстве закричал Бэлскомб. – Это вы убили мою несчастную жену, не отрицайте! Я вижу это по вашему трусливому лицу; я обвиню вас перед всем миром и повешу за ваше преступление!

– Ба! Кому больше поверят, вам или мне? Против меня нет никаких улик!

– Ваше собственное признание!

– Это не признание в убийстве; то, что я сказал вам наедине, я буду отрицать публично – у вас нет свидетелей.

– Вы лжете! Вот три свидетеля!

Мужчины с криком обернулись – на пороге комнаты стояла Мэй Пенфолд с торжествующим выражением в глазах, а за ней – Даукер и Норвуд. Эллерсби понял, что просчитался, и с криком устремился к двери библиотеки, но не успел добежать до нее, как Бэлскомб бросился на него и повалил на пол. Двое мужчин катались по полу, отчаянно сражаясь, а затем к ним присоединился Даукер, чтобы помочь скрутить Эллерсби, когда внезапно его сопротивление прекратилось и он стал совершенно безвольным.

– Все кончено, – тихо произнес он с мертвенно-бледным лицом, когда Бэлскомб поднялся. – Вам так и не удастся наказать меня.

– Вам не избежать виселицы! – воскликнул, задыхаясь, Бэлскомб.

– Да, я избегну ее, – презрительно усмехнулся Эллерсби, – и по вашей собственной вине. Вы забыли, что у вас в руке отравленный наконечник стрелы, и ранили меня.

Он поднял правую руку, и все увидели длинную красную рваную рану в том месте, где кожу разорвало острие.

– Через десять минут я буду покойником, – тихо проговорил молодой человек. – Никакая наука в мире не сможет спасти меня сейчас.

– Проклятие! – в ярости выдохнул Даукер, в то время как остальные трое в ужасе молчали.

– А! Вы сердитесь, что я от вас ускользнул, – сказал Эллерсби со свойственным ему цинизмом. – Утешайтесь, мой проницательный ловец воров, моя поимка не сделала бы вам чести, так как сами вы напали на ложный след. Вы подозревали Десмонда, Каллистона, Лену Саршайн и Бэлскомба – всех, кроме одного. Я дурачил вас до конца, и теперь, когда я пойман, мне все равно удастся вырваться из ваших лап.

Мэй Пенфолд шагнула к нему.

– Раз уж вы так глубоко согрешили, – мягко произнесла она, – вам лучше покаяться и во всем признаться, чтобы освободить Майлза из тюрьмы. А я тем временем схожу за доктором.

Он сделал ей слабый знак остаться.

– Никакой доктор мне не поможет, – возразил он слабым голосом, – но я все расскажу, мистер Даукер, может быть, запишет это, и если успею, я… я подпишу.

– Я напишу ваше признание, – ответил Норвуд и, усевшись за письменный стол, взял ручку и стал ждать.

Это была странная сцена. Эллерсби лежал на полу с полузакрытыми глазами, Бэлскомб застыл, прислонившись к письменному столу, в разорванной одежде, с бледным измученным лицом, а Мэй Пенфолд стояла рядом с Даукером и с жалостью смотрела на умирающего у ее ног.

Понимая, что жить ему осталось недолго, Эллерсби сразу же приступил к делу:

– Я, как вы знаете, родился в Вест-Индии и приехал в Англию, чтобы получить образование. В раннем детстве меня воспитывала нянька-негритянка, и перед отъездом из Барбадоса она дала мне наконечник стрелы, который, по ее словам, был пропитан смертельным ядом, и одна царапина могла убить человека. Наверное, что‐то связанное с их культом Обиа. Она велела мне использовать его против врагов, но я не был настолько диким, как она, хотя в моих жилах и течет негритянская кровь, и меня это не слишком беспокоит. Я закончил свое образование и стал появляться в обществе. Однажды в Фолкстоне я встретил Амелию Диксфол и полюбил ее – вы даже не представляете, как я ее любил, со всей безумной страстью креола. Она водила меня за нос, пока не превратила в своего раба, и отказывалась выйти за меня замуж, по крайней мере два года – по какой причине, я тогда не знал, но теперь понял: она хотела выйти замуж за титулованную особу и держала меня около себя, чтобы стать моей женой, если не удастся осуществить свои амбиции. Я уехал за границу и, вернувшись, обнаружил, что она вышла замуж за Бэлскомба. Я встретился с ней и упрекнул в предательстве, но она не стала ничего объяснять, только посмеялась надо мной. Потом я услышал, как она вела себя с Каллистоном, и поклялся, что убью ее, если она предпочтет его мне. Она отрицала, что любит его, а потом я услышал о ее предполагаемом побеге и решил обратиться к ней еще раз, а если мне не удастся образумить ее, поклялся, что убью ее отравленным наконечником стрелы. Я думал, что увижу ее в этот вечер, поэтому, переодевшись в вечерний костюм, положил наконечник стрелы в карман и пошел на Парк-лейн. Мне сказали, что она отправилась на бал к графине Керсток, и я решил, что это просто уловка с ее стороны. Я пойду в квартиру Каллистона и поговорю с ним. Я отправился к нему на Пикадилли, но так как не знал, где он живет, то нашел его дом только через некоторое время. Я уже собирался войти, когда увидел Бэлскомба и задался вопросом, что он здесь делает. Пока мы ждали, вышла какая‐то женщина, и я сразу узнал в ней леди Бэлскомб. Я видел, как сэр Руперт пошел за ней, и был свидетелем их спора под фонарем; видел, как он сорвал медальон, а потом леди Бэлскомб убежала. Я последовал за ней и нашел рассеянно бредущей в тумане. Она узнала меня, и у нас состоялся бурный разговор. Я настаивал, чтобы она пошла ко мне в гостиницу и уехала со мной утром, заявив, что теперь, когда ее муж увидел, как она выходит из дома Каллистона, он подаст на развод. Потом я спросил ее о письмах, и она сказала мне, где они. Я обещал, что заберу их, и тогда сэр Руперт никогда не узнает, с кем она уехала. Она согласилась поехать со мной и дошла до Джермин-стрит, но потом передумала и сказала, что любит Каллистона и ненавидит меня. Она упорствовала в том, чтобы утром отправиться в Шорхем, и так издевалась надо мной, что я обезумел от гнева и решил убить ее. Поэтому я притворился, что согласился с ее словами, и только попросил поцеловать меня в последний раз. Она так и сделала, и, обнимая ее, я ранил ее в