Открытая рана - Сергей Иванович Зверев

нынешним временам победной поступи городской телефонизации роскошь несусветная, так что Антипов посмотрел на меня с уважением.

Телефонную трубку взяла Анна, которая уже пришла со своей работы в школе.

— Анюта, сердце мое, тут такое дело. Знаешь…

— Знаю, — сухо произнесла моя благоверная. — Тебя сегодня не ждать. И билеты в кино выбросить в мусорную корзину. Кинофильм, кстати, «В мирные дни» — про твоих любимых шпионов.

— Билеты, билеты, — поморщился я как от зубной боли. — Ну сходи одна.

— Да я все время одна… И ведь, дура, уговорила соседку с Настей посидеть.

— Анют, служебная необходимость. От меня не зависит.

— Я понимаю. Служба… Ну служи, Ванюша. А я в кино пойду. На шпионов. Одна.

Запиликали гудки.

Я вытер пот со лба. В кино она собирается. У нас тут такое кино, что ни один режиссер не снимет. Поэтому я и не особый любитель этого важнейшего из искусств — сама моя жизнь гораздо напряженнее и куда веселее, порой до икоты.

Антипов понимающе произнес:

— У меня то же самое. Женщины требуют, чтобы мы любили их больше, чем работу.

— А мы…

— А у нас это никак не получается…

Глава 6

Пистолет ТТ в моей руке привычно рявкнул. Отдача. Пуля начала свое смертельное движение. Ну что, пошло веселье со стрельбой! Закономерное завершение сумасшедшего дня!

Но обо всем по порядку…

Когда мы шатались по улицам и переулкам, мне пришла в голову мысль, что к Москве я так и не привык. Она давила, стискивала. Здесь порой так трудно дышать. Душа все время рвется на простор. Вместе с тем теперь я сцеплен с этим городом намертво. Кажется, нет такой силы, чтобы разорвать возникшую связь.

Воздух в столице наэлектризован энергией гигантских задач. Я ощущал, что именно здесь находится какой-то сакральный центр, где решаются судьбы всего мира, где строится образ будущего, где сходятся гигантские силы. И именно здесь так нужны те, кто умеет защищать и оборонять все это. Я чувствовал здесь сопричастность с великими делами. С такими, как Проект.

Вместе с тем, конечно, Москва еще и просто огромный город — административный, промышленный, полный добродетелей и низких пороков. В нем живет, страшно представить, уже почти пять миллионов человек. И это город не только помпезных проспектов с великолепной архитектурой, высоток и дворцов, с упорядоченной чистотой и энергичной степенностью. Все же здесь куда больше рабочих окраин, районов бараков, где царят свои законы — порой патриархальные, а местами и уголовные. Все так же, как и в любом другом городе. Только вот масштабы.

Здесь все огромно. Заводы размером с город. Жилые районы размером с иную область.

Я не настолько хорошо знал этот город, его ловушки и опасности. И просто терялся здесь. Это не мои родные западноукраинские леса. А вот Антипов был просто лоцманом в этом бушующем море. Особенно на территории обслуживания, где он знал, кажется, каждый подвал и скамейку, не говоря уж о притонах и местах скопления антиобщественного элемента.

Ему бы экскурсоводом работать. Только и успевает кивать — там брали вора-домушника, он прокусил оперативнику ногу. А вон там в сорок первом году взяли ракетчика — немецкого агента, обозначавшего сигнальными ракетами цели для бомбежки. Там хранили краденные с Завода листы металла. А там барыга жил, его воры прирезали, польстились на тайник.

— А вон дом — там постового милиционера застрелили, — показывает начальник уголовного розыска на подъезд давно не ремонтировавшегося кирпичного трехэтажного дома. — Проверял документы у подозрительного гражданина. Тот бросился бежать и заскочил в подъезд. Наш следом — и тут же схлопотал пулю. Когда в дверь подъезда входишь — ты для того, кто там затаился, мишень. Сколько наших ребят вот так положили. Мы потом инструктировали — следом за бандитом не идти. Перекрывать выходы. Ждать подмогу. Именно так Рыжего два года назад брали. Заблокировали. Пустили собаку. Он ее уложил и сам застрелился. Жалко пса. Но так бы сотрудника убил… Эх, до сих пор стреляем, но куда меньше…

Конечно, грустно смотреть на город с такого неказистого ракурса — со стороны выгребной ямы. А ведь большинство людей живут совершенно нормально и полноценно. Ходят на работу, в театры, кино и клубы. Занимаются детьми. Но именно они нам сейчас неинтересны. Нас ждет заброшенное отдельно стоящее бомбоубежище около станции. Тот самый катран — притон для карточной игры. Там обильно татуированные игроки мусолят карты.

Мы спускаемся в бомбоубежище по мокрым ступеням. Тяжелая дверь распахнута и никогда не закрывается, тусклая лампочка светит под потолком. Идет азартная игра, и никого больше здесь не ждут. А тут мы пришли с приветом, рассказать, что солнце… нет, еще не встало.

Я и рта не успеваю открыть, а в мою сторону уже летит бутылка. Приходится ловко уворачиваться.

Увернулся. Реакция все еще хорошая.

— Замерли! Милиция! — Я выстрелил для острастки из своего старого доброго ТТ в деревянный щит, прислоненный к стене, — так, чтобы пуля не срикошетила и не задела нас самих.

Подействовало. «Клиенты» застыли, как изваяния. Больше никто не рыпается.

— На пол! — заорал я. — Или стреляю на поражение!

Что такое стрельба на поражение, эти субъекты представляют отлично. Безропотно разлеглись. Чтобы они не уснули, мы с Антиповым награждаем их пинками и тумаками от всей широты нашей чекистской души, не обращая внимания на завывания:

— Прости, начальник! Обознался!

Нормальная повседневная милицейская работа. Обычный человек на ней свихнется за пару дней, а для меня вроде и ничего. На Украине и похлеще карусели крутились.

— О, Куркуль! — обрадованно развел руками Антипов, разглядев задержанных в количестве пяти отпетых особей, когда мы их, прилично помятых, поставили на ноги и расставили в ряд вдоль стены. — Только вчера на тебя ориентировка пришла. Ты на лыжи встал и оставил места отбывания заслуженного, заметь, наказания.

Квадратный, почти лысый Куркуль зло посмотрел на него и потупил глаза.

— Вот только не пойму. Чего ты рванул? Тебе два месяца чалиться оставалось.

— Да на ножи суки правильных воров поставить хотели, — пожаловался на несправедливость судьбы беглец. — Там столько народу полегло. Потом вертухаи шмаляли по всем подряд. Я и ушел в суете.

— Ну готовься теперь обратно.

— Не, я в сучью зону не пойду! Лучше руки на себя наложу!

— Да не ко мне вопрос…

Сдали картежников в отделение. Отработали.

Давно стемнело. Неужели на сегодня этот дурдом закончен? Но главное не то, что он закончился, а то, что результата опять нет.

Я еще успевал на трамвай. И двинул домой, к Никитским Воротам.

А там жена,