Открытая рана - Сергей Иванович Зверев

от избытка чувств запросто могли убить. Все же не кошелек какой-то украл, а голубя!

— У пакгауза натырил? — еще раз встряхнув пацана, осведомился Антипов.

— Дяденька милиционер, — захныкал пацан. — Мое это. Сам, можно сказать, воспитал.

— Что ты врешь, Чапа? Я же тебя знаю. Сам ты только воруешь.

— Мое. Пусть докажут, что их, — заныл Чапа.

— Вот сейчас отдам тебя пацанам с пакгауза, и разбирайтесь сами, — мстительно улыбаясь, произнес Антипов.

— Не надо!

— Ну тогда быстро говори — пока здесь крутишься, такие вещи никто не предлагал? — Начальник розыска описал, что стянули у потерпевшего Ленковского.

Пацан нахмурился. Потом сказал:

— Да ручками с перьями тут каждый второй торгует. Хлопком выбьют у ротозея из кармана, и сюда. А вот портфель — не, не видел такого. Я бы запомнил.

— Кто у Базарного переулка на гоп-стоп мужика взял?

— Не слыхал! Вам лучше знать!

— Поговори мне еще. Кто вообще там толкается?

— Не знаю!

— Залетные, ворье, шпана — видел кого?

— Нет!

— Чапа, не зли меня…

— Ну «пять бараков». В ближнем к железке, на втором этаже, у Петровича его кореша из тюрячки уже неделю не просыхают. Их и спросите.

— Петрович — это Гвоздь?

— Он, буржуй… А больше ничего не знаю.

— Портфель или ручку увидишь — свистни. И не дай бог кто-то мне об этом скажет раньше тебя. Ты понимаешь?

— Да понимаю я. Отпустите уж! Мне голубями торговать надо…

Уже третьи сутки мы с Антиповым обшариваем прилегающие к Заводу территории, а также весь остальной район. Разговоры, разговоры. Такова работа угрозыска — ходить и спрашивать в надежде наткнуться на то, что ищешь.

И вламываться на малины и в притоны. Чем мы и займемся сейчас по информации Чапы.

Антипов взглянул на часы:

— Одиннадцать. Шкет сказал, они там весь день квасят. Пошли?

— Пошли, — кивнул я.

Бывают сумасшедшие дома, где кавардак и дичь. А бывают сумасшедшие дни, когда то же самое, что и в сумасшедших домах, — кавардак и дичь, но только на воле и плотно спрессовано по времени.

Вот сегодня и выдался такой день. Правда, я еще не представлял, насколько он сумасшедший.

— Тогда вперед, к «пяти баракам», — призывно махнул рукой Антипов, сейчас сильно напомнивший вождя мирового пролетариата на броневике — лысый, в кепке и рука указывает путь. Э, что-то меня не туда понесло. Хорошо, что партийные органы мысли пока не читают…

Глава 5

Этот город переполнен самыми разными звуками.

— Берем! Старье берем! Все берем! — требовательно кричит обходящий дворы татарин-старьевщик.

С другой стороны ему как-то уныло, будто из-под палки, нараспев вторит точильщик:

— Точу ножи, ножницы!

Во дворах стук и победные крики — это доминошники радостно колотят костяшками по врытым в землю дощатым столам, забивая козла.

Вечером то с одной, то с другой стороны зазвучат патефоны, а на танцплощадке в парке закрутятся фокстроты и танго.

— Ура! Падай, ты убит!

— У меня граната! Получи!

Это носятся после школы по улицам вездесущие пацаны с деревянными самодельными автоматами, играя в войну, — самые несчастные выступают за фашистов. Мальчишки побольше сражаются в ножички и пристенки.

Звон и стук долгожданного трамвая, отчаянные крики людей, которые с трудом утрамбовываются в него:

— Надави сильнее!

— Дышать не могу!

— А ты выдохни!

Обычная жизнь обычных московских закоулков и окраин. Наши охотничьи угодья.

Господи, вроде всего лишь одно отделение милиции, а на территории его обслуживания такое количество всяких закутков, злачных мест, жилых зданий. Это Москва в миниатюре. Здесь и деревянные единоличные строения. И добротные новые дома с горячей водой. И двухэтажные особняки со сквозными дворами, голубятнями, дровяными сараями и подвалами. И парк, и толкучки. И железнодорожная станция.

Вот и те самые «пять бараков», где живет пролетариат с Завода и примазавшиеся к нему. Дома кирпичные, добротные, бараками считаются потому, что там коридорная система — из конца в конец здания идет один коридор с множеством дверей. Один сортир на этаж, зато в теплом помещении, а не на улице. Плинтусы обиты медью, чтобы крысы не прогрызали дырки.

Мы останавливаемся перед одной из таких дверей. Прислушиваемся. Из-за нее доносится приглушенная и грустная мелодия Глена Миллера. Сменяется музыкой Дюка Эллингтона. Одно время было полно трофейных пластинок с этими музыкантами. Вот и тут крутят трофейные пластинки.

— Стиляги, — хмыкнул Антипов.

— Буржуазная культура, — поддакнул я.

Да, таковая распространена, не поощряется вследствие борьбы с космополитизмом, но и особенно не преследуется. И кто же там так культурно разлагается?

— Начинаем. — Антипов колотит ладонью по двери: — Открывай, Гвоздь!

Не дождавшись должной реакции, молодецким ударом ноги вышибает дверь.

В тесной комнатенке праздник. Стол накрыт богато. Водочка «Столичная», крабы, краковская колбаса, соленья. Пир горой. За столом компания маргиналов в количестве трех синих от татуировок особей мужского пола и двух дам облегченного поведения. Еще почти что трезвые. Как они все сюда набились?

— Ну-ка встали все к стеночке, — велит Антипов, с порога оглядывая не слишком благородное собрание. — Плохо доходит?

Компания обреченно выстраивается вдоль стены. При этом хозяин подавляет даже робкую попытку своих товарищей начать качать права:

— Делай, что говорят. Это Антипов!

Двое из присутствующих со справками об освобождении — только что вернулись из мест не столь отдаленных. По этому поводу и праздник.

Один все же возмущается:

— Ничего же не сделали. Просто к корешу зашли. На огонек залетели, как мотыльки. И вот пожалуйста, нарвались.

— В отделении разберемся, — заверяет Антипов. — Строимся — и на выход.

Послушно, руки за спину, маргиналы тянутся на улицу. Транспорта у нас нет, так и провожаем до отделения — строем. Хорошо еще тут недалеко.

Там быстрый опрос по заготовленному заранее списку. Нужно отметить, что давил Антипов уголовников мастерски. Я тоже умелец не из последних в этом деле, хотя сейчас немножко форму и растерял при общении с научной общественностью. Да и раньше сталкивался все больше с отпетыми бандитами, убийцами, диверсантами и саботажниками, с чудовищным отребьем. Начальник розыска же виртуозно разводил на разговор именно уголовную шушеру, легко перегружая их и так недалекие умы их же правилами, понятиями, законами, запутывая, загоняя в тупик. Ну что, молодец. Человек на своем месте.

Отработали этих доставленных. Нет, к нашему делу они отношения не имеют. Но дали наводку на катран. Там всякий залетный народец в картишки перекидывается.

— Вечерочком туда нагрянем, — говорит Антипов. — Составишь компанию?

— А куда я денусь. Только позволь позвонить домой.

Я набрал номер с трудом — диск на черном эбонитовом аппарате постоянно заедал. Как контрразведчику из Проекта, мне установили в квартире телефон — даже по