Подавать холодным - Дмитрий Ромов

По идее, кому мне было доверять, как не Мамаю да Садыку? Но… какое-то неприятное чувство и дурацкая подозрительность не давали мне выложить всё начистоту. Из-за этого и дело стопорилось, но сделать с собой я ничего не мог. Ждал, надеясь получить какие-то доказательства надёжности старых друзей.

Поговорив ещё немножко, мы распрощались, я вернулся в центр, погулял, а вечером улетел домой. В аэропорту никто меня не проверял, не звонил и не чинил никаких препятствий.

* * *

Когда я зашёл в самолёт и проходил через салон бизнес-класса, увидел в кресле Нюткина, помощника заместителя губернатора по безопасности. Я его сразу узнал. Он же равнодушно скользнул по мне взглядом, каким взирал на всех пассажиров эконом-класса.

Когда я проходил мимо него, мне показалось, что он обернулся в мою сторону, вероятно, пытаясь припомнить, где видел моё лицо. Но я не остановился и прошёл на своё место. Слева от меня сидела девушка в наушниках и тыкала в телефон. На меня не взглянула. Я сел рядом с ней на среднее место. Откинул голову на подголовник и практически сразу отрубился.

Слышал сквозь сон, как инструктировала пассажиров стюардесса, как говорил командир корабля, как вибрировал самолёт, когда мы взлетали, но всё это было где-то глубоко внутри, заключённое в мягкую оболочку сна, из которой не могло вырваться и стать реальностью. А потом я утонул в приятной и сладкой темноте. Правда, через некоторое время кто-то похлопал меня по плечу, потом подёргал за локоть, но не со стороны девушки, а со стороны свободного кресла. Я повернул голову и увидел Нюткина.

— Я сплю, Давид Михайлович, — сказал я.

— Узнал своего спасителя? — засмеялся он.

— Я сплю.

— Да погоди, спать-то, — снова потормошил меня он и подёргал за руку. — Две минуты поговорим.

В салоне было темно, за бортом тоже была чернота, и все мудрые люди давно спали. Не спал только Нюткин и теперь вот ещё я.

— Послушай, на пару слов, — кивнул он, когда я чуть приоткрыл глаза. — Просто неизвестно, когда ещё доведётся пересечься.

Я не ответил и закрыл глаза.

— Скажи, почему вокруг тебя вдруг одномоментно вскипели такие страсти? Какие-то нелепые наезды со стороны ведомства Щеглова, похищения, статьи в прессе. Что это такое? Назаров опять же…

— Да, это какая-то череда… нелепых случайностей, — ответил я, — в полной мере не объяснимых и не объяснённых. И я сам пребываю в недоумении.

— Ну, перестань паясничать! — раздосадовано воскликнул он. — Почему Щеглов хотел тебя уничтожить?

— Он думал обо мне не то, что есть на самом деле.

— Что именно он о тебе думал?

— Да откуда я знаю? Давид Михайлович, вы же видели, он пытался повесить на меня убийство, которое я никак не мог совершить. Всё эти похищения дурацкие. Я не знаю, чем всё могло кончиться, если бы не Назаров.

— А почему за тебя вступился Назаров?

— Так я приятель его сына.

— В общем, не хочешь рассказать, — поджал он губы.

— Но я бы рад рассказать, Давид Михайлович, если бы знал, что. И потом, как я могу быть уверен, что вы не враг мне, а друг?

— Дружба, молодой человек, на пустом месте не возникает. Дружбу надо кропотливо выстраивать. Дружба — это, знаете ли, ого-го! Поэтому вы бы могли сделать один маленький шажок в этом направлении, а я со своей стороны тоже бы шагнул. Потом вы, потом я, и снова вы, и снова я. И, глядишь, вскоре мы могли бы стать закадычными друзьями.

Я засмеялся:

— Это правда. Я бы этого хотел.

— Ну, и я тоже. И если наши желания обоюдны, то, может быть, поговорим об этом деле?

— Давид Михайлович, давайте потом поговорим. Здесь место неподходящее.

— Я тебя понял, — кивнул он и протянул мне кусочек картона. — Вот моя визитная карточка. Позвони и мы договоримся о встрече. Я думаю, мы бы могли найти какие-то точки соприкосновения и даже оказаться друг другу полезными.

Он произнёс это многозначительно и закрепил фразу не менее многозначительным взглядом.

— Всегда, — ответил я немеркнущей фразой слесаря-интеллигента Полесова.

* * *

Из аэропорта я поехал домой. Умылся, постоял под горячими струями душа, сварил кофе и начал готовить яичницу. В дверь позвонили. Пришла Настя.

— О-о-о! — улыбнулся я. — Настя! Проходи. На тебя яичницу делать?

— Нет, — грустно ответила она.

— Ну и зря. Белок школьникам очень полезен.

— А желток?

— Желток тоже.

— Понятно. Ясно всё с тобой. Весельчак.

— Это хорошо, что тебе ясно. А вот мне с тобой ничего не ясно.

Она прошагала на кухню.

— Со мной-то всё как раз примитивно просто, — сказала она и уселась на табурет, сложив руки на коленях. — Ешь, ешь! Ты только сейчас прилетел?

— Прилетел, — кивнул я. — Но я тебе не говорил, что я улетал.

— Да. Вот я и подумала, а почему же ты мне не сказал, что улетел?

— Потому что я узнал, что лечу уже ночью. Я ездил в командировку.

— В командировку… — задумчиво произнесла она. — И кто ж тебя командировал? Амур?

— Слепой Амур пронзил меня стрелою, — пропел я, вспомнив Караченцова. — Нет, не так… Слепой Амур, в меня пустил стрелу ты… Да, точно…

Слепой Амур, в меня пустил стрелу ты,

И закипела молодая кровь.

Я не намерен ждать ни полминуты:

Пришла любовь,

Пришла любовь,

Пришла любовь!

— Ясно, — опять вздохнула Настя.

— Настя, ну что ты такая грустная-то сегодня? В чём дело? — спросил я, приступая к яичнице. — Точно не хочешь? Смотри, как красиво. И вкусно.

— Сергей… — начала она и замолчала.

— Ну, что с тобой, мой друг?

— Может быть, конечно, я себе это просто придумываю, но мне хочется думать, что ты ведёшь себя так просто потому, что не хочешь делать мне больно…

— Естественно, не хочу. Что за мысли?

— Ты вот даже сейчас говоришь мне «мой друг», а я ведь жду не этого. Но… ладно… я не буду устраивать сцен…

Она и отвернулась и украдкой провела пальцем по ресницам.

— И надоедать своими страданиями тоже не буду… Уж лучше быть друзьями, чем… вообще никем, правда? Но только она тебя не любит, а ты напрасно рвёшь душу.

— Я тебя не понимаю, — по инерции сказал я, хотя уже начал догадываться.

И мышь начала. Она жалобно пискнула и завозилась…

— Думаешь, я не знаю, что ты летал к своей ненаглядной Ангелине?

— Я летал не к Ангелине, — ответил я.

— Слушай… давай хотя бы ты выкручиваться не будешь, — с горечью попросила она и протянула свой телефон.

На экране я стоял с Ангелиной на фоне Московского зоопарка и улыбался…