Человек в прицеле - Александр Александрович Тамоников

В медицинском пункте Буторин обратился к немолодой женщине-фельдшеру, пожаловавшись на болевшую руку — якобы упал и теперь беспокоится, не перелом ли. Пришлось снимать шинель, гимнастерку. Женщина прощупала руку, а Виктор старательно ойкал в нужный момент. Фельдшер неодобрительно хмурилась, когда слышала эти звуки, но от комментариев воздерживалась. Наконец она разрешила одеваться и сказала:

— Ничего у вас там не сломано. Был бы перелом, вы бы так не ходили, да и следы на коже были бы: и покраснение, и синяк, вплоть до почернения. А у вас даже ушиба нет. Растяжение, скорее всего. Хотите, я вам фиксирующую повязку наложу, а то разбередите, и заживать долго будет.

— А? Да нет, спасибо, — заулыбался Буторин. — Я буду осторожно себя вести, постараюсь не травмировать руку. Что же я, здоровый человек, с повязкой буду щеголять, у меня тут в попутчиках полковник медицинской службы, засмеет еще.

И снова, как ни пытался Буторин перевести разговор на этого гипотетического полковника, никакой реакции не последовало.

Выйдя на улицу, Виктор увидел двух бойцов, перекуривающих у стены. Достав папиросу, он подошел к ним, попросил прикурить и чуть задержался, перебросившись несколькими словами о погоде, о скорой победе, заодно спросил, не видели ли бойцы тут высокого офицера, попутчик, мол, потерялся на станции. И снова безрезультатно. Офицеры тут вообще, как он понял, редкость, если только с подразделением каким-нибудь. Пассажирские поезда останавливаются редко, в основном проходящие эшелоны.

У Сосновского тоже дела шли не очень хорошо. Он уже час описывал круги по станции, но результата никакого. На окраине станции он заметил четырех мальчишек лет семи-восьми, которые дурачились в снегу, катались на фанерках с небольшой горки. Мороз, одеты в старые, не по размеру, валенки, штопаные-перештопаные пальтишки и фуфайки, шапки, вытертые до самой кожи, а им все нипочем! Дети, они и во время войны дети. Снежная горка — это ли не самая главная радость и забава всей детворы во все времена. Наверное, она из года в год насыпается у этого забора, где у маленькой станции стояли четыре деревенских дома. Как они тут выжили во время войны, непонятно. И станция уцелела, и домики. Наверное, просто повезло, что не бомбили ее, не проходили здесь бои, а пронеслась война в одну сторону, потом откатилась назад, не тронув жилье.

Четверо ребятишек — два мальчика и две девочки лет семи-восьми — с визгом и смехом скатывались вниз, не обращая внимания на пронизывающий ветер и колючий мороз.

Одного мальчугана, как понял Сосновский, наблюдая за детьми, звали Ванька. Самый бойкий из всех, в старой отцовской фуфайке на вырост, подпоясанной веревкой, он лихо управлял самодельными санками, сделанными из деревянного ящика. Его рыжие волосы торчали из-под стеганой шапки с оторванными ушами, а щеки горели румянцем.

Второй, верный друг Петька, был одет в ватник с вылезающей из прорех ватой, а на ногах валенки с дырками на подошвах. Он катался на куске фанеры, отчаянно балансируя, чтобы не перевернуться. Кажется, они спорили с Ванькой, кто храбрее, и им было важно, чтобы это поняла девочка Нинка. Худенькая и быстрая, в платке, завязанном поверх рваного пальтишка, она смеялась звонко, как колокольчик, и носилась с ледянкой — старым корытом, которое скользило быстрее всех, но каждый раз норовило выбросить ее в сугроб. С завистью смотрела на других самая младшая — Зойка. Самая маленькая, в чужом валенке на одну ногу и в лапте на другую, она упрямо карабкалась вверх и не отставала от старших.

Им, конечно, было холодно. Руки замерзали в худых рукавицах, носы краснели, а пустые желудки временами урчали — но кто думал о еде, когда вокруг столько веселья?! Они гоняли друг друга, падали в снег, смеялись до слез, а потом снова лезли на горку, отряхиваясь. Изредка мимо проходили взрослые — женщины с узлами, солдаты с котомками — и улыбались, глядя на ребятишек. Война где-то далеко, а здесь, на этой станции, жизнь теплилась. Дети умели радоваться несмотря ни на что.

И когда вдалеке гудел паровоз, Ванька кричал: «Еще разок — и домой!» Но все знали, что «разок» повторится еще раз десять, пока не стемнеет, или пока кто-нибудь не поймает их за шиворот, чтобы оттащить в избу греться. А пока — снег, скорость, веселье и ветер в ушах. И ощущение, что этот день будет длиться вечно.

— Ух ты! — Сосновский подхватил самую младшую из девчонок, когда она кубарем полетела в снег. — Ты что же, малявка, ничего не боишься? Утонешь по самые уши!

— А они у меня под шапкой, — бойко отозвалась девочка.

— Дяденька, а вы военный? — подошли мальчишки, с интересом глядя на Сосновского, и стали помогать отряхивать от снега младшую девочку.

— Военный, — кивнул он и показал на свой погон. — А вы в званиях разбираетесь? Ну-ка, кто скажет, какое у меня звание?

— Генерал! — выпалила девочка и звонко рассмеялась.

— Глупая, он майор. Мой папка тоже майор! — насупился старший из мальчиков.

— И где твой папка, воюет? — спросил Сосновский и вытащил из кармана перочинный ножик. — Подарю тому, кто скажет, сколько звездочек на погоне у подполковника. Ну?

Первым снова ответил старший мальчик:

— Две!

Сосновский рассмеялся, протягивая ему свой ценный подарок:

— А с тремя звездочками погоны видел когда-нибудь? С тремя звездочками — это кто?

— Это как у того дяденьки, который тут был недавно, — добавил Петька и толкнул друга в плечо. — Помнишь, я тебе показывал, а ты еще сказал, что сейчас за ним много солдат пройдет, потому что полковник — это целый полк солдат!

Сосновский с шумом выдохнул, боясь спугнуть удачу. Он стал расспрашивать, когда они видели тут полковника, какой он из себя, куда пошел. И выяснилось, что полковник забрался в кузов грузовой машины и уехал по дороге как раз мимо горки, на которой катались дети.

— А может, вы и номер запомнили, который был написан на машине? — на всякий случай спросил Сосновский, хотя особо не рассчитывал на удачу, ему и так повезло с этими наблюдательными ребятишками.

— Не, мы не видели, — затрещали девчонки.

— Это вы не запомнили, а я запомнил, — вдруг выдал Петя и, отбежав в сторону, стал показывать на Ваньку и приплясывать со словами: — Ванька лопоухий, Ванька лопоухий! В и Л там буквы были, вот вам!

— А цифры, цифры, мальчики? — чуть ли не с мольбой в голосе спросил Сосновский. — Цифры запомнили?

— Конечно, — с гордостью ответил Петька, — 810.

Буторина Сосновский нагнал возле воинского эшелона. Схватив за рукав, он остановил его и быстро пересказал разговор с