Вы не поверите! - Питер Чейни

Уверяю, мы с вами еще повеселимся. Когда окажемся на борту и надо будет чем-то занять время, я расскажу вам, как у нас обращаются с заключенными концентрационных лагерей. Узнаете много интересного и поймете, какая насыщенная жизнь ждет вас впереди.

Он выпивает очередную порцию кюммеля.

– Как вы понимаете, герр Коушен, мошенническая публика вроде нашей простодушной Ардены не умеет смотреть дальше своих сиюминутных потребностей. Чтобы не делиться деньгами, которые Глойдас, как она думала, заплатит за сведения о новом местонахождении Бадди Перринера, она выдает весь ваш замысел. Выложила все и даже глазом не моргнула. Но самое смешное – она всерьез верит, что получит от меня какие-то деньги!

– Естественно, она не получит от вас ни цента. Обманете ее так же, как обманули Нарокова, а он еще раньше обвел вокруг пальца ее, Лодса и Борга. Я не оправдываю Ардену, но по сравнению с вами она просто младенец. Слышите, жалкий немецкий колбасник?

– Есть такое изречение: «В Риме веди себя как римлянин», – отвечает он. – Когда настанет время сообщить Ардене правду о ее ближайшем будущем, я обязательно расскажу и о том, сколь близка она была к успеху. Обязанность найти лоцманов для сегодняшнего плавания я возложил на этого дурня Глойдаса. И он их нашел, успев договориться раньше, чем напился до бесчувствия. Если бы наша очаровательная подружка сдала Глойдаса ближайшему голландскому полицейскому и минут десять поговорила со здешним американским консулом, для меня это было бы все равно что удар кинжалом в живот. Американский консул принял бы все меры, чтобы не позволить судам выйти из Дельфзейла. Не сомневаюсь, Ардене простилось бы ее участие в похищении Бадди Перринера. Она бы наверняка получила и денежное вознаграждение. Но вместо этого…

– Вместо этого вы заставили ее работать на себя, – перебиваю его я. – А когда она выполнит все, что от нее требуется, и станет не нужна, вы ее кинете, как кинули остальных.

– И снова, герр Коушен, вы показываете величайшую прозорливость. Но что еще мне остается делать? – разводит руками Зельдар. – Как бы ни хотелось, чтобы жизнь этой фрейлейн продолжалась в прежнем ключе, такое попросту невозможно. Она слишком много знает. Впрочем, опасно даже не это, а ее язык. Когда она поймет, что никакие деньги от нас ей не светят, она сильно разозлится и начнет болтать не закрывая рта. Конечно, если бы ей представился такой шанс. Но я позабочусь, чтобы этого не случилось.

Он затягивается и медленно выпускает дым. Этот хмырь очень доволен собой и наслаждается жизнью.

– В надлежащее время я решу вопрос с ней и сделаю это столь же тихо и эффективно, как в случае Сержа и Эдванны Нароковых.

Я подскакиваю на стуле:

– Так это вы убили Сержа и Эдванну! А я-то думал, что Эдванна отравила мужа и следом отравилась сама.

– Представьте себе, я, – говорит Зельдар и улыбается. – А чего вы ожидали? Разве моя страна стала бы поручать мне деликатные и, надо сказать, опасные миссии, если бы я не умел деликатно их выполнять?

Он берет стул, разворачивает и садится поперек. Его так распирает от самодовольства, что того и гляди лопнет.

– Герр Коушен, я же не настолько наивен и глуп. Я сразу понял: Эдванна Нарокова – женщина огнеопасная. Как и всякая француженка, она была отчаянной патриоткой. И еще я понимал, что рано или поздно Серж разболтает жене, ради чего мы затевали похищение и какой «выкуп» нужен нам на самом деле. У него бывали минуты слабости, и чем дальше, тем отчетливее я понимал: Эдванну придется убрать. Возможно, вместе с Сержем.

И такой момент настал. Я это осознал во время торжества, которое Нароков устроил в кафе «Казак». – На физиономии Зельдара появляется шакалья улыбка. – Я понял: нельзя допустить, чтобы герр Коушен мотался по Парижу и занимался расспросами, способными доставить нам неудобства.

Меня насторожило и другое. Вы ушли довольно рано, что выглядело подозрительным. Вскоре и Эдванна под каким-то выдуманным предлогом ушла. Я догадался: Серж слишком много выболтал ей, и теперь она намерена сообщить эти сведения вам. Я понял, что на нее сильно подействовала смерть вашего коллеги Родни Уилкса.

Я киваю.

– Значит, умерщвление Уилкса тоже на вашей совести. Вы передали свое зелье Сержу, а тот и не догадывался, что оно убьет Уилкса?

– Совершенно верно. Я сказал Сержу, что Уилкс ощутит… желудочный дискомфорт и быстро уберется из «Зидлер-клуба». Это был самый тактичный способ прогнать докучливого федерала. Серж поверил моим словам, что указывает и на его невысокие умственные способности.

Зельдар встает и подходит к камину. Он охорашивается, словно павлин. Наверное, предвкушает, как по возвращении в Германию Адольф похлопает его по плечу и выдаст две тонны железных крестов.

– Когда Эдванна ушла вскоре после вас, я двинулся следом. Через некоторое время она покинула свою квартиру и отправилась туда, где жил Серж. Я снова шел за ней по пятам. Она не знала, что у меня есть ключ. Я тихо вошел и остался стоять в коридоре, где и слушал очень интересный разговор между ней и Сержем. Она умоляла мужа рассказать вам всю правду. Чувствовалось, он вот-вот согласится.

Ну а дальше… все было очень просто. Я вышел из квартиры, тихонечко закрыл дверь, а затем выждал минуту и нажал кнопку звонка. Открыл Серж. Он впустил меня и сразу заговорил об утренней встрече с вами.

Серж сидел перед камином. Эдванна вытянулась на диване в очаровательной позе. Она это умела. Мы весьма дружелюбно побеседовали, затем я пошел к столу, чтобы налить всем по порции. К счастью, у меня еще оставалось немного средства, которым устранили Уилкса. Очень сильнодействующее, кстати. Я незаметно подмешал его в бокалы Эдванны и Сержа. Потом предложил тост, и мы выпили.

Он вздыхает.

– Моя прекрасная Эдванна умерла мгновенно, – продолжает он. – Серж оказался покрепче. Он бросил бокал и пытался выстрелить в меня. Я даже не знал, что у него есть пистолет. К счастью, яд подействовал раньше, чем Серж успел нажать на спуск.

Потом я немного развлекся, делая мизансцену более убедительной для вас. Я осторожно уложил Эдванну на диван. Ее бокал поставил на пол, как сделала бы она сама. По моим расчетам, увидев эту картину, вы придете к выводу, что Эдванна предпочла отравить Сержа и отравиться сама, только бы не позволить ему предать ее любимую Францию.

Зельдар улыбается во весь рот. Да, дьявол рядом с ним смотрелся бы Санта-Клаусом.

– Я не сомневался, что в случае чего она убила бы Сержа, – продолжает он. – Но с собой бы не покончила. Мне была нужна смерть обоих. Я знаю, как опасно оставлять в живых свидетелей.

Я непринужденно встаю, словно мне надоело сидеть. Переворачиваю стул спинкой вперед. Зельдар сразу же наставляет маузер, но, не усмотрев в моих действиях ничего опасного, снова расслабляется.

Потом я набираю в легкие побольше воздуха и говорю Зельдару:

– Вы меня переиграли, но лишь потому, что держите в руке пистолет. Однако оружие не помешает говорить. Наверное, тот, кто придумал слово «мерзавец», имел в виду вас. Вряд ли найдется сукин сын, который бы вас перещеголял. Самый прожженный вор и убийца рядом с вами похож на красавца с рождественской открытки. Вы настолько гнусный тип, что я даже не стал бы бросать вас акуле. Зачем ее травить? Это во-первых. А во-вторых…

Правой рукой хватаю стул за ножку, кидаю в Зельдара и следом бросаюсь сам. Маневр удается: другая ножка выбивает у него пистолет.

Каблуком бью его в голень. Зельдар багровеет от боли. Не давая ему очухаться, правым кулаком въезжаю ему по физиономии, расплющиваю нос и рассекаю обе губы. Раньше, чем он успевает ощутить удары, левой бью в живот. Отшвырнув стул, для верности двигаю ему коленом.

Зельдара отбрасывает к камину, и он знатно шмякается головой о чугунную решетку. Хватаю его за воротник и повторяю удар. Не удивлюсь, если слышно было даже в Англии. По носу я ему вломил так, что костяшки захрустели.

Зельдар устоял, но его шатает из стороны в сторону. Снаружи слышу шум, однако я так зол на этого негодяя, что мне хочется превратить его поганую морду в сплошное месиво, словно