Чёрные вдовы - Владимир Волкович

это её почему-то приятно волновало. А вот и керосиновый светильник, спутник зажёг его, и теперь можно было оглядеться. Они находились в просторном помещении, служившем, видимо, чем-то вроде гостиной. Джакомо предложил Марии сесть в резное кресло старинной работы, а сам раскрыл тяжёлый дубовый шкаф, достал скатерть, застелил ею стол и выложил из сумки вино и закуски.

Тарновская с интересом наблюдала за его приготовлениями, ей стало ясно, что это помещение служит для каких-то тайных встреч.

– А что, Джакомо, ты бывал здесь раньше? – спросила она спутника.

– Нет, я же тебе сказал, а почему ты снова спрашиваешь?

– Ты так уверенно здесь двигаешься, что создаётся впечатление, что был здесь неоднократно.

– Я подробно расспросил обо всём человека, который этим помещением заведует. И попросил у него разрешения провести здесь время с женщиной, которая мне очень нравится.

Последняя фраза угодила точно в цель, Марии уже давно никто не говорил таких слов, а после предварительного заключения в Венеции и суда она чувствовала себя пропащей, никому не интересной.

– Предлагаю выпить за то, что мы встретились, – неожиданно произнёс Джакомо, наполнив бокалы, которые предварительно достал из некоего подобия серванта для посуды.

– А что это за вино?

– Кьянти, прекрасное вино.

«О, да он, оказывается, разбирается в винах и умеет их ценить», – подумала Мария.

Они сидели напротив друг друга, их разделял резной стол старинной работы, но в эту минуту почувствовали какое-то единение.

После третьего бокала Джакомо встал, отошёл в угол и начал с чем-то возиться в полумраке. Через минуту раздалось шипение, и плавная тихая мелодия заполнила помещение.

– Разрешите вас пригласить, сеньора?

Тарновская встала и подала ему руку. Они медленно кружились под музыку, лица их были близко, и Мария рассматривала мужчину. Сейчас он совсем не выглядел таким звероподобным, каким показался при первой встрече. Мало того, перед ней было лицо настоящего мужчины, суровое и в то же время доброе и нежное. Оно совсем не походило на лица тех мужчин, что были у неё раньше. И манеры его, выдержанные и галантные одновременно, без какого-либо нажима и принуждения, очень ей импонировали. Он как бы давал ей возможность проявить инициативу, ни на чём не настаивая. Чуть приблизил её к себе, теперь они двигались, касаясь друг друга грудью и бёдрами, и это очень волновало её. Светло-серые глаза, которые бывали строгими и жёсткими, смотрели сейчас мягко и призывно.

Она не выдержала и, закинув руки ему за голову, коснулась губами его губ. Лёгкий поцелуй становился глубже, его широкие ладони ласкали её спину и спускались ниже. Он не торопился, давая ей возможность следовать впереди, чутко угадывая её желание, но не разжигая его.

«Боже, какая прелюдия, какая тонкая игра, – проскакивали мысли сквозь нарастающее возбуждение, – вот тебе и “зверь”».

Голова кружилась, но не столько от вина, сколько от волнующих и нежных прикосновений мужчины, от которых давно отвыкла. Хотя в помещении чувствовалось проникновение свежего воздуха, Марии стало жарко. На ней была обычная куртка заключённой, под которой лишь лёгкая рубашка, носить другую одежду на территории не разрешалось.

– Что-то жарковато стало, ничего, если я сниму куртку?

– Ты можешь делать что хочешь, если это тебе хорошо.

– Прости, Джакомо, что я не могу предстать перед тобой в красивом платье, – немного играя, предупредила спутника Мария, – надеюсь, что когда-нибудь это случится.

– Ты мне нравишься в любом наряде…

– А ты оказался намного лучше, чем я себе представляла.

После таких откровенных признаний, подогретых уже опустошённой бутылкой вина, поцелуи их стали жарче и глубже, а руки свободнее путешествовали по телам друг друга, лаская их.

Джакомо взял на руки Марию, сделал с ней несколько кругов по комнате, потом, приблизившись к незаметной двери, толкнул её ногой. Что это было за помещение, Тарновская рассмотреть не успела, да и не до того ей было. Спутник аккуратно положил её на кровать, и они окунулись в наслаждение. Мария так и заснула в объятиях мужчины, спокойная и умиротворенная, впервые за последние три года.

Проснулась она перед рассветом, разбуженная нежным поцелуем:

– Мари, пора, моя хорошая. Тебе надо возвратиться затемно, до подъёма.

* * *

Целый день Тарновская была рассеяна и молчалива, она обдумывала случившееся. «Что это было, почему её так тянет к этому едва знакомому человеку из другой страны, который по-русски не знает ни единого слова. Она совсем ничего не хочет от него, не ждёт денежных средств, как это было прежде с десятками мужчин, просто хочет находиться с ним рядом. Это так необычно. Любовь?! Она сотни раз слышала это слово и произносила сама, вкладывая в него лишь единственный смысл – получить власть над мужчиной. И это ей всегда удавалось. Но в этот раз всё иначе. Джакомо – необычный человек, в нём есть какая-то тайна, какая-то скрытая энергия, притягивающая её. Она вдруг почувствовала, что, кроме примитивных материальных понятий – богатства, роскоши, развлечений, есть сила духа, которая в мужчине выше всех прочих представлений о жизни, и лишь она формирует личность. Почему же ей до сих пор не встретился ни один похожий, почему же все эти бретёры, идущие на смерть по её желанию, и сопливые юнцы, готовые целовать ей ноги ради благосклонного взгляда и обещания отдаться, даже близко не могли сравниться с этим благородным тюремщиком. Кто он, чем смог привлечь её, ничего не предлагая, даже не клянясь в любви. Это слово, любовь, он и вовсе не употребляет. Да ей и не надо его слышать, она прекрасно знает, что значат слова, за которыми ничего нет, кроме денег, которые имеют свойство заканчиваться».

Даже начальник тюрьмы, встречающий Марию не чаще одного-двух раз в день, обратил внимание на её задумчивый вид:

– Вы здоровы ли сегодня, сеньора Тарновская, у вас расстроенный вид.

– Это только с виду, – не преминула сострить Мария, – а внутри я здорова и прекрасно себя чувствую.

– Рад за вас, вы, наверное, много читаете?

– Да, вы не ошиблись, я навёрстываю здесь то, что не удалось мне в прошлой жизни.

– Мне приятно, что вынужденное затворничество так положительно на вас влияет!

«Ох, если б знал начальник тюрьмы, как и с кем я затворяюсь по ночам», – с усмешкой подумала Мария.

* * *

Дни за днями пролетали, набегали месяцы, Джакомо Марии не надоедал, как надоедали все до одного мужчины, бывшие в её жизни. Они встречались нечасто, но каждая встреча приносила столько энергии и благости, что Мария готова была продлить своё существование в этой тюрьме. На её настойчивые вопросы Полетти как бы между делом