Человек в прицеле - Александр Александрович Тамоников

А уж до этого доводить совсем не хотелось. Этот неуправляемый и необратимый надлом в душе лучше перехватить немного раньше…

На следующее утро Мария снова сидела в кабинете перед Коганом, и он сразу же убедился, какие изменения произошли в женщине. Ее глаза не были потухшими, безжизненными. Они метались по кабинету, в них был страх, но теперь уже другой. Не обреченность, а страх, что надежды не оправдаются, что все вот-вот рухнет, потому что она слишком поздно приняла решение. Лицо у арестованной было серое, вокруг глаз черные пятна, руки мелко тряслись, и Мария пыталась унять эту дрожь, стискивая пальцы. Коган не стал комментировать внешний вид арестованной, задавать вопросы о том, как она спала, думала ли о своем положении и к каким выводам пришла.

— Мне вас по-прежнему называть Марией или вы назовете мне свое настоящее имя? — спросил он спокойным голосом, как будто они сидели на веранде подмосковной дачи и мирно пили чай.

— Александра, — еле слышно прошептала женщина. — Меня зовут Александра.

По голосу было понятно, что она решилась, что ответила сейчас, как в омут головой кинулась. Все, назад дороги нет…

— Александра, — повторил Коган. — Дома вас звали Сашей, Шурой?

— Да, — ответила женщина, но уже громче. — Отец Санечкой звал.

— Нежно как, — кивнул Коган и вздохнул. — Видать, любил он вас очень, души не чаял.

Вот так постепенно и очень отвлеченно начался разговор. Первый наметившийся контакт Коган развивал осторожно, как первый огонек костра, который вот-вот может погаснуть на ветру или из-за сырых дров. Осторожными, ненавязчивыми вопросами, больше похожими на размышления, на пожелание вспомнить, как это было, он продвигался в глубь души этой женщины, в ее прошлую жизнь, которая привела ее в эту камеру с обвинением в измене Родине.

Александра Филипповна Смирнова, 1912 года рождения, уроженка города Пскова. Беды рано пришли в ее жизнь. Сначала отец попал под раскулачивание, потом на десять лет осудили старшего брата. Он, работая шофером, перевозил пшеницу, а вечером перед домом смел буквально в тарелку зерна из кузова, вперемешку с мусором и пылью. В колонии брат умер от воспаления легких, отец тоже не пережил. Саша с матерью опустились почти до бродяжничества и жили подаяниями и небольшими заработками. Так продолжалось до 22 июня 1941 года. А потом оккупация, вагон, в котором женщин должны были отправить на работу в Германию. Но какой-то офицер обратил внимание на Александру, уловив в ее разговоре с другими женщинами намек на притеснения от советской власти. Ее обработали в абвере, отправили в разведшколу, обучив там радиоделу. А потом забросили под Москву. Почти год Александра Смирнова жила в страхе и не выходила из дома. Она числилась запасным радистом.

— Знаешь, что я тебе скажу, Саша, — сказал Коган, вглядываясь в лицо женщины. — Я, конечно, не судья, но ты должна надеяться и делать все, чтобы Родина тебя простила. Что бы там ни было в твоем прошлом, но эти люди, березки, эти поля и небо ни в чем не виноваты, не виноваты солдаты, погибающие на фронтах войны. Они-то тебе ничего плохого не сделали. Пришел враг, и они защищают Родину. Помоги нам, и мы поможем тебе. Ты будешь жить, понимаешь, у тебя еще многое будет впереди. Кончится война, мы найдем твою маму, когда Красная армия придет в Германию, в Берлин.

— А она придет? — с надеждой в голосе спросила женщина.

— А разве когда-то было по-другому? — спросил Коган. — Ты вспомни историю нашей страны — когда-то нас кто-то побеждал?..

Платов бегло пробежался глазами по содержимому протоколов допроса Смирновой. Он то возвращался назад к прочитанному, то останавливался на какой-то строке, чуть задумавшись. Сейчас комиссар госбезопасности сверял эти сведения с теми, которыми уже располагал из других источников.

— Вот так, значит, — проговорил он, бросая листы на стол.

— Да, — кивнул Коган. — Больше года назад ее забросили в Москву. Группа частично погибла, но ей удалось вместе с Минаевым добраться до явочной квартиры в Москве. Видимо, как раз тогда резидент немецкой разведки не попал в поле нашего зрения, выжил, сменил позывной и по запасному каналу связи получил снова рацию и помощников. Она знает запасные частоты, и мы можем наладить слежку за эфиром.

— Ее ключи от шифров уже помогли нашим шифровальщикам расшифровать некоторые радиограммы Феникса, — добавил Шелестов. — Мне обещали, что сегодня к вечеру появятся первые расшифровки, и они лягут вам на стол.

Глава 8

— Что мы имеем в результате? — спросил Платов, гладя поочередно на членов группы, как будто предлагая каждому провести для себя этот анализ.

— Чем больше мы добиваемся в этом деле побед, — первым ответил на правах командира группы Шелестов, — тем больше возникает вопросов. Но если о достижениях, то фактически мы разгромили боевую группу резидента в том монастыре. По показаниям двух захваченных живыми боевиков и по показаниям согласившегося сотрудничать Минаева, у резидента сейчас практически никого не осталось. Вся связь с перекупщиками шла через Минаева по кличке Адвокат в одну сторону и в другую через Турминова. Адвокат у нас, один его помощник в морге — его опознал Коган. Третий на свободе, но мы предполагаем, что он не имеет связи с резидентом. Другая часть деятельности резидента, касающаяся диверсий, по-видимому, ни с кем больше не связана. Поэтому и взрывчатку своему агенту на том заводе резидент передавал лично.

— А что касается такой деятельности, как разведка? — не удержался от сарказма Платов.

— Мы считаем, что резидент занимает определенную должность, — ответил Сосновский, — и добывает сведения, имеющие ценность для Германии, напрямую, не используя при этом свою агентурную сеть. Есть основания полагать, что он медик, что имеет звание полковника медицинской службы и документы на имя Гусева Ивана. Отчество на букву С.

— Негусто, — покачал головой Платов, но в его голосе не было осуждения, скорее понимание. — Получается, что мы блокировали деятельность сети, но упустили самого резидента. Я отдал приказ, и все оперативные сотрудники, которые курируют военно-медицинские структуры, начали поиск медика с такими данными. Если он существует, то определение его — вопрос времени. По расшифровкам его передач мы имеем дело с очень опасным разведчиком, имеющим доступ к планам нашего командования практически стратегического значения.

— Генштаб? — удивился Буторин. — Командование фронтами?

— Нет, — покачал головой Шелестов и тут же добавил: — Я, кажется, понял. Этот человек должен получать всю необходимую информацию прямиком из Главного военно-санитарного управления Красной армии. Или вообще он служит именно там. Любая фронтовая операция готовится не только переброской сил, техники, боеприпасов, горючего. Это еще и планирование медицинского обеспечения: