Чёрные вдовы - Владимир Волкович

начинал судорожно рыдать. Присяжные морщились и отворачивались. Жалок рыдающий мужчина. Решением суда его послали на психиатрическую экспертизу. Для оглашения её был приглашён директор венецианского сумасшедшего дома Каплети:

– Подсудимый Наумов был обследован консилиумом врачей на предмет психических заболеваний. Комиссия нашла удивительным то, что после окончания лицея он был принят на ответственную должность в канцелярию губернатора, когда его настоящее место, по меньшей мере, в специальном санатории. Этот человек – мазохист с дегенеративными отклонениями.

Приглашённый эксперт профессор Бельмандо прочёл перед судом краткую лекцию о мазохизме:

– Мазохим, господа, – это склонность получать удовольствие, испытывая унижения, насилие или мучения. Одна из разновидностей – сексуальный мазохизм. Это такая форма полового поведения, при которой средством получения возбуждения и наслаждения являются страдания, причиняемые партнёром. То есть чем сильнее боль и страдания, которым он подвергается, тем большее удовольствие получает половой партнёр. На почве таких половых ощущений, вызываемых болью, партнёр желает быть порабощённым волею другого лица, желает, чтобы это лицо обращалось с ним, как с рабом, всячески унижая и третируя его. Это мы как раз и наблюдаем у подследственного Наумова.

Сам термин произошёл от писателя Леопольда Захер-Мазоха, который взял себе псевдоним, состоящий из фамилий отца и матери. Он родился во Львове, переехав в Прагу в 22 года, издал свой первый роман. В 36 лет он женился на Авроре фон Рюмслин, повлиявшей на его литературное творчество. Высокомерная, эгоистичная, жадная к деньгам, одежде и визитам в высший свет, Аврора также начала писать, взяв себе псевдоним «Ванда фон Дунаева» (имя героини романа «Венеры в мехах»). Переживания из личной жизни Леопольда, получающего патологическое сексуальное наслаждение от подчинения физическому и эмоциональному насилию со стороны женщин, нашли свое отображение в его произведениях. Тема издевательства деспотической женщины над слабым мужчиной с течением времени становится настолько выразительной в произведениях Захер-Мазоха, что в 1886 году венский психолог Рихард фон Крафт-Ебинг назвал сексуальную патологию, которая характеризуется получением удовольствия от боли и подчинения, мазохизмом. Сохранился договор, заключённый между Леопольдом и его второй женой:

«Мой раб! Условия, на которых я принимаю вас и терплю рядом с собой, таковы: полный и безусловный отказ от собственного «я». Мне дается право наказывать и карать вас, как мне заблагорассудится. Вы признаете за мной власть и право замучить вас до смерти при помощи всех мыслимых пыток. Когда вы не сможете более выносить моего господства, тогда вы должны убить себя сами, свободу я вам не верну никогда».

Героиня романа использует для мучения своего возлюбленного именно русские атрибуты: отороченная мехом кацавейка (меховая шуба или звериная шкура), а также плётка (хлыст, кнут).

* * *

Психиатр Бианки, ученик великого итальянского криминалиста Ломброзо, подтвердил это:

– В России до сих пор существуют психические эпидемии средневековой Европы – флагелляция[22] и демономания. И коллективный гипноз. Я утверждаю, что Тарновская, помимо своих несомненных женских качеств, ещё и гипнотизёр. Она, как сивилла[23], свела с ума множество мужчин. Вы, наследники великих итальянских законоведов, умеете судить, глубоко проникая в суть вещей. Кому, как не вам, венецианским присяжным, достойно и правильно определить степень вины каждого из подсудимых в этом необычном деле.

Профессор гинекологии Босси – эксперт из Генуи, единственный, кто защищал Марию Николаевну Тарновскую:

– Эта женщина невменяема! Её здоровье подорвано алкоголем, морфием, эфиром и кокаином. Её преследуют клептомания и меланхолия. У неё женская болезнь. Её следует лечить, а не наказывать.

К нему присоединился профессор Марселини, правда, с уклоном на славянскую душу:

– Что ни говорите, но психика славянской души загадочна и непонятна для нас, жителей Западной Европы. Она требует какого-то особого подхода. У Тарновской ужасная наследственность – среди её родственников дегенераты, эпилептики, идиоты и маньяки. Это усугубилось перенесённым ею тифом и укусом бешеной собаки. Она действительно ненормальная, невменяемая истеричка.

Однако эксперт – профессор флорентийского университета Борби не согласился с таким утверждением:

– Вы что, господа, не заметили, как холодна и расчётлива Тарновская, как смело и презрительно шагает она через трупы любовников, тех мужчин, с которыми проводила время в постели? И для чего? Для того чтобы обеспечить себе праздную, беспечную жизнь в роскоши и распутстве. Её вина в смерти Комаровского очевидна.

Два адвоката Наумова наперебой защищали своего подопечного, но каждый своеобразно. Адвокат Бертачиоли давил на жалость присяжных:

– Николай является объектом безжалостных манипуляций Тарновской, которая приложила все усилия, чтобы влюбить в себя молодого человека. Однако план убийства составил Прилуков, чтобы самому избежать участия в этом преступлении.

Адвокат Дриусси делал акцент на ненормальности подзащитного:

– Такой дегенерат, как Наумов, только в России мог служить на ответственной должности чиновника по особым поручениям орловского губернатора. В любой европейской стране его бы немедленно упрятали в психиатрическую клинику. Но, как вы понимаете, русские не совсем нормальные люди.

Этот пассаж Дриусси вызвал немедленный протест в виде шума и выкриков с места: «Расист!»

В перерыве заседания российский журналист, аккредитованный газетой «Русское дело», подошёл к адвокату:

– Сеньор! Вы оскорбили мою страну и мой народ! Я требую удовлетворения! – Он вытащил из кармана перчатку и, по старой традиции, швырнул её Дриусси. Тот хотел нагнуться и поднять перчатку, но вовремя опомнился. Это означало бы, что адвокат принимает вызов на дуэль. Лицо его покрылось красными пятнами и капельками пота.

– Простите, сеньор! Я не хотел никого обидеть, тем более такую великую страну, как Россия и её одарённый народ. Примите мои глубочайшие извинения, – проговорил он, заикаясь.

Российский журналист повернулся молча и ушёл.

Жалости к Наумову добавили ещё и свидетели, подтвердившие его ненормальность, но в то же время доброту.

– Подчинение сильной женщине у Наумовых в роду, – рассказывал специально прибывший из Орла коллежский асессор, – известный писатель Иван Тургенев, двоюродный дедушка подсудимого, был воспитан в подчинении властной матери, а потом подчинялся и своей любовнице Полине Виардо.

Наумов во время своей заключительной речи рыдал, проклиная на чём свет стоит тот день, когда познакомился с Тарновской, падал на колени, раскаиваясь в совершённом им преступлении, умолял родственников Комаровского простить его. Этим он произвёл благоприятное впечатление на присяжных.

Оба адвоката Прилукова соревновались в красноречии. Адвокат Луцатти:

– Я утверждаю, что мой подзащитный – раб Тарновской. Она, влюбив его в себя и вытянув деньги, принуждала его к самоубийству. 12 часов эта женщина билась в истерике, принуждая сделать это, прежде чем он, наконец, дал своё согласие. Но в последний момент она передумала, он в её руках и может ещё пригодиться. Всё равно никуда не денется, украл клиентские деньги в России, и теперь его там,