Подавать холодным - Дмитрий Ромов

— А… — кивнул Мамай, — это который у тебя в действующем резерве?

— Ну, вроде как, вроде как. То, что в действующем, это несомненно. Золотой человек. Пойдём, Саша, поможешь.

Они ушли, а мы с Мамаем остались в комнате. Он подошёл к книжному шкафу, начал изучать корешки книг. Здесь были выставлены дефицитные в советские годы издания. Библиотека всемирной литературы, Библиотека путешествий XX века, собрания сочинений Толстого, Тургенева с фиолетовыми корочками и зелёными квадратиками на корешках и Антология современной фантастики.

— Прекрасная библиотека. — прокомментировал Мамай.

— Да уж, — кивнул я, — очень хорошая.

Ситуация складывалась довольно специфическая… Через пару минут появились Чердынцев с Садыком. Они несли блюда с нарезками, ветчину, сыр, соленья и ещё каие-то тарелочки.

— Помочь? — спросил я.

— Не надо, Сейчас ещё котлетки принесём. Мне Маша всё подготовила, так что я сейчас только плёнку снимаю и всё, сразу на стол. Саша, иди за котлетами последи.

Чердынцев убежал. Прошла ещё пара минут, и мы уселись за стол, уставленный едой. Появились бутылочка коньяка, стопочки.

— Серёж, ты как? — спросил меня Садык.

— Спорт, помноженный на возраст, — ответил я.

Он усмехнулся.

— Молодец. А мы выпьем. Чердынцев, а ты как?

— С вами Владимир Кажимович? Всегда. Вы же знаете.

— Молодец, — кивнул Садыков и разлил по стопкам коньячок. — Ценю. Вот это наш человек, а Серёга напрягает. Все будут пьяные, один он трезвый. Непорядок. Ну ладно, сделаем скидку на возраст. Ну давайте, ребята, за всё хорошее против всего плохого. Слава труду!

Они выпили под стародавний Мамаевский тост.

— Эх, как в старые добрые, да, Саня? — кивнул Садык.

Саня, судя по всему, уже истосковался по «живой воде» и сделал свой глоток с жадностью. Выпил и сразу посмотрел на бутылку, будто хотел тут же и добавить, но Садык не торопился и не сказал ничего вроде, между первой и второй перерывчик небольшой. Лица чуть покраснели, тепло побежало по телам, глаза заблестели. И настроение явно пошло вверх.

— Саша вруби глушилку, я нашему юному другу обещал. Чтоб никто и ничего. Проверь, сынок, если хочешь.

Чердынцев достал коробку с антенной и нажал на кнопку.

— Ну что, Серёга, — сказал мой старый друг Садык. — Расскажи нам, как так вышло, что ты вдруг стал центром вселенной? Двоечник, второгодник, неумелый самоубийца… Что ещё можно сделать, чтобы навсегда получить метку неудачника? Но ты… каким-то образом заварил такую кашу, что без бутылки-то и не расхлебаешь. Давайте ещё, ребят, по маленькой. Кто ты такой, Сергей Краснов?

— Хорошо сидим, — покачал я головой. — Как четыре омуля на Плющихе.

Чердынцев не понял, что за глупость я сморозил, а вот у Мамая с Садыком варежки-то открылись. Это была фразочка Садыка, когда мы собирались вчетвером, как сейчас, но только вместо Чердынцева был Никитос.

— Никитос, Садыкос, Мамос, и Бешметян, — усмехнулся я.

Они переглянулись.

— Так что это такое-то? — помотал головой Мамай. — Поясни.

— А вы представьте, — усмехнулся я, — что я и есть Бешметов.

— Не наглей! — воскликнул Мамай и потянулся за бутылкой. — Не кощунствуй!

— Ну… тогда я, например, мог бы быть его сыном, — пожал я плечами.

— Слишком молодой, — покачал головой Садык. — Смотри, как тебя впечатлила история нашего друга. Слишком молодой ты для того, чтобы быть его сыном. Это тебе должно быть годков-то почти вдвое больше.

— Ну… тогда считайте, что я его инкарнация, — пожал я плечами.

— Ладно, Серёжа, херовый прикол, заканчивай, ты не Бешеный, — поставил точку Садык. — И не похож на него.

— Да вы всё равно не помните, уже тридцать лет прошло.

— Так, всё, заканчивай, я сказал. Эта тема не зашла, прекращай. Лучше расскажи нам, чего ты хочешь. Зачем всё это, что вокруг тебя происходит? Зачем все эти цыгане, наркотики, борьба с Никитосом и с Назаровым?

— Кстати, прошу заметить, к его гибели я отношения не имею, — сказал я.

— Надеюсь, — кивнул Садыков. — Надеюсь, не имеешь. Давай, ты ешь, ешь, не стесняйся. Угощайся. Саш, принеси котлеты, а то сгорят.

— Да я их выключил уже.

— Ну, неси.

Чердынцев сбегал за котлетами.

— Чего я хочу? — пожал я плечами. — Вот вы двое друзей Бешметова. Но сложилось так, что в последние годы своей жизни он вас почти не видел, зато каждый день видел Никитоса. У Бешеного был кодекс, вернее, он у вас всех был. Это были ваши общие правила жизни, где справедливость стояла во главе всего. Когда-то вы были практически четырьмя мушкетёрами, но среди вас оказался один парень, который не захотел жить по этим правилам.

— Ну давай, Д'Артаньян, или кто ты у нас, виконт де Бражелон? Чего ты хочешь? Говори конкретнее.

— Ну, я хочу того же, чего хотел Бешеный. Того же, чего и вы хотели тридцать лет назад. Со мной как раз всё понятно. Хотелось бы понимать, чего хотите вы. Александр Дмитриевич хочет спокойно доработать, получать пенсию нормальную. Вы, Владимир Кажимович, не знаю, наверное, хотите примерно того же. Чего хочет Александр Николаевич Чердынцев, я не знаю. Он ловко обвёл меня вокруг пальца, и я думал о нём немножко не то, что оказалось на самом деле. Я ему верил, а он всё вам сливал, понимаете?

— Не сливал, деточка, мы с ним одно целое, а он в данном случае был моими глазами, ушами и руками. Разве ты можешь обвинить чьи-то глаза, что они работают в пользу своего тела?

— Не могу, — кивнул я.

— Сергей, давай конкретнее, — вставил Мамай, уходя в медленное пике, — а то много слов, но мало понимания.

— И как бы не совсем ясно, зачем ты обратился к Мамаю, — добавил Садык. — Почему не вышел сразу на меня? И, опять же, как тебе вообще доверять? Ты с кем встречался в Сочах, знаешь? Ты с Ширяем встречался.

— Ух ты! — удивился я. — Знаете про него?

— А может, ты его агент?

— А может вы его агент? Чердынцев вон состоял же на службе у капитала. Может и сейчас состоит.

— Чердынцев состоял и состоит, и я уверен, будет состоять, на службе у Родины, а ни у какого ни капитала. А вот у кого ты состоишь на службе — это вопрос. Кстати, вопросы ты задал Мамаю. Сможет ли он помочь, если у тебя найдутся какие-то документы? Ну и где эти документы? Есть они у тебя?

— Может да, а может и нет, — пожал я плечами. — Но проблема в том, что я не знаю кому верить. Бешметов верил в дружбу и верил Никитосу, а тот вон что сделал.

— Ну, а что он