Человек в прицеле - Александр Александрович Тамоников

одной дверью и двумя узкими маленькими окошками под самым потолком. Света от них мало, но видно, что на нескольких стеллажах лежат какие-то припасы. Михаил потянул носом и уловил запах копченой колбасы, сала, овощей. Правда, на полу полно всякого хлама, но никто не озаботился навести тут порядок, все просто сгребли в одну сторону, чтобы очистить место под припасы. Точно, здесь у них база! Вон даже бутылки с вином имеются.

Убедившись, что за дверью не раздается ни звука, Михаил медленно спустился на несколько ступенек вниз и осмотрелся. Он пока еще не придумал, что ему может понадобиться, чтобы как-то продлить свою жизнь. Но вот порванные старые вожжи навели на мысль, что можно попытаться запереться изнутри. Дубовая дверь массивная, такая же массивная ручка изнутри. Конечно, изнутри засов никому не пришло в голову делать, а не помешал бы он сейчас. Михаил вернулся к двери, привязал вожжи к ручке, а другой конец к стеллажам, которые оказались закрепленными к стене толстыми болтами. Не ахти какая защита, но по крайней мере тихо никто к нему не подкрадется, можно даже лечь спать.

Подойдя к стене, он поднял голову и посмотрел на окошко наверху. Человек в него не пролезет, разве что ребенок. И тут его внимание привлекла разница цвета кирпичной кладки стены. Зданию лет двести, а этот ремонт сделали недавно, наверное, перед войной. Михаил стал осматривать хлам на полу и увидел железную полосу длиной сантиметров тридцать и толщиной миллиметра в три. Твердая хорошая сталь!

Подкатив старую бочку из-под соленых огурцов, он взобрался на нее и попробовал процарапать слой раствора между кирпичами. На старой кладке металл почти не оставлял следа, а вот на новой раствор крошился очень охотно. «Граф Монте-Кристо», — рассмеялся про себя Михаил и занялся швами верхнего кирпича. Работа шла быстро, и больше всего его сейчас беспокоило, чтобы за дверью не услышали шум. Или снаружи во дворе. Но во дворе, кажется, никого не было, а толстая дубовая дверь почти не пропускала звуки.

Через несколько минут Сосновскому удалось расшатать один кирпич, а потом и вытащить его. Теперь дело пошло быстрее. Чтобы не сбить кожу на руках, он обмотал рукоятку своего инструмента тряпкой.

Михаил вытащил уже три кирпича, и оставалось поработать над двумя последними, чтобы можно было выбраться, когда в дверь начал кто-то громко барабанить. Пришлось спрыгнуть и с пистолетом наготове подойти к двери. Он услышал приглушенный голос:

— Он там как-то запереться сумел! Не понимаю как.

— Эй, — крикнул второй голос, — легавый, открывай дверь! Ты что, думаешь помощи там дождаться? Околеешь от холода быстрее. Хочешь жить, тогда отопри дверь. Потолкуем?

— Не мешайте мне, я ужинаю! — крикнул Сосновский, проверяя, насколько надежно привязана дверь.

— Ну смотри, мое дело — предложить! Во второй раз помилования может и не случиться.

Голоса затихли, а потом стукнула другая дверь. Сосновский быстро залез на бочку и прислушался — не раздадутся ли какие-нибудь звуки со стороны улицы. Кажется, никого. Надо торопиться, решил он и заработал с удвоенной силой. Два кирпича Михаил снял за десять минут. Кажется, тут кто-то в свое время схалтурил и добавил в раствор мало цемента или не умел толком готовить кладочный раствор. Кирпичи снимались относительно легко, а раствор сыпался под инструментом.

Вернувшись к стеллажам, он быстро стал совать в карманы продукты: кольцо копченой колбасы, два куска сыра, бутылку красного вина. Жаль, что здесь не было хлеба и воды, но это уже мелочи на фоне остальных проблем. Михаил подтянулся, вылез по пояс из окна и очутился во дворе на уровне земли. Снег попал ему в рот, и он сплюнул, доставая пистолет. Кажется, никого. Двор пустой, и дальше только невысокий забор из старых досок. Он еще раз осмотрелся: хорошее дело монастырь, мало окон, много хозяйственных построек. А двор этот, видать, монахи использовали под хранение телег и саней. Вон и ворота справа, которые давно не открывались. Еще раз попытавшись определить по памяти, где за забором может быть безлюдное место, Михаил подошел к забору, подпрыгнул и ухватился руками за доски. Медленно подтянувшись, он заглянул на другую сторону и обрадованно улыбнулся. Тут тоже развалины какого-то каменного строения. Большие куски стен торчали из-под снега, и Сосновский сразу прикинул, что на них не останется следов. Ну а дальше — лес, кустарник, бурелом. Пока враг сообразит, в какую сторону ушел пленник, он будет уже далеко.

Михаил подтянулся, перекинул ногу и перевалился через забор. Прислушавшись и убедившись, что звуков погони не слыхать, быстро побежал к лесу и только там остановился. Бежать как раз и нельзя, нужно наблюдать, а то ведь эти ребята сменят место для базы, и ищи их потом. Но и оставаться опасно, ведь по следам на снегу его быстро нагонят, а у Михаила всего три патрона в пистолете. Решение пришло в голову само, когда он пробежал еще метров двести по лесу и вышел на другую опушку. Поодаль вдоль леса шла относительно накатанная заснеженная дорога. Тут и машина проезжала, и сани, и следы ног виднелись. Пойди разбери, в какую сторону ушел пленник.

Спустившись к дороге, Сосновский побежал на запад, чтобы выйти к монастырю с той же стороны, с какой к нему подъехала машина, на которой его привезли сюда. Добравшись до нужного места, он убедился, что его предположения были правильными: по этой дороге можно дойти до монастыря, тут его следы потеряются среди следов колес — бандиты приезжали на машинах часто. Теперь вопрос в том, когда охранники хватятся пленника, когда поймут, что он сбежал. А вот и место, где можно укрыться: неподалеку громоздилась большая куча напиленных чурбаками деревьев — кто-то заготавливал дрова. Здесь их не кололи, а возили в монастырь. Прятаться за этой кучей опасно, потому что за дровами могут в любой момент прийти, а вот гора веток, сваленных чуть подальше, вполне сгодится — сюда точно никто соваться не будет. Да и снег тут утоптан десятками людей.

Расположившись среди ветвей, Михаил устроил себе наблюдательный пункт, осторожно проделав в груде ветвей бойницы. Ну вот, теперь можно и подкрепиться, и согреться вином. Скоро наступят сумерки — дни зимой короткие… Сосновский ел, чувствуя, как кровь побежала по телу, как постепенно отпускает сковывающий холод. Затылок болел неимоверно, но о нем можно пока не думать. Это уже не та боль, что вначале, да и мысли более радостные. Хотя предстоит решить одну важную проблему: как дать знать о своем месте нахождения и о базе