Вы не поверите! - Питер Чейни

Будь у меня такие бесподобные ножки, я бы помчался в Берлин и послал визитную карточку Адольфу, после чего тот объявил бы мир всем странам и отдал Верхнюю Силезию эскимосам – просто так, шутки ради.

Пока я кручу-верчу в голове эти мысли, малышка решает закурить сигарету. Она чиркает зажигалкой, и тут я стискиваю зубы, чтобы не завопить. Цыпочка на палубе – не кто иная, как Хуанелла Риллуотер. Одна из самых крутых малышек. Лет восемь назад она помогла своему мужу Ларви Риллуотеру проникнуть в хранилище банка, соорудив адскую машинку с часовым механизмом.

Отхожу от леера и пытаюсь понять, что к чему. Получается, Хуанелла плывет на этой шведской посудине вместе со мной. Возможно, совпадение, но более чем странное. Знай вы Хуанеллу, поняли бы. Если малышку на чем-то зациклит, ее и с места не сдвинешь. Однажды в ее очаровательную голову влетела мысль, что она запала на Лемми Коушена.

И тут судно резко качнуло. Сую руку в кучу багажа и нащупываю укулеле.

Вытаскиваю сию миниатюрную гитару. Не знаю, рассказывал ли вам, что, вообще-то, я очень поэтичная натура. Когда не гонюсь за очередным преступником, мне в голову приходят прекрасные мысли насчет дамочек и не только.

Беру пару негромких аккордов. Смотрю по сторонам – никого. Тогда нагибаюсь к лееру и затягиваю сентиментальную песенку, выбранную для Хуанеллы:

Видал бы тебя Казанова,

Сказал бы сей сердцеед,

Что нашел в тебе малость чего-то такого,

Чего в других дамочках нет.

Он бы бредил твоею фигурой

И слюни от страсти пускал.

Детка, не будь восторженной дурой:

Он мертв, а я на тебя не запал.

Хуанелла оглядывается. Затем поводит плечом. Я продолжаю:

Мечтает поэт о розах в саду,

Игрок – о везенье, чей миг короток,

Пьянчуге бурбон снится даже в аду,

А я сам не свой от красоток.

Я обожаю красоток ласкать,

Их шелковой кожи за ушком касаться.

Десерта лучше мне не сыскать,

Эх, век бы в таких ресторанах питаться.

Грустишь, милашка? Мрачные мысли грызут?

Не видишь просвета в своей судьбе?

Когда все прочие дамочки перемрут,

Быть может, я и нагряну к тебе.

Хуанелла встает, подходит к перилам, задирает голову и смотрит на меня:

– Эй… Ты никак мнишь себя Бингом Кросби?[4]

Потом узнает меня, пятится, словно удивлена, и кричит:

– Ты так всех на пароходе перепугаешь! Да превратиться мне в фруктовый лед, если это не Лемми Коушен! Ой, Лемми, ну хоть что-то приятное в бесконечном плавании. Я…

– Говори потише, Хуанелла. И сделай милость, позабудь, что меня зовут Лемми Коушен. Сейчас я мистер Сайрус Хикори из Американского трансконтинентального детективного агентства.

Спускаюсь на нижнюю палубу и подхожу к Хуанелле.

– Ага, – говорит она и лукаво улыбается. – Так и есть. Держу пари, ты опять гонишься за каким-нибудь безобидным недотепой, который никому не сделал зла. И как обычно, ничего толком не понимаешь, но пытаешься разобраться. И вот еще что, – продолжает она. – Впервые слышу, чтобы федерал косил под частного детектива. Значит, тебе поручили непростое дельце.

– Может, да, а может, нет, – отвечаю я. – Но, знаешь, мне тоже интересно, что ты делаешь на этом судне. Мы оба прекрасно помним, как в прошлом году я добился для твоего благоверного Ларви отсрочки исполнения приговора. А ведь его взяли за ограбление банка, если вдруг забыла. Это была плата за помощь в деле о формуле отравляющего газа. Но сделка была с условиями, и вы на них согласились. Одно из них: ни тебе, ни Ларви нельзя покидать юрисдикцию федерального суда. Сейчас ты грубо нарушаешь требование. Это первое. Второе. Как агент ФБР, я должен знать, чем ты собираешься заниматься во Франции. Война того и гляди перекинется сюда. Не хватает, чтобы еще ты встряла в эту кашу. И третье. Прошу занести в протокол. Едва увидев тебя, я понял, что с годами ты становишься только красивее. Стоит Ларви догадаться о моих мыслях – точно получу дубиной по башке.

Хуанелла улыбается и поправляет локон. Затем подходит еще ближе и говорит тоном победительницы:

– А скажи-ка, Лемми, вот что. Может ли сильный и крепкий парень – да еще и федеральный агент – хоть на минуту забыть о работе? Может ли он хоть ненадолго побыть просто человеком? Вежливым, чутким. Как считаешь, если бы несчастная дамочка вроде меня, с бурным прошлым, о котором она сожалеет каждый будний день и дважды по воскресеньям… изо всех сил постаралась быть хорошей, дал бы этот обаятельный парень ей шанс? Я вот о чем…

– Послушай, Дездемона, – говорю ей, призвав на помощь все самообладание и глубокое знание творчества Уильяма Шекспира, – если всех парней, которые купились на твои речи, поставить в ряд, он обогнет земной шар и соединится концами. Когда захочется на кого-то надавить, вначале сама ляг под вальцы и почувствуй, каково другим от твоих ухищрений. Со мной, дорогуша, этот номер не пройдет, поскольку я жертва воспалившихся гланд и к тому же нахожусь на задании. И уж точно не стану устраивать любовные драмы на нижней палубе хлипкого парохода – еще не хватало, чтобы это корыто перевернулось.

– Понятно, – угрюмо заключает Хуанелла. – Думаю, дело в другой дамочке. Ну почему так? – с грустью вопрошает она. – Ларви не в счет. Он так приклеился ко мне, что не оторвешь. Но всех парней, к которым меня тянет, непременно уводят из-под самого носа. Почему?! – драматически восклицает Хуанелла. – Неужели это судьба?

И тут она внезапно бросается на меня – как раз в тот момент, когда судно кренится, – и прежде, чем я соображаю, что к чему, крошка уже обвила меня руками и целует так, будто это ее последняя ночь на земле.

Я отрываю ее от себя и усаживаю на палубную скамью:

– Послушай, Хуанелла. Все это очень мило, но ничего тебе не даст.

– Почему же? – возражает она. – У меня останутся воспоминания. Например, твоя очаровательная физиономия, перепачканная помадой модного оттенка.

Мои мозговые колесики крутятся с повышенной скоростью. Хуанелла очень хитрая штучка, и есть сильное подозрение, что весь спектакль она разыгрывает, чтобы отвлечь меня от расспросов. Достаю платок и оттираю все следы губной помады. Я бы не назвал оттенок модным.

Хуанелла смотрит на меня и улыбается во весь рот.

– Лемми, ты же такой шутник, – говорит она. – Неужели всерьез задаешь эти вопросы?

Она бросает взгляд, от которого даже бронзовая статуя расплавилась бы.

– Знаешь, Лемми, – продолжает она, – я вовсе не против мужской грубости. Но только не твоей. На тебя я запала.

– Черта с два ты на меня запала, Хуанелла, – возражаю ей. – Не увиливай в сторону, малышка. Вопросы я задал не просто так. По-моему, слишком уж поразительное совпадение, что мы оказались на этом пароходе одновременно. Тебе не помешает объясниться.

– Не строй из себя глупенького, Лемми, – мотает головой она. – Я села на пароход по той же причине, что и ты. Сейчас в Европе война, и плавать на крупных лайнерах опасно. При других обстоятельствах я бы не поняла, как единственный и неповторимый Лемми Коушен… пардон, Сайрус Хикори мог бы оказаться на этом «маргариновозе». Назову еще одну причину. Мне не хотелось, чтобы Ларви знал, куда я отправляюсь. Думаю, он догадывался, что я собираюсь свалить из Нью-Йорка. А когда я узнала про свободные места на этой посудине, то без лишних раздумий купила билет и поднялась на борт.

– Стало быть, у тебя возникли трения с Ларви? – спрашиваю я. – И что же такого ты натворила, Хуанелла?

– Я-то ничего. А вот Ларви увлекся какой-то блондиночкой. Ну я и подумала: когда он наиграется и захочет вернуться, возвращаться будет не к кому.

Я киваю, хотя не верю ни одному слову Хуанеллы. Ларви Риллуотер так сильно ее любит, что на других дамочек даже не смотрит.

На палубах становится шумно: пароход приближается к причалу. Лично я очень рад возможности вновь оказаться на суше.

– Думаю, бесполезно спрашивать о том, какое дело погнало Сайруса Хикори во Францию, – с усмешкой говорит Хуанелла.

– Правильно