Человек в прицеле - Александр Александрович Тамоников

видели на дороге возле леса. Теперь предстояло познакомиться с водителями, завести разговоры и как-то ненароком выяснить, знает ли кто «студер» с приметным повреждением правого борта. Но знакомиться пришлось не с шоферами.

— А ну-ка стоять! — вдруг раздался за его спиной властный голос.

Буторин обернулся и увидел перед собой дуло пистолета. Перед ним стоял офицер с погонами капитана, который недобро щурился и целился из пистолета прямо ему в лицо. Несколько водителей, куривших возле своих машин, коротая время в разговорах, уставились на капитана, который целился в какого-то мужчину в гражданской одежде.

— Опустите, пожалуйста, оружие и просто проверьте документы, — попросил Буторин, понимая, что попытка сунуть руку за пазуху, чтобы достать удостоверение, может окончиться неприятностью.

— А ну-ка, медленно поднял руки! — со странной злостью в голосе приказал капитан. — Поднял, я сказал!

Оперативник с недоумением смотрел на офицера, не понимая мотивов такого поведения в глубоком тылу. Это не передовая, не расположение каких-то частей или военных объектов стратегического назначения. Здесь нет даже какой-то запретной зоны, в которую проход без пропуска запрещен. Единственная причина, по которой этот человек мог себя так вести, напрашивалась сама собой: Буторин, видимо, был на кого-то похож и этим вызвал подозрения у капитана. Спорить с таким человеком глупо, потому что его можно спровоцировать на любой необдуманный и даже глупый поступок. Вздохнув, Буторин послушно поднял руки. Капитан приказал держать их над головой и следовать в сторону кирпичного одноэтажного дома справа от пакгаузов. Они шли вдоль складов, потом вдоль железнодорожных путей, и водители, весело скаля зубы, смотрели на это представление. А ведь изменилась реакция у людей, подумалось Буторину. В 41-м, в 42-м годах так не смотрели, не потешались над нелепостью. Тогда и правда в каждом незнакомце, подозрительно появившемся человеке видели возможного врага. А сейчас многое забывается, уходит напряжение из людских сердец. Война откатилась со своей земли на запад, Красная армия освобождает от фашизма другие европейские страны. И теперь мирная жизнь постепенно возвращается туда, где не так давно гремели бои, где в небе то и дело появлялись армады самолетов с крестами на крыльях. Теперь здесь ловили ухом очередные сводки Совинформбюро, чтобы узнать, как советские войска громят фашистов и что происходит там, где сражаются близкие и родные люди. А грохот орудийных выстрелов воспринимался как салют в честь героических побед армии, в честь освобождения городов!

— Бойцы, быстро со мной! — приказал капитан разводящему со сменой караула возле водокачки.

Когда Буторина заводили в здание комендатуры, он подумал, что умения у этих людей нет совсем. Он мог бы уже раза три разоружить одного бойца, перестрелять остальных и скрыться в лесу. Да, эти люди никогда не имели дела с диверсантами, и кроме подозрительности их энтузиазм ни в чем не проявлялся.

В комнате, куда его затолкали стволами автоматов, капитан отошел к столу и приказал одному из автоматчиков обыскать Буторина. Отдав свой ППШ напарнику, солдат довольно быстро нашел под одеждой в кобуре пистолет, что заставило капитана с довольным видом заулыбаться.

— В правом кармане брюк, — подсказал Буторин солдату.

Боец похлопал по карману ладонью, потом сунул туда руку и вытащил красную книжечку удостоверения. Сцена была похожа на нечто из классики, поставленное в провинциальном театре. Обычно в пьесах для таких случаев имеется ремарка «немая сцена». Сейчас она проявилась во всей красе классической драматургии. Солдат, достав книжечку и держа ее в руках, сразу же увидел большие буквы «НКВД» и замер на месте. То ли боясь выронить удостоверение, то ли боясь его передать капитану и тем самым стать соучастником страшного преступления против всемогущих органов госбезопасности.

— Просто передай товарищу капитану мои документы, — спокойным голосом посоветовал Буторин. — Не бойся, не укусит.

Побледневший солдат на негнущихся ногах подошел к столу и протянул офицеру удостоверение. Тот взял его в руки, прочитал, а потом, со злостью глянув на солдат, приказал всем выйти. Буторин решил, что это позволяло ему опустить руки, которые основательно устали.

— Цирк на всю округу, — проговорил он. — Только слепой и глухой не видел этого представления. И какой мне был смысл переодеваться в гражданскую одежду?

— Виноват, товарищ майор госбезопасности, — промямлил капитан, возвращая удостоверение. — Я не был предупрежден о вашем прибытии.

— Представьтесь, — холодно потребовал Буторин, пряча удостоверение в карман.

— Начальник отдела контрразведки СМЕРШ железнодорожного узла капитан Ружин, — бойко отрапортовал офицер и, видимо, только сейчас вспомнил, что он все еще держит в руках пистолет.

— Ну так-то лучше, — кивнул Буторин. — А то, знаете ли, трудно разговаривать с человеком, когда тот держит в руках оружие, а иногда и целится в тебя.

— Извините, товарищ майор, но вы в самом деле выглядели подозрительно. Без формы, рассматриваете машины, появились в зоне пакгаузов, куда посторонним ходить незачем. Вот я и подумал, что неспроста это все.

— Ну, рассматривать машины, предположим, может кто угодно. Например, тот, кто ищет земляка и знает, что он шофер и приезжает сюда на погрузку. Причин можно много придумать, и все они будут правдоподобными. А вот зачем вы устроили весь этот спектакль с публичным арестом? Почему не понаблюдали за мной? А если бы я был настоящим диверсантом и пришел сюда на встречу со своим агентом? Вы тогда спалили бы вражеского агента перед его помощниками, сорвали операцию…

— Виноват, я не подумал. Я больше думал о безопасности станции, складов… — начал оправдываться капитан, но Буторин его перебил:

— Как давно вы здесь работаете и как давно вы попали в СМЕРШ?

— Два месяца назад, — нахмурился Ружин. — После ранения хотели комиссовать совсем, но я упросил командование оставить в армии хотя бы на нестроевой должности. Хочу быть полезным еще чем-то, раз нельзя на передовую. Вся страна воюет, а я в тылу окажусь! Ну вот сюда направили, в СМЕРШ.

— Понятно, опыта оперативной работы, значит, никакого, — кивнул Буторин и подошел к окну, глядя, как грузятся машины. — Ну вот что, Ружин, вы хоть понимаете свою ошибку?

— Так точно, понимаю. Нас на курсах обучали этим тонкостям, но они у меня как-то вылетели из головы в тот момент.

— Постарайтесь вспоминать все, чему вас учили, и запоминать то, что вам буду говорить я. Раз уж напортачили, так давайте, помогайте мне исправлять результаты вашей «оперативной работы»!

— Так я… виноват, товарищ майор! Приложу все усилия!

— Стоп! — Буторин поморщился и остановил словесный поток капитана решительным жестом руки. — Договариваемся сразу. Никаких оправданий, стенаний и самобичеваний. Родине от нас нужна только наша работа, эффективная работа. Лирику оставим на послевоенное время. Запомнили? Отлично! Учиться будете по ходу. Теперь о деле…