Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Под торжества отвели представительскую виллу минист­ра по делам ветеранов. Министр предоставил ее брату, кото­рый женил сына. Брат имел чин полковника полиции. Под его командованием Рикки воевал в Южном Вьетнаме. Сер­жант Пхромчана достаточно ловко водил разведывательные дозоры, чтобы не натыкаться на партизан, наладил «друже­ские» связи с местным населением, в результате чего тог­дашний капитан, будущий полицейский полковник, коман­дир роты рейнджеров, почти не имел боевых стычек, а значит, почти не имел и потерь. В тайской армии это счита­ется лучшим показателем. Не стоило соваться под огонь ради разглагольствований американских и собственных спецов по психологической войне, как делали южнокорейцы, дочиста обиравшие деревни, а потом сидевшие на сухомятке из консервов, огородившись минными полями и колючей проволокой. Сержант Рикки Пхромчана сквозь пальцы смотрел на торговлишку своих солдат с населением, да и сам неплохо подрабатывал на комиссионных за товары, которые капитан через него переправлял лавочникам-хуацяо в глу­хих вьетнамских деревушках... Денежная молодость! Моне­ты давались за риск, которого удавалось избегать. Давались легко и тратились так же... А теперь, когда он в годах и нужно тянуть семью, откладывать на старость, приходится в выход­ные водить такси...

Полковник удостоил Рикки в тот свадебный вечер личной беседой на веранде. Гости уже развеселились — шум, танцы, западная музыка, дорогие напитки, вдоволь деликатесов. Начальник курил бирманскую сигару «чаруту», крутил в ру­ках из любопытства стек, полученный его братом-минист­ром в Англии после завершения служебной стажировки в военном колледже. В кабинете полковника в управлении на проспекте Рамы Пятого бумаги на столе, чтобы не разлета­лись под феном, придавливались никелированным стволом автомата-пистолета, с одного конца которого торчала припа­янная серебряная гильза, а с другого — такая же пуля.

—  Мы живем в жаркой стране, в жаркую эпоху, —  говорил полковник. — Среди разгоряченных людей, в жаркой поли­тической и денежной обстановке. А хочется свежести... Вот уже несколько лет, как я холоден внутри. Я даже не употреб­ляю спиртных напитков. Я — спокоен.

Он встал и двинул стулом собак, сцепившихся из-за кус­ка.

—   Я спокоен, потому что обрел прохладу, которую дают большие деньги. Сын женится на дочери китайца и тайки. Мои дети заживут в достатке. Тесть — крупная фигура в торговом и кредитном мире. Предлагает компаньонство... Мне кажется, главным в жизни является не карьера. Все-та­ки не карьера... Многое ли дали нам боевые заслуги, старый товарищ? Главное — деньги.

Полковник опять встал и двинул стулом еще одну собаку, сунувшуюся на веранду.

Такой вот состоялся неожиданный разговор-

Лейтенант взглянул на часы, полученные два года назад от полковника за храбрость при разгроме гангстерской бан­ды, орудовавшей на вокзале Лумпини. Почти одиннадцать. На сегодня — безрезультатно. А завтра рыбка уплывет навер­няка из Бангкока. Может, даже сегодня вечером, если успеет доделать то, что собиралась доделать. Самолет, междугород­ный автобус или поезд? Автомобиля у этого Йота нет. Нет и денег на наем. Что ж, придется поискать на автостанции и вокзале.

Шевельнув плечами, Рикки Пхромчана попятился из толпы, спрессовавшейся вокруг аквариума в ожидании сле­дующего боя. И через стекла аквариума увидел лицо того, кого и надеялся, ведомый чутьем опытной ищейки, встре­тить.

«Вот и мой Бешеный Воитель, который сейчас выпустит красное перышко», — подумал Рикки.

Глаза их встретились.

Палавек узнал любителя бетеля, сидевшего за рулем красной «тойоты». Все-таки он его вспомнил.

Проломись Рикки за ввинтившимся в толпу Йотом, ему бы непременно дали подножку. Могли и нанести удар в за­тылок. Полицию не любили на площади Пангкам, особенно по воскресеньям и особенно в штатском. На кого же выходил мошенник в толкотне? Или посчитал базар лучшим убежи­щем?

Лейтенант разыскал сержанта Уттамо, который томился в угрожавшей его нравственности обстановке заигрываний двух девиц, в третий раз подошедших к лоточнику покупать штучные сигареты «для братьев».

—   Я упустил рыбину, — сказал Рикки. — Почти из рук.

—   Не может быть! Вы встретили его?

—    Нос к носу. Между нами стоял аквариум. Гангстер ка­ким-то чутьем распознал во мне полицейского. А ведь стол­кнулись мы с ним на переходе через Чароен Крунг-роуд секунд на тридцать, не больше. Я сидел за рулем. Правда, я выплюнул жвачку ему под ноги... Матерый, видимо. Но и со странностями. По повадке судя, вне закона живет давно... Его брата допрашивал я. Посмотрел бы ты на его рожу, когда я предъявил пачки банкнот! Да, деньги... Грустное и непонят­ное это явление — деньги, сержант. Не главное ли оно в жизни, а?

—   Что делать? Какие распоряжения?

—    Погуляй вокруг немного для перестраховки и возвра­щайся в управление. Этот Йот нырнул теперь так глубоко, что пока не пошевелится в иле, не заметим... Хотя вот что. По­пытайся не спускать глаз с одного человека. Это главный свидетель по делу об ограблении Лю Элвина. Его зовут Майкл Цзо. Цзо утверждает, что, подъезжая к лавке своего партнера Лю Элвина на машине, видел, как Йот выбегал из дверей. Говорит, что узнал в нем компаньона некоего Нюана, вьетнамца-эмигранта, владельца морского сампана. Майкл Цзо и показал квартиру брата Йота. Слишком много этот Цзо знает, слишком много этого Майкла Цзо в деле... А ведь люди Цзо постоянно околачиваются возле черты, за которой предпринимательство становится преступлением. Большие ловкачи... И наверняка имеют выходы наверх, да и осведоми­телей в нашем управлении... А по начальству я доложу обо всем сам...

—   Слушаю, господин лейтенант!

—   Ну, ну...

Раньше, случись промашка, подобная сегодняшней, Рик­ки Пхромчана места бы не находил. Но по опыту знал, что случаются преступления, которые не раскрываются. И слу­чаются ошибки, когда невиновному приписывается не со­вершенное, а то и не существующее вовсе преступление. Во всяком деле есть обстоятельства, которые сильнее человека.

Все зависит, в чью пользу они складываются — человека или ошибки. Так будет в конце концов и с Йотом.

Докладывать пришлось самому полковнику. В воскре­сенье тот прибыл в управление!

Когда Рикки Пхромчана входил в кабинет, просторный и длинный, как тир, начальник почтительно говорил в теле­фонную трубку:

—   Да, ваше превосходительство... работаю и сегодня. Рас­следование ведется энергично. Установлено определенно, что убийство Пратит Тука и его жены совершено по личным мотивам. Убийцу разыщем. Представители профсоюзных объединений, как мне представляется, удовлетворены при­нимаемыми мерами... Почему они? Но мне казалось, что следует прежде всего умиротворить этих господ... Ах, так! Да... Да... Слушаю!

Полковник дождался, пока отключились на другом конце провода. С остервенением хрястнул трубку на аппарат.

—   Помощник министра настаивает на скорейшей поим­ке убийцы этого Пратит Тука. Ему плевать на беспокойство профсоюзных боссов. Вот ведь неожиданность... Но не напле­вать в другую сторону. Деловые круги, связанные с больши­ми компаниями, требуют от него доказательств, публично и через печать подтвердивших бы, что эти круги не подсылали к Пратит Туку наемного убийцу. А такие слухи, как утверж­дает, помощник министра, поползли... Кто-то из «левых» журналистов заботится.

Рикки Пхромчана замялся у двери. В такие рассуждения он старался не вникать. Хотя слышал, когда получал в лабо­ратории портрет-фоторобот Йота, как младшие сотрудники говорили о пулях, извлеченных из тела профсоюзного воро­тилы и его прихихешницы. Дескать, даже у ведущих опера­тивников с Си-Аютхайя-роуд, да и армейской контрразвед­ки еще нет такого оружия, из которого выпустили эти пули. Вот так ревнивец, дескать! Кухонного ножа показалось ему маловато...

Рикки помалкивал у дверей.

Полковник размышлял, как некстати накатили все эти расследования, да еще весной, в преддверии жары, когда матерое жулье плотно уходит в густую тень. А он-то собирал­ся подавать в отставку, как говорится, непобежденным, воз­главить отдел солидной фирмы, загородив широкой спиной отменного старого служаки и ветерана ловкачей-хуацяо, ко­торые выставят его, известного героя вьетнамской войны и полковника, имя на своей вывеске.