Кристофер Сташеф - Чародейский рок. Чародей и сын

А потом все стало настоящим, и у Рода уши заложило от звука двух прозвучавших друг за другом взрывов — первого, когда он исчез с лесной тропы, и второго, когда он возник на холме. Род огляделся по сторонам, едва удержался на ногах и ухватился за посох. Прямо перед ним стоял вытаращивший глаза Робле. Крестьянин испуганно перекрестился.

— Все в порядке, — тихо проговорил Род. — Я человек как человек. Просто таких, как я, называют чародеями.

— Я уже объяснил это, отец, — прозвучал голос стоявшего за спиной у Рода Магнуса. — И сказал им, что наш дар не имеет ничего общего с сатаной и с чудесами — что просто мы с этим талантом родились.

Род обернулся.

— И они тебе поверили?

Магнус пожал плечами.

— Умом — да.

Род улыбнулся и посмотрел на влюбленную пару.

— Он доставил вас сюда одного за другим — точно так же, как здесь появился я?

Эстер кивнула. Они с Нейлом стояли, обнявшись и широко раскрыв глаза.

— Магнус поступил очень правильно, — сказал Род. — Там всю деревню переполошили, собак привели.

Ветерок донес издали собачий лай. Нейл и Эстер поежились.

— Бояться нечего, — успокоил их Магнус. — Нас вряд ли выследят, потому что тропа не ведет сюда.

— В этом — одно из преимуществ перемещения с помощью мысли, — добавил Род. — Но оно не лишено недостатков.

— Я многое успел рассказать им, — сказал Магнус. — Я объяснил, что мы не ангелы и не демоны, но я сомневаюсь, что они мне поверили до конца.

— Я верю, — возразил Робле охрипшим голосом. — Даже в нашей заброшенной деревушке ходят рассказы о таких, как вы. Но мы думали, что люди, подобные вами, в союзе с дьяволом.

Род покачал головой.

— Нет. Мы в союзе только с королем и королевой. О них вы, надеюсь, тоже слышали?

— Да, — ответил Нейл, а Эстер добавила:

— Вот только не знаем их имен.

— Их зовут Катарина и Туан, а я их подданный. Род Гэллоугласс, лорд Верховный Чародей.

Услышав его титул, все трое крестьян вздрогнули и перекрестились.

Род поджал губы.

— Из всего сказанного вы обратили внимание только на слово «чародей»? Уверяю вас, не стоит пугаться этого названия. Нас именуют ведьмами и чародеями, но на самом деле мы просто-напросто эсперы — люди, рождающиеся на свет с необычными способностями. Я так же христианин, как вы, вот только, пожалуй, более грешен.

Эстер зыркнула на него — чуть ли не возмущенно.

— Нет, — сказала она. — Мы знаем не только о чародеях, но и королях, и о лордах. Только наши священники говорили нам, что все они плохие.

— Ну, на взгляд вашего епископа я‑то уж совсем плохой, потому что увел троих из его прихожан. Хуже того: я могу отвести этих прихожан к аббату монастыря Святого Видикона и попросить, чтобы они рассказали ему все — все о своей деревне и тамошних церковниках.

Магнус устремил на отца встревоженный взгляд. Нейл нахмурился.

— Что же в этом худого?

Робле усмехнулся.

— Да то, парень, что если настоящие священнослужители узнают про нашего епископа и его делишки, его сразу же лишат сана и объявят, что он больше не епископ никакой.

— И даже не священник, — добавил Род, — потому что он не изучал истинное учение Церкви. Но его могут принять в семинарию — а в вашу деревню пришлют настоящих священников.

— Так им и надо! — воскликнула Эстер и ее глаза сверкнули мстительным блеском.

Робле согласно кивнул.

— Это будет по справедливости.

— Для епископа — может быть, но не для народа, — возразил Магнус и хмуро глянул на отца. — Как же так, отец? Какое право ты имеешь вмешиваться в их жизнь?

Род пожал плечами.

— Это всего лишь мысль. Надо будет обсудить это подробнее, сынок. По крайней мере мы согласны с тем, что любому, кто пожелает покинуть эту деревню, должно быть предоставлено такое право. — Он посмотрел на крестьян. — Нет ли у вас и других недовольных, еще кого-то, кому не нравится, как всем заправляют церковники. Может быть, еще кто-то хотел бы уйти?

Робле покачал головой, а Эстер сказала:

— Нет. Были такие, да их жестоко били, и они поняли, что ошибаются, а кое-кто и вообше… — Она вовремя осознала свою ошибку и умолкла.

— С жизнью расстался, — закончил за нее осунувшийся и побледневший Робле. — Не скрывай правду, девочка. Таких было еще двое.

Магнус сдвинул брови.

— А другие, кто прежде хотел бежать?

— Теперь у них набожные жены и дети. Они не захотят уходить от них. Готовы мучиться, будут терпеть.

Магнус поморщился. Род понял почему и поскорее сменил тему.

— Вот поэтому, — сказал он сыну, — тем, кто остался в деревне, нравится здешняя форма правления.

Магнус явно изумился — он-то думал совсем о другом. Он глубоко задумался.

Род обратился к беглецам:

— Пожалуй, мы можем тут спокойно заночевать, поэтому ложитесь и спите. А мы с сыном постережем вас.

— Вот спасибо вам, милорд, — медленно выговорил Робле. — Уж и не знаю, как вас благодарить.

— А вы постарайтесь жить счастливее, чем прежде, только не думайте, что это будет легко. Все равно придется трудиться и зарабатывать на жизнь. Может и так случиться, что попадете в руки к хозяину, который окажется таким же жестоким, как ваш епископ.

— Так от господина такое можно стерпеть! — вырвалось у Нейла. — Господа не добродетельнее нас — они и не должны быть святыми!

— Да, пожалуй, от господина жестокость вынести лете, — признал Род. — Хотя, думаю, моя жена поспорила бы с вами о том, чего нужно ожидать от человека благородного происхождения. Ну, доброй всем ночи.

Пришлось, правда, еще немного поговорить с крестьянами, чтобы успокоить их. Эстер улеглась не рядом с Нейлом, а по другую сторону от Робле, но одарила юношу такими красноречивыми взглядами, что можно было не сомневаться: она так поступила исключительно из соображений долга, а вовсе не потому, что ей так хотелось. Робле даже устало улыбнулся, наблюдая за этой пантомимой, а потом как-то уж слишком быстро захрапел. Наконец все задышали медленно и ровно. Род думал о том, что любовные игры молодой пары принесут Робле боль, заставят его думать о том, что его сын Рануфф никогда не знал таких радостей. Но если из глаз старика и текли слезы, их никто не заметил.

Магнус отвел Рода к маленькому, старательно спрятанному за кустами костерку.

— Ну, теперь ты, несомненно, прочтешь мне нотацию о порочности теократии.

— Представь себе, нет. Я намеревался потолковать о вреде доморощенной религии.

Магнус непонимающе нахмурился.

— Классический пример образования культа, — объяснил Род. — Кто-то придумывает новую религию или переиначивает старую по своему вкусу и желанию — и даже тогда, когда такой человек действует из самых искренних побуждений, в процессе его деятельности Истина утрачивается.

Магнус кивнул.

— И что еще более существенно: при наличии времени такой тип ухитряется приспособить религию для борьбы за власть и богатство.

— Вот-вот. А если он при этом еще и не крепок психически, то он своих последователей может до безумия довести.

— Ну… до самообмана скорее, — уточнил Магнус. — Но предлагаемые им иллюзии могут оказаться очень привлекательными, и очень многие могут захотеть пойти за таким вождем — и покориться ему. — Магнус сдвинул брови. — Ты думаешь, что тот, самый первый епископ, Елеазар, был и вправду настолько циничен, что солгал, заявив своим односельчанам, будто аббат присвоил ему епископский сан?

— Знаешь… — задумчиво отозвался Род, — очень может быть, что он для себя изобрел какое-то оправдание. Другие люди легко поверили в его ложь, но он из-за этого стал мучиться совестью, вот и поверил в свою выдумку сам.

— Вот так и рождается самообман. — Магнус кивнул. — И все-таки для тех, кто всем доволен и даже счастлив, живя в такой общине, — кто мы такие, чтобы говорить им: нет, вы не правы?

— Мы — те, кто должен был бы стать их вождями, — ответил Род. — Мы должны защищать тех, кого такая система не устраивает.

— И обеспечить их право на уход? Да, это наш долг — но если такое право людям дается и если те, кому теократия не по нутру, без труда уходят от нее, тогда нам вмешиваться ни в коем случае не следует.

Род вздохнул.

— Боюсь, кое о чем мы с тобой никогда не договоримся, сынок. Наверное, я в чем-то фанатик. Терпеть не могу сидеть сложа руки, если знаю, что где-то у власти правительство лживое, морально извращенное, основанное на эксплуатации.

Магнус был готов поспорить с отцом, но сдержался и улыбнулся.

— Ты прав. Мы никогда не достигнем согласия.

— Я так и думал, — с сардонической усмешкой проговорил Род. — Ну что ж… Если завтра мы хотим постоять за обеспечение прав этих людей, сынок, то сегодня нам лучше как следует выспаться. Ты первым будешь в дозоре или я?