Валентина Колесникова - Хроники эрров. Книга 1

Переведя дыхание, я набрала побольше воздуха и продолжила.

– Я никогда не испытывала к тебе ненависти! После знакомства с тобой, с таким, какой ты есть на самом деле, со всеми твоими причудами, я поняла, что действительно рада тому, что мужчиной, за которого я обязана выйти замуж будешь именно ты. Но… но ты все время смотрел на меня, словно не видел кто я. Все время огрызался и сторонился. Да, я была так похожа на эрра, но я человек! И ты забывал об этом… И когда появился Сьен я боялась, я винила себя за то, что ослушалась. Побежала за ним. Я не знала, как себя вести, когда он завел разговор о твоей смерти. У меня перед глазами все разрушилось, для меня он был последним человеком, о котором я сохранила теплые воспоминания, я рассказывала, что для меня он был семьей. Не кровной, но семьей. Что еще мне оставалось делать? Нужно было укрыться, придумать план, на то я и рассчитывала, неужели не понятно? Я, между прочим, все время врала ему! Ему! Тому, кто меня десять лет кормил и защищал! А ты хоть представляешь, какого это? Когда на тебя смотрят с доверием, а ты нагло врешь?! Но знаешь что?

– что? – после долгого молчания спросил принц, словно боялся услышать то, что я скажу дальше.

– после тех слов, сказанных тобой в ту ночь перед нападением. Когда ты схватил меня, заявив, что я предатель, вот тогда я тебя возненавидела. И сейчас. Я тебя ненавижу, принц.

Молчали все. Я чувствовала безысходность. Мне нужно было высказаться, потому что я прекрасно узнала приступ удушья, тот самый, подступающий откуда-то из далека, но в тоже время такой четкий и яркий.

– Вэс, – продолжила я, – Бьер. Вы мне очень нравитесь. Не бросайте друг друга, и плевать, что вы такие разные, от этого ваша пара только красивее и прочнее. Бьер хоть и сходит с ума по любому поводу, но он очень сильно тебя любит, Вэс. И, знаешь что, волчица… очень жаль, что я не стала для тебя подругой… я очень хотела этого…

– что ты такое говоришь? – взмолилась Вэс не понимая, – почему ты прощаешься с нами? Мы еще живы…не смей сдаваться!

– вы живы… – прохрипела я полностью окунаясь в приступ удушья.

– Эл… Эллин! – заорала девушка, но это было совершенно бессмысленно. Кашель сдавливал легкие, судороги прошли по всему телу. Я чувствовала, видела, как искажается тело не в силах совладать с собой. Задыхаясь, я пыталась хватать ртом воздух, но все это было бесполезно.

– Эллин… – голос принца, значит слушал, это хорошо, а то как же так умереть и не высказать все, что думаешь о ближнем своем, вот пусть теперь мучается, слушает… хотя лучше бы не слышал сейчас…никто не слышал…даже я…

Легкие жгло, разрывало изнутри, кололо в висках и жутко болела голова уже не по причине удара. Я чувствовала, как сознание постепенно меня покидает. Совсем иначе, не так как при обмороке. Как-то более протяженно, обволакивающе…и ты тонешь в этой темной массе постепенно опускаясь на самое дно.

«глупая Эллин» прозвучал в голове знакомый голос. – «не могла начать умирать где-нибудь в более доступно месте? Я же конь, а не крот!»

«ты не конь, нехотя отсмеялась я, ты Верен!..я люблю тебя, Верен!»

«и я тебя, моя принцесса. Прости меня»

«за что?»

«за то, что опоздал…»

Чутье не обманывало. С остервенением вдыхая воздух, я пыталась понять, что произошло с принцессой. Хрипя, откашливаясь, пытаясь сделать вдох, девушка в соседней камере, прямо за стенкой, умирала. Учащенное сердцебиение постепенно сошло на нет, еле заметное дыхание оборвалось в самом конце приступа и, словно погружаясь в сон, она замерла. Ни видения, ни всхлипа, ни звука. Пустота. Принц пытался вырваться, раны раскрылись и кровоточили, он что-то кричал, но я уже не понимала. От всего происходящего мне хотелось рыдать. По-женски, по настоящему выть от той боли, что сейчас испытывала где-то в области сердца и может чуточку выше.

Принц звал ее, вначале криком, потом, когда голос сорвался, уже шепотом. Бьер только смотрел немигающим взглядом и не проронил ни слова. Это его метод скорби – молчание.

Принцесса умерла.

Дверь пыточной залы медленно отворилась. На пороге стоял Сьен и нес что-то в руках. По запаху – порошки и явно лекарства. Видимо он подозревал о приступе… Он почувствовал нашу скорбь, увидел мои слезы, понял, что что-то не так и тут же кинулся к Эллин. Но было поздно. Отворив со скрипом дверь он рванул в камеру. Поднял еще теплое тело девушки и начал пытаться привести ее в сознание. Пощёчина, удар по грудине, массаж сердца, какой-то шепот, даже я не смогла уловить, похожий на мысли, что все это не так, что так не должно быть. Потом вновь тишина. Он просто сидел, я не видела его лица, но прекрасно ощущала ту волну страха и отчаяния и, главное, невообразимой вины за смерть той, кого этот мужчина действительно любил. Своей особой, мне не до конца понятной, любовью.

Запах трав резанул нос, Сьен что-то высыпал, судя по его манипуляциям – порошок. Что-то вливал ей, пытался заставить проглотить, но это уже бессмысленно, я не ощущала биения сердца.

И снова тишина.

Я не знаю, сколько он так просидел, потеряла счет времени, ругала себя за то, что позволила поймать, что не успела сменить ипостась и разорвать всех в клочья, что теперь, сидя в этой камере в кандалах, я была ничем не лучше простого человека, который не в силах защитить. Эллин меня пугала. Всегда пугала, но в то же время и привлекала своим необычным поведением, подражанием эррам, видением ситуации. Готова помочь, пожертвовать, хоть и не всегда к месту и времени, но все это бескорыстно и по-душевному невинно.

– Сьен, – прошептала я, нарушая зловещую тишину. Эхом голос отразился от стен и шуршанием разлетелся на множество листьев затрагивая собой каждый уголок пыточной залы, – что с ней? Что это за приступ?

– я не знаю, – после долгого молчание ответил мужчина. Шуршание ткани, поглаживание ее волос, глубокий вдох немного судорожный, резкий, – это началось после того, как я вытащил ее из ледяной воды. Первые три раза мы ее вытянули из такого состояния.

Принц дернулся, округлив глаза. Чувствовал свою вину. Испытывал до самых кончиков волос.

– почему ты с этой женщиной? – полурыдая выпалила я, – почему ты с ней?

– это не твое дело.

– уже мое, – рычала я далеко не человеческим голосом, – уже мое… Ты ненавидишь эрров, но в тоже время объединяешься с ними…почему? Почему, Сьен?

Молчание. Я не достойна ответа или он не знает, что ответить? Сердцебиение усилилось, появились запахи пота, его пота, еле уловимые и тут же все перебил дурманящий, терпкий аромат той женщины. Она уже прошла первый зал. Топот каблучков по каменному полу, очередной взрыв хохота по поводу несчастного, что пытали в соседнем помещении. Мы не видели, кто это, но запах не знакомый и явно человеческий. Что они задумали? Дело тут не только в договоре, тут что-то еще… к тому же откуда принц ее знает?

– ну как вы тут? – пролепетала гостья, тут же подскакивая к открытой двери камеры, – неужели опять приступ?

Молчание.

Она остановилась, посмотрела, хотела засмеяться, но не посмела, Сьен был ей еще нужен.

– Мне жаль, мой милый Сьен, – а сколько желчи в словах да ликования, откуда такая гниль только вылезла? – мне правда жаль.

Убедившись, что девушка мертва, Велесская оглянулась на нас сияя своей белоснежной улыбкой, которую Сьен естественно не видел.

– эта тварь улыбается, Сьен, – сказала я, – она радуется…

– что за вздор? – театрально оскорбилась Майра тут же обращаясь к своему последователю медово-приторным голоском, – нужно устроить похороны, мой дорогой. Я знаю, как она была дорога тебе, и только ради тебя я позволю это сделать. Пойди, прикажи слугам ее доставить на верх, в комнату.

Мужчина, словно зомбированный, вышел немного пошатываясь из камеры. Казалось, его сейчас вырвет. Как только он ушел, Майра тут же сменила желчь на яд. Тварь.

– мы ее похороним, – сказала та, открыла камеру и вновь присела рядом с принцем, опустив острый подбородок на его кровавое плечо, – у нее дома, на площади. Так же, как и ее мамашу.

Последние слова она выговаривала медленно, наслаждаясь реакцией каждого из присутствующих.

– и вас, мои дорогие, – шепнула та на прощание закрывая за собой дверь, – вас мы тоже придадим огню, а может и виселице, как виновных в ее смерти и тогда, мой милый принц. Тогда я тебе отомщу. За тот позор, за то унижение, что ты принес мне, за те страдания, что я испытывала, наблюдая за твоей вполне спокойной, размеренной жизнью.

И вновь тишина.

– может расскажешь? – больше приказал Бьер, нежели попросил.

– говорить больно, – прохрипел принц, пытаясь вдохнуть полной грудью. Получалось с трудом, раны ныли, начали гноиться. Казалось, стены камеры попросту отнимают, высасывают все жизненные соки из заключенных, постепенно, крупица за крупицей покидали наши бренные тела и испарялись в неизвестности провалов среди таких же нечастных узников. Ну только освободи меня, Велесская, я тебе глазки не только выколю, я их вместе с черепной коробкой раскрошу голыми руками и ни какие сонные травы против меня тебе не помогут…