Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 1

(зевая)

                    Дважды два — четыре.

Позвольте мне сказать два слова.Вы так отделали суровоТого, кто вас распродает…Но вы-то сами кто? Илот?Не соблазненная ж купцомВы институтка в самом деле?Вы тоже стали продавцомИ растеряли вкус и цели.Специалисты по попам,Альковам, страхам и скелетам,Вы по налаженным тропамГарцуете зимой и летом.Легко! Сто раз себе самимВы подражаете убого,—А если смыть манерный грим —Что там останется? Немного…

Ну, не совсем…

                                        Не в этом суть!Но кто же, господин писатель,Определил ваш новый путь?Вы сами? Общество? Издатель?Для вас сейчас любой успех,Как допинг для усталой клячи…Зачем торгуетесь при всех —Чей «изм» умнее и богаче?В неделю изводя стопу,Привыкли вы менять две маски:Во вторник презирать толпу,А в пятницу ей строить глазки…В тупой анкете «о мозоле»И ваше мненье мы найдем,В кинематографе с моржомСнимались вы по доброй воле…Да не один кинематограф!Я не могу пойти в кабак,Чтоб со стены, как вещий знак,Не угрожал мне ваш автограф…Поймите… Надо уважатьХотя кого-нибудь на свете.Я вас любил…

(брезгливо)

                                              Да, на жилетеТы любишь, друг мой, порыдать.Будь проклят ты с такой любовью!Устану ль я иль вдруг споткнусь,—Ты первый всякому злословью,Как прачка, веришь, милый гусь…Ты будешь пить, служить в акцизеИ развивать игриво прыть,—А я обязан, в светлой ризе,Голодный над тобой парить…Не ты ль, приятель, Льва ТолстогоНа Джека Лондона сменил?Кто «интересней», — тот и мил.К чему кроту вершины слова?Увы, грешна моя душа,—Но пред собой одной и только,—Что я порой не гимн, а полькуСпеша писал из-за гроша.Да, я толкался в ресторанахИ бисер улице бросал,Но по музеям на ДианахНе я автографы писал.А ты! Что сделал ты на свете?Родил собачий, затхлый бытИ, приучивши спину к плети,Охотно ел из всех корыт.Проблем не стало для тебя:Расковырял, зевнул — и к черту!Чтоб чем-нибудь развлечь себя,Ты к книгам подходил, как к торту…Не ты ль виной, шальная муха,Что даже слово «гражданин»Сейчас так дико режет ухо,Как старомодный «райский крин»?Но будет. Брысь… А вы, мой критик,Что в поте вялого лица,Как прогрессивный паралитик,Меня жуете без конца?Вы помогли мне разобратьсяВ себе самом? Когда и чем?Пересказать, сравнить, придраться,Поставить балл — и все. Зачем?Какие общие вопросыВы подымаете сейчас?Все те же шпильки, брань, разносыИ генеральский зычный бас.Кого вы вовремя узнали?Не вам, сидящим у дорог,Провидеть за туманом дали!Дай Бог кой-как свести итог…Парнасский пресный регистраторИ юбилейный декламаторБез вдохновенья и огня —Не вам, мой друг, судить меня!Но впрочем — точка. Извините.Шумит в башке. И пусть. Плевать!Я лишь хотел в чаду событийЧуть-чуть наш узел развязать,Чтоб на мои одни лишь плечиНе клали сдуру весь багаж…Все хороши! Эй, человече,Что ж счет?.. Пойдем на вернисаж…(Все подымаются и уходят.)

ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ ОДНОГО «ЛИТЕРАТУРНОГО ОБЩЕСТВА»*

Мы культурны: чистим зубы,Рот и оба сапога.В письмах вежливы сугубо:«Ваш покорнейший слуга».Отчего ж при всяком споре,Доведенном до конца,—Вместо умного отпораМы с бессилием глупца,Подражая папуасам,Бьем друг друга по мордасам?Бьем, конечно, языком,—Но больней, чем кулаком…

КОРНЕЙ БЕЛИНСКИЙ*

(Посвящается К. Чуковскому)

В экзотике заглавий пол-успеха.Пусть в ноздри бьет за тысячу шагов:«Корявый буйвол», «Окуни без меха»,«Семен Юшкевич и охапка дров».

Закрыв глаза и перышком играя,Впадая в деланный холодно-мутный транс,Седлает линию… Ее зовут — кривая,Она вывозит и блюдет баланс.

Начало? Гм… Тарас убил АндреяНе за измену Сечи… Раз, два, три!Но потому, что ксендз и два евреяДержали с ним на сей предмет пари.

Ведь ново! Что-с? Акробатично-ново!Затем — смешок. Стежок. Опять смешок.И вот — плоды случайного улова —На белых нитках пляшет сотня строк.

Что дальше? Гм… Приступит к данной книжке,Определит, что автор… мыловар,И так смешно раздует мелочишки,Что со страниц пойдет казанский пар.

«Страница третья. Пятая. Шестая…»«На сто шестнадцатой — „собака“ через ять!»Так можно летом на стекле, скучая,Мух двадцать, размахнувшись, в горсть поймать.

Надравши «стружек» — кстати и некстати —Потопчется еще с полсотни строк:То выедет на английской цитате,То с реверансом автору даст в бок.

Кустарит парадокс из парадокса…Холодный пафос недомолвок — гол,А хитрый гнев критического боксаВсе рвется в истерический футбол…

И, наконец, когда мелькнет надежда,Что он сейчас поймает журавля,Он вдруг смущенно потупляет веждыИ торопливо… сходит с корабля.

Post scriptum: иногда Корней БелинскийСечет господ, цена которым грош,—Тогда кипит в нем гений исполинский,И тогой с плеч спадает макинтош!

ТРАГЕДИЯ*

«Рожденный быть кассиром в тихой бане…»

Рожденный быть кассиром в тихой банеИль агентом по заготовке шпал,Семен Бубнов, сверх всяких ожиданий,Игрой судьбы в редакторы попал.

Огромный стол. Перо и десть бумаги,—Сидит Бубнов, задравши кнопку-нос…Не много нужно знаний и отваги,Чтоб ляпать всем: «Возьмем», «Не подошло-с!».

Кто в первый раз, — скостит наполовину,Кто во второй, — на четверть иль на треть…А в третий раз — пришли хоть требушину,Сейчас в набор, не станет и смотреть!

Так тридцать лет чернильным папуасомЧетвертовал он слово, мысль и вкус,И, наконец, опившись как-то квасом,Икнул и помер, вздувшись, словно флюс…

В некрологах, средь пышных восклицаний,Никто, конечно, вслух не произнес,Что он, служа кассиром в тихой бане,Наверно, больше б пользы всем принес.

CRITICUS*

(К картине Бёклина)

В зубах гусиное перо,В сухих глазах гроза расправы…Вот он — чернильное ядро,Цепной барбос у храма Славы.

Какая злая голова!Вихры свирепей змей Медузы,Лоб прокурора, челюсть льва,—Закройте в страхе лица, Музы!..

На вашей коже он сейчасПересчитает все веснушки,Нахрапом влезет на ПарнасИ всех облает вас с макушки:

«Гав-гав! Мой суд — закон для всех!Я гид с универсальным вкусом.Чему я чужд — то смертный грех:Бесцветно! Плоско! Двойка с плюсом!»

Сгребет в намордник все мечты,Польет ремесленною злобойИ к сердцу Новой КрасотыПривесит пломбу с низкой пробой.

ЛИТЕРАТОРЫ НА КАПРИ*