«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз

— Золото и сокровище, — не моргнув глазом, заверил Сидалковский.

— Ты смеешься надо мной, доктор.

— Слушайте, супергений. Вам нужны золото или буквы? Карта читается просто: «У крыльца 2 сфинкса. Под каждым сфинксом золотое сокровище». Вот вам и все буквы…

Грач почесал затылок. Холодный пот превратился в теплый и помчался по желобку вниз.

— Вы всегда так задумываетесь, Грак? Вам хочется немедленно распороть чрево этим невинным животным. Возьмите себя в руки. Вы, кажется, холерик. Это тесть у вас заметил сразу. К вечеру не так уж много осталось.

На крыльце появилась Зося, потянулась во весь свой рост.

— Еще будет расти, — шепнул Граку Сидалковский и показал на Зосю глазами.

— Иди ты к чертям! — огрызнулся Грак.

— Нет, диплом с отличием культуры не дает. Только знания, и то сомнительные. Не так ли, Грак?

— Идите ужинать, — пригласила Зося.

— По-моему, это очень своевременно, — сказал Сидалковский и, опершись на руку, перемахнул через перегородку беседки.

Настроение у всех было такое, как у Грака в день его бракосочетания…

Поздним вечером Грак потащил Сидалковского на воздух.

— Вы хотите немедленно приступить к операции под кодовым названием «Два эс»? Не так ли? — переспросил Сидалковский.

— Ты не ошибся!

Грач взял фонарь, молоток, зубило и, конечно, ведро для золотых монет. Сидалковского поставил у окна, занавеску которого умышленно не заслонил до конца. Это был наблюдательный пункт. С этого места было видно, что делается во второй освещенной комнате, где сидели Зося и генерал. Сидалковский прислонился к косяку и заглянул внутрь. Сквозь легкую тюлевую занавеску хорошо было видно генерала. Он надел свой мундир, вытащил из шкафа синие генеральские штаны с лампасами, опоясался поясом, на котором висел кортик, и сел напротив трюмо.

Зося же, сидя позади отца, не одевалась, а раздевалась. Она сбросила с себя кофту и, выставив свои костлявые мальчишеские плечи, принялась примерять к маленьким, как недозрелые груши, груди лифчик.

— Грак! — тихо позвал Сидалковский и, когда тот подошел, прижал его к нижнему стеклу.

— Нечего тебе делать, — разочарованно ответил Грак. — Генерал каждый вечер одевает свои эполеты и кичится у зеркала.

— А Зося?

— Что Зося?

— И каждый вечер примеряет лифчики?

— Как купит, так и примеряет.

Грак махнул рукой и подошел к первому сфинксу.

— Вы сошли с ума, Грак. Куда вы воткнули зубило? Распорите ему живот. Потому что генерал завтра все заметит.

— Где же чертов у этих сфинксов живот?

— Загляните под низ. Может, под тумбами, на которых лежат эти бычки…

Сидалковский не ошибся. Подставки, на которых лежали тяжелые гипсовые сфинксы, пустовали. Грач подлез под них, как владелец старого «Запорожца» под свой автомобиль, и перевернулся на спину. Гипс крошился легко, как мел. Через минуту-другую Сидалковский услышал приятный для души звон металла о дно ведра. Любитель моря и приключений оставил свой «наблюдательный пункт» и устремился к Граку. Когда фонтан над кустами смородины бил в небо, тут все было наоборот: словно с неба в ведро падали тяжелые желтые монеты.

— Наконец-то, — вздохнул Сидалковский. — Золотой дождь вам льется прямо в ведро. Что вы с ними будете делать, Грак?

Грач некоторое время молчал. Пульс у него стукнул, как его собственные часы после часа ночи.

— Так что вы будете делать со своим золотом?

— Я тебе уже говорил, — буркнул Грак. — Немедленно расстаюсь: деньги — это свобода и независимость.

— Это инквизиция, Грак. Я вам говорил, что историю вашей жизни будут писать следователи. Куда вы его денете? Вы же государству не сдадите? А может, поделитесь с генералом? Это, наверное, его…

— Если бы его, он сразу догадался бы, для чего я окапывал у него почти всю усадьбу…

— Но это нечестно, Грак.

— Деньги не пахнут…

— Вы мне, Грак, начинаете еще больше нравиться. Вы говорили, как Цицерон. Вашу мнимую независимость я уже начинаю чувствовать. Вам скоро такой друг, как я тоже будет не нужен. Вот к чему приводит богатство. Даже такого замечательного человека, как вы, Грак.

Монеты больше не сыпались.

— Потрясите копилку, — посоветовал Сидалковский и посветил фонариком.

Вдруг с цепи сорвался Цербер. Он начал так бешено лаять, что Евграф на миг замер.

Мы вынуждены снова вернуться к стилю приключенческих романов: у наших героев неожиданно кровь застыла в жилах. На крыльце стоял генерал Чудловский с ружьем в руках…

РАЗДЕЛ XX,

в котором рассказывается о исповеди генерала, его воспоминаниях, разочарованиях, найденном сокровище, занавес еще над несколькими тайнами и радужное будущее Сидалковского

Генерал второй день подряд лежал на топчане. При всех регалиях, но без сапог. Топчан вы явился для него маленьким, и ноги свисали, как с прокрустового ложа. Сидалковский вошел в комнату походкой Варфоломея Чадюка: тихо и осторожно. У Филарета Карловича дернулись усы, и ноги в тот же миг исчезли под зеленым одеялом, похожим на шотландский плед.

— Что вам от меня еще нужно, Сидалковский? — Чудловский не договорил и, казалось, снова собирался закатить свои большие выпуклые глаза под лоб.

— Только без повторений, Филарет Карлович. Я никого не люблю вызывать на «бес». Даже Софию Ротару, хоть она мне и симпатизирует.

— Сидалковский, вы подлец. Вы красивый подлец. Вам такого никто еще не говорил?

— Это воспринимать как комплимент? — спокойно поинтересовался. — Как обиду?

— Я думаю, что это придает вам гордость. Ведь именно этим вы кичитесь! Вы на жизнь смотрите, как на игру! Вы забрали у меня Зосю, вы разбили ее и мои надежды. Я уверен, если бы не вы, Сидалковский, Грак никогда бы не стал моим зятем. Так вы его натолкнули, вы ему такое подсказали.

— Не гиперболизируйте, Филарет Карлович.

— А вы не перебивайте меня, если хотите выслушать до конца. Вы ведь за этим пришли?

— Слушаю и молчу, как сфинкс…

— Тот сфинкс, что вы с моим зятком разбили? — Филарет Карлович слез с топчана.

Кортик неожиданно задел стакан с чаем и расколол его пополам. Она некоторое время еще содержала в себе желто-коричневую жидкость, а потом вдруг распалась, и чай полился на топчан. Чудловский, выругавшись своим любимым «до холеры», снял со лба полотенце и принялся вымокать им липкую подслащенную жидкость. В комнате вдруг стало темно. Сквозь окно ударила молния, словно ножницами, раскраив полнеба, и яркий отблеск упал на старый желтый пергамент в руках Сидалковского.

— Это карта, — сказал он.

— Вижу, — тихо ответил Филарет Карлович. — Это из-за нее вы копали траншеи, раздробили сфинксов, а нашу спокойную жизнь превратили в ад. Зачем вы, Сидалковский, влезаете в душу? Зачем вам наши семейные тайны?

— Тайны существуют