Карусель - Семен Теодорович Альтов

настойчиво добиваясь его внедрения в производство.

Жена Федосеева готовила себя к переаттестации. Она все еще была женой второй категории, и ей очень хотелось получить первую.

Меж тем слухи циркулировали самые противоречивые.

Одни говорили, что директор живет с Татьяной.

Другие утверждали, что Татьяна живет с директором.

Третьи уверяли, что директор и Татьяна живут вместе.

Злые языки болтали, что директор запутался в шахматной нотации, а у Татьяны в мастерской при инвентаризации не хватило нескольких дирижаблей.

Обошлось!

Однажды у дверей позвонили (как всегда, шестнадцать длинных и пятьдесят четыре коротких!) — и в квартиру Федосеевых вошел директор шахматного клуба.

Федосеев и его жена вымыли руки, вытерли их полотенцем и сели за стол.

Директор вывернул карманы, на пол посыпались хлебные крошки, табачная труха, шелуха от семечек. Федосеевы не поверили своим глазам.

— Все запасы я оставил Татьяне, — объяснил приятель. — Мы расстались.

Жена Федосеева разогрела щей.

Директор жадно выхватывал из тарелки капустные лохмы, давился хлебным ломтем.

— К Татьяне вернулся Бородай, — рассказывал он. — Она успела втолкнуть меня в комнату соседки — Татьяны Ивановны. Татьяна Ивановна — интересный и содержательный человек, специалист по суховеям. Мы живем дружно.

Он вытер хлебом тарелку, низко поклонился Федосеевым, нахлобучил картуз и, пятясь, вышел.

И снова Федосеевы забыли о директоре.

Река жизни меж тем текла по своим неведомым людям законам. Слабых несло по течению (кто-то тонул), сильные плыли наперекор, стремясь к берегам далеким и заманчивым.

Жена Федосеева прошла переаттестацию и стала получать на десять рублей в месяц больше. Сам Федосеев безуспешно пытался доказать специалистам экономическую целесообразность внедрения предмета-неизвестного-назначения.

Специалисты упирались.

— Посмотрите, — призывал их Федосеев. — Предмет очень легкий, его так удобно переносить с места на место!

— А почему он у вас квадратный? — жевали губами специалисты. — Лучше бы прямоугольный.

— Предмет можно собрать из отходов производства, — убеждал Федосеев, — он потребует минимум затрат!

— А почему он зеленый? — пожимали плечами специалисты. — Вот если бы голубой…

— Предмет абсолютно безопасен в эксплуатации! — чуть не плакал Федосеев.

— А почему у него нет ножек? — морщили лбы специалисты…

Доходившие до Федосеевых слухи о директоре были вялыми и неинтересными. В трамвае говорили, что он и Татьяна Ивановна живут чинно и благопристойно — не иначе, что-то замышляют. В овощном магазине утверждали, что директор получил от Татьяны Ивановны мат двумя конями. Злые языки болтали, что директор раскрыл один очень закрытый дебют и сейчас — под следствием.

Не подтвердилось!

Прошло некоторое время, и директор вновь предстал перед Федосеевыми.

— Мойте руки, вытирайте их полотенцем! — ярмарочно крикнул он.

Федосеев и его жена сходили в ванную. Когда они вернулись, стол был заставлен домашними пирогами, вареньем из рыжиков, соленой малиной.

— Татьяна Ивановна испекла? — поинтересовалась жена Федосеева.

— С Татьяной Ивановной мы расстались! — объявил директор. — К ней неожиданно вернулся Махиня. Она была с ним раньше. Татьяна Ивановна успела втолкнуть меня в комнату третьей соседки — бабы Тани. Баба Таня — веселая, озорная. С ней не соскучишься.

Директор выдернул из кармана трехрядку, настроил ее по камертону и прокричал несколько ернических частушек. Федосеев гулко захохотал, жена Федосеева покраснела и прикрылась пирогом с сычугом.

— Из репертуара бабы Тани! — с гордостью объявил директор.

— Баба Таня — артистка? — спросила жена Федосеева.

— Еще какая! — хмыкнул приятель. — Почище любого профессионала!.. Вообще-то она у меня уборщица. Поддерживает санитарное состояние в одном заведении и сразу на двух половинах — мужской и женской.

Федосеев поперхнулся и страшно закашлялся. Жена Федосеева пискнула и, зажимая рот руками, выскочила из комнаты.

— Экие вы! — обиделся директор. — Небось как прижмет где на улице — сразу к бабе Тане!

Он гикнул, прошелся по квартире колесом и исчез.

Потом, как всегда, поползли слухи.

Говорили, что директор и баба Таня — большие хлебосолы, живут широко и раздольно, — видать, имеют нетрудовые доходы. Утверждали, что баба Таня так поднаторела в шахматах, что обыгрывает посетителей на обеих половинах. Кто-то божился, что директор ушел из клуба и помогает теперь на работе бабе Тане.

Федосеев тем временем бился с предметом-неизвестного-назначения.

— Предмет очень чистый, — горячился он. — После него не нужно мыть руки! Годовая экономия мыла составит десятки тысяч рублей!

Специалисты скептически улыбались.

— А корпус почему из пластмассы? Лучше бы из жести.

— Предмет не имеет острых выступов и не может оцарапать пальцев. Полностью отпадает необходимость в йоде, вате, бинтах!

— А почему он клееный? Лучше бы на шурупах…

Директора Федосеевы встретили на улице. Тот тихо, по стеночке куда-то шел.

— К бабе Тане? — окликнул его Федосеев.

— С бабой Таней мы расстались, — негромко сказал приятель. — К ней вернулся Плодовитов. Баба Таня успела втолкнуть меня в четвертую комнату, пустую. Сейчас я живу там.

Приятель хотел сказать еще что-то, но вздохнул, покрутил в воздухе рукой, неуверенно улыбнулся и мелкими шажками ушел в туман. Промозглый ветер швырнул ему вслед охапку желтых листьев.

Всхлипывая, стеная и бормоча под простуженный нос, уходила прочь зануда осень.

Январь уж наступил.

Директор примчался к Федосеевым на тройке сытых рысаков, расстегнул бобровую шубу, оправил малиновый кафтан, утер лицо шиншилловым треухом.

— Гой еси! — закричал. — Или не Татьянин день сегодня?! Пять минут на сборы! Лошади ждут!

Федосеев с треском рванул с себя пижаму, жена Федосеева с разбега нырнула в какое-то платье, и ретивые иноходцы, понукаемые отчаянным возницею, понесли их сквозь снежные вихри и завалы.

Бешеная езда прекратилась, они очутились у парадно иллюминированного подъезда, швейцар взял под козырек; они вошли.

— Быстрее, быстрее! Три Татьяны уже садятся за стол!

Федосеев, его жена и директор шахматного клуба вбежали в квартиру. И тотчас заиграли фанфары, прозрачными струйками воскурился фимиам, с треском зажглись огни фейерверка.

Татьяны сидели за столом, уставленным изысканными яствами, смотрели перед собой холодно и строго. Какие-то мужчины, преклонив колена, ждали разрешения начать церемонию.

— Что это, Плазмодий? — шепотом спросила Федосеева жена.

— Это… это — Татьянин день, Сурепка! — торжественно и тихо ответил он.

Меж тем Татьяны хлопнули в ладоши, и мужчины, поднимаясь с колен, один за другим с хвалебными речами слагали к ногам именинниц богатые дары. Тут же получали они разрешение занять место за столом.

И вот уже директор шахматного клуба преподнес женщинам свою бобровую шубу.

Теперь все смотрели на Федосеева.

— Я, — замирая от волнения, сказал Федосеев, — я хочу подарить вам в этот день самое дорогое, что имею.

Он вынул предмет-неизвестного-назначения и поставил его перед тремя Татьянами.

— Какой прекрасный насос для накачивания дирижаблей! — сказала Татьяна.

— Какой чудесный увлажнитель суховеев! — сказала Татьяна Ивановна.

— Какой замечательный… ну, этот… в общем, куда мы… это самое! — сказала баба Таня.

Тут же Федосеева пригласили за стол, Татьяны раздвинулись и посадили жену Федосеева меж собой.