Синклер Льюис - Элмер Гентри

Свои густые волосы он зачесывал назад с массивного квадратного лба, так что они, точно грива, ниспадали чуть пониже воротника. Жаль, правда, мало в них было седины, а то бы пророк, да и только…

Еще и месяца не прошло, как он поселился в Зените, а две тысячи уже растаяли без следа.

— Ничего, окупится, дело верное, — говорил Элмер, — познакомлюсь с тузами — увидят, что хоть и церковь — барахло и район — трущоба, да зато сам лицом в грязь не ударю, что тебе твой хлыщ из церкви на Чикасо-роуд.

Если в Банджо-Кроссинге Элмер изнывал от безделья, то в Зените он почти изнемогал оттого, что его разрывали на части. При Уэллспрингской церкви имелось десятка два различных общественных организаций, а Элмер еще удвоил их число, ибо ничто так не помогало добиться любви, гласности и пожертвований. Богатые старые гиены, никогда не ходившие в церковь, отвалят тебе сто, даже пятьсот долларов, если ты распишешь им, как матери, кутаясь в шали, приходят с глазами, полными слез, к пункту бесплатной раздачи молока.

Для бедных мальчиков и девочек из Старого города при церкви имелись кружки ручного труда, домоводства, гимнастики и птицеводства. Были созданы отряды бойскаутов и скаутов-девочек. Шли собрания комитета прихожанок, женского миссионерского общества, регулярно проводились церковные ужины перед молитвенными собраниями, курсы изучения библии для учителей воскресных школ, занятия кружка рукоделия, работали ясли и бесплатная столовая для бедных и больных, полдюжины клубов для юношей и для девушек, полдюжины кружков для матерей семейства, домашних хозяек, мужской клуб с ежемесячными обедами, на которые пастору вменялось в обязанность залучать бесплатно выдающихся ораторов. Воскресная школа напоминала маленький университет. И каждый день десятки посетителей шли к пастору за утешением, за советом, за денежной помощью: юноши, искушаемые соблазнами; вдовы, которым требовалась работа; старухи, которым нужна была уверенность в бессмертии; бродяги, взывающие о подаянии, и велеречивые агенты книжных магазинов. Если жители Банджо стыдились выставлять напоказ свои тайные горести, то здесь, в большом городе, всегда находились одинокие, которые тешились тем, что они чуточку не такие, как все, чуточку странные, чуточку не укладываются в рамки общепринятого — люди, которые жаждали говорить о себе и твердо рассчитывали на то, что священнику это всегда должно быть интересно.

У Элмера едва хватало времени готовиться к проповедям, хотя теперь он искренне стремился сделать их по-настоящему оригинальными и красноречивыми. Старых запасов уже явно не хватало. Надо было пополнить свой словарь и даже — куда ни шло — нахвататься новых идей из книг по биологии, из жизнеописаний великих людей, из политических передовиц.

Из дому он ежедневно выходил в восемь утра, после завтрака, за которым обычно осведомлялся у Клео, отчего она, черт побери, не может заставить Ната и Банни посидеть тихо, пока он читает газету, а возвращался не раньше шести, валясь с ног от усталости. А вечером нужно было заниматься… Он был вечно раздражен… Дети боялись его, даже когда на него нападала внезапная веселость и он решал на один вечер разыграть роль любящего родителя и катать их на спине, независимо от того, хотелось им кататься у него на спине или нет. Оба — Нат и Банни — должным образом страшились бога и чтили заповеди его, потому что их собственный отец был для них столь совершенным олицетворением этого бога…

Когда Клео была занята на церковных собраниях и кружках, Элмер корил ее за то, что она забывает о домашних обязанностях; когда она меньше занималась церковными делами, у него опять-таки был повод упрекнуть ее в том, что она плохо помогает ему в работе. И, конечно, по ее же вине у Элмера никогда не оставалось времени для утренней семейной молитвы — не могла получше наладить домашний распорядок дня… Впрочем, этот последний пробел он наверстывал особо рьяной молитвой перед трапезой, во время которой испепелял взглядом детей, если те осмеливались шелохнуться на стуле.

И вечно, вечно звонил телефон, и не только в его канцелярии, но и по вечерам дома.

Как дьяконисе мисс Уизиджер поступить со старой мисс Мэлли, которая требует новую ночную сорочку? Не может ли преподобный Гентри в этот вторник днем выступить в Клубе рекламы с краткой речью на тему «Реклама и Церковь»? Не может ли он в ближайший четверг в четыре часа — как раз когда у него собрание приходского совета — выступить в Музыкально-литературном клубе с речью на тему «Религия и Поэзия»? Церковный сторож докладывает, что нужно топить печь, а уголь еще не привезли. Какой совет может преподобный мистер Гентри дать молодому человеку, который хочет поступить в колледж и не имеет средств? Из какой книги взята цитата «Софокл „Эдипа“ написал одной ногой», которая была приведена в его проповеди в то воскресенье? Не согласится ли мистер Гентри выступить в эту пятницу в 9.15 в Линкольнской школе — милые детки будут так рады всякому его поучительному слову, а постоянный лектор прийти не может?.. Можно ли баскетбольной команде девочек занять сегодня вечером подвальное помещение? Пусть преподобный Гентри сейчас же приедет к Бену Т. Эверсу, 2616 Эплбистрит, в пяти милях от него, тут очень больна бабушка, и она нуждается в утешении. О чем это думал преподобный Гентри, когда говорил в прошлое воскресенье, что, быть может, слова «адский огонь» следует понимать лишь в возвышенном, переносном смысле — что он, не знает, что это противоречит евангелию от Матфея, глава V, стих 29: «…все тело твое было ввержено в геенну»? Нельзя ли сейчас же вернуть в типографию гранки церковного бюллетеня? Можно ли членам комитета Юго-западного женского клуба собраться завтра в кабинете мистера Гентри? Не произнесет ли преподобный Гентри речь на банкете «Общества благоустройства Старого города»? Не желает ли его преподобие купить подержанный автомобиль в отличном состоянии? Может ли преподобный Гентри…

— Боже правый! — стонал преподобный Гентри. — Что? Да нет, Клео, конечно, ты не можешь отвечать за меня! Но ты могла хотя бы постараться не напевать себе под нос, когда твой муж просто убивает себя, заботясь о всех этих проклятых идиотах, и приносит себя в жертву, и вообще!..

А письма!

Откликом на каждую проповедь был поток посланий, уведомляющих его о том, что он светлая надежда евангелизма, что он сам дьявол с раздвоенным копытом, вдохновенный оратор и заезженный патефон. После проповеди о райском блаженстве, которое он изобразил как вечный летний полдень на приморском курорте, почта одновременно принесла четыре нижеследующих отзыва:

«Спешу вам сообчить одну мысль очин важную стово время как я вас слушал в прошлое воскресенья пачему вы ни служете службу кажный вечир чтобы гаварить народу и пр. Нащет рая и страшной гиены нам нада спишить и спишить, церковь в тижелом палажение нада нам кто точно знаит про рай и про ад нам нада спишить да мы должны спасти преход везде призыват бога, наполнить людями церькви и апусташить этих праклятых театров.

Ваш довтарова присшестия,

Джеймс К. Уикс

2113А, Мак-Грю стрит».

«Пишущий эти строки — честный и стойкий христианин, которому хочется сказать вам, Гентри: единственное, что можно считать пристойным и уместным в вашей утренней проповеди в воскресенье, были заключительные слова: „Давайте же помолимся“, — но только вам скорее следовало бы сказать: „Давайте же я буду морочить вам голову“[170]. Своими малодушными восторгами по поводу радостей рая и боязнью подчеркнуть ужасы ада вы вызываете у людей беспечное, самодовольное настроение, в котором легко поскользнуться и впасть в грех. Вы притворяетесь, будто всерьез верите каждой букве писания, — на самом же деле вы атеист в овечьей шкуре. Я сам служитель божий и знаю, что говорю.

Ваш

Элмон Джуингс Стрейф».

«Слышал в это воскресенье вашу дрянную старомодную проповедь. Вы выдаете себя за либерала, но вы просто-напросто узколобый консерватор! Никто больше не верит буквально в рай или ад, так что вы сами делаете себя посмешищем вашими рассуждениями. Проснитесь и займитесь-ка основами современных наук.

Студент»

«Дорогой брат, ваша проповедь о рае в прошлое воскресенье была изумительна — я лучшей никогда не слышала. Я уже старуха, и здоровьем не могу похвастаться, и в моих болезнях и горестях — в особенности из-за внука, который стал пить, ваши чудесные слова дают мне такое утешение, что нельзя описать.

Ваша восторженная почитательница

м-с Р. Р. Гоммери».

Предполагалось, что на все эти письма, кроме, конечно, злобных анонимных, он должен отвечать, — отвечать, сидя в своей душной конторе, лицом к полке с книгами в черных переплетах и диктуя плаксивой мисс Бандл, которая вечно перевирала адреса, вечно печатала без интервала там, где надо было дать разрядку, и добивалась нужной скорости в печатании тем, что пропускала большую часть глаголов и прилагательных.