Карусель - Семен Теодорович Альтов

некоторые. И тебя, Светлана, уважаю. Так что — давай распишемся!

Светлана подождала, пока Тучин поест, выпила с ним вина и согласилась.

Свою комнату Тучин сдал, а сам поселился у Светланы, в двух шагах от работы. Теперь каждый день он обедает дома. Светлана варит его любимый борщ, на второе Тучин любит макароны по-флотски.

Бутерброды для служащих Светлана больше не делает: Тучин запретил. Все бутерброды Тучин съедает сам за ужином, неподвижно, по-совиному сидя за столом и глядя в определенную, известную ему одному, точку на обоях.

Служащие, собиравшиеся раньше под окном шумной стайкой, не видя больше угощения, постепенно приходить перестали и теперь по дороге в пирожковую даже не смотрят на знакомое окно.

И только один из них нет-нет да и заглянет внутрь сквозь неплотно висящие занавески. Это — Михалёвкин.

В такие моменты Света выбегает из комнаты, а Тучин бросает ложку и грозит Михалёвкину кулаком.

Тот виновато втягивает голову и торопливо проходит.

— Что — съел?!! — кричит ему в форточку Тучин и оглушительно хохочет.

Мелодия

Бывает, что привяжется какой-нибудь навязчивый мотивчик, пошленькая какая-нибудь песенка и по нескольку дней не отпускает, пока не замучает окончательно.

У Ирины было не так. Мелодия, которая ей слышалась, нисколько ее не раздражала, а, наоборот, стала необходимым и постоянным спутником жизни.

Начинал рояль. После нескольких мягких аккордов мелодично и чисто вступали скрипки, с ними перекликалась флейта, рыдал саксофон. Приятный баритон пел о чем-то сокровенном на непонятном Ирине языке.

Иногда Ирина подпевала ему, чаще слушала молча, предаваясь своим мыслям и ощущениям.

Когда приходил с работы муж, баритон замолкал, мелодия затихала и скоро пропадала совсем.

Муж Ирины работал на заводе наладчиком.

— Я наладил сегодня две машины, — рассказывал муж Ирине за обедом и принимался за газеты.

Муж уходил на завод, и мелодия возникала снова.

Ирина записалась на курсы иностранных языков, и скоро то, о чем она только догадывалась, открылось ей со всей очевидностью: баритон пел о любви.

— Любовь — это главное в жизни, нельзя нам без любви, — доверительно делился баритон с Ириной. Ирина слушала, вздыхала, кивала.

Она ехала куда-то в троллейбусе, мелодия была с ней, и вдруг звуки музыки стали стремительно нарастать, как будто бы кто-то повернул регулятор громкости.

Ирина ахнула и быстро повертела головой по сторонам.

Он стоял рядом и смотрел на нее. Да, это был он — Ирина почувствовала это тотчас же.

— Он! — гремел рояль.

— Он! — мощно вторили ему скрипки.

— Он! — гудела флейта.

— Он! — надрывался саксофон.

— Он, он, не сомневайся! — кричал Ирине баритон.

Они вышли вместе, долго гуляли по городу, смотрели друг на друга широко распахнутыми глазами.

— Любовь — это главное в жизни! — говорила Ирина Андрею, и в душе ее бушевала яростная симфония чувств.

— Да, да, конечно, — соглашался Андрей.

Он отдал Ирине запасной ключ от своей холостяцкой квартирки, и Ирина убрала ее до блеска. Когда Андрей приходил с работы, Ирина обнимала его за плечи и говорила:

— Ты — мой! Ты — единственный!

— Да, да, конечно! — соглашался Андрей.

Потом он усаживался у телевизора, смотрел футбол, слушал комментатора, а Ирина присаживалась рядом, смотрела на Андрея и плыла куда-то под аккомпанемент прекрасных звуков.

— Тебе, наверное, пора, — деликатно напоминал ей Андрей, когда программа заканчивалась.

— Я могу остаться у тебя навсегда! — бесстрашно отвечала ему Ирина.

— Какая ты прямая и решительная! — восхищался Ириной Андрей и шел провожать ее до входных дверей.

Однажды, когда Андрей смотрел на экран, а Ирина на Андрея, она вдруг почувствовала, что мелодии с ней больше нет. Внимательно оглядела она сидящего рядом с ней постороннего мужчину, положила на стол чужой ключ и молча вышла из квартиры.

Андрей не мог понять, в чем дело, долго звонил по телефону, приглашал в гости.

— Зачем — спрашивала Ирина и пожимала плечами.

Она варила мужу его любимый борщ, муж ел, говорил о том, сколько машин он сегодня наладил, и принимался за газеты.

Мелодия потихоньку возвращалась к Ирине. По утрам, когда мужа не было дома, ей снова начинали слышаться негромкие, зовущие куда-то звуки рояля, пение скрипок.

Ирина выходила на улицу, шла за покупками.

Борис Борисович спросил у нее что-то в магазине, когда она стояла за сосисками, но Ирина не расслышала, ибо мелодия тут же грянула ей в уши гимном любви.

— Он! — гремел рояль, и ему вторили скрипки.

— Он! — гудела флейта, и надрывался саксофон.

— Он, он! Все точно! — кричал Ирине баритон.

Они вышли из магазина вместе, гуляли по городу, смотрели друг на друга широко распахнутыми глазами.

— Любовь — это главное в жизни! — говорила Ирина Борису Борисовичу.

— Несомненно, несомненно, — отвечал Борис Борисович и энергично растирал сухие ладони.

У Бориса Борисовича была комната в коммунальной квартире, и Ирина быстро перезнакомилась со всеми соседями.

— Ты — мой! Ты — единственный! — говорила она Борису Борисовичу, когда они были одни.

— Несомненно, несомненно! — соглашался с ней Борис Борисович.

Потом он делал какие-то чертежи (брал работу на дом) или выпиливал лобзиком из фанеры (увлекался), а Ирина присаживалась рядом, смотрела на Бориса Борисовича и внимала сильным и чистым звукам своей мелодии.

— Уже поздно, тебе нужно возвращаться! — говорил ей Борис Борисович, покончив с работой.

— Я могу остаться у тебя навсегда! — бесстрашно отвечала ему Ирина.

— Несомненно, несомненно! — соглашался с ней Борис Борисович и слегка подталкивал Ирину к выходу.

Однажды Борис Борисович возился как обычно за кульманом, а Ирина с тахты влюбленно следила за каждым его движением, и вдруг — всё! Мелодии любви как не бывало! С минуту Ирина еще прислушивалась, пристально рассматривая при этом копошащегося над бумагой человечка, потом резко поднялась и стремительно вышла.

Удивленный Борис Борисович звонил по телефону, приглашал.

— Зачем? — спрашивала Ирина.

Она жарила мужу его любимые котлеты, муж ел и рассказывал про налаженные машины.

Мелодия постепенно возвращалась, и Ирина снова впала в мечтательное и чуть тревожное состояние ожидания.

У них вышел из строя холодильник, и Ирина вызвала на дом мастера. Раздался звонок, она вышла в коридор и открыла дверь. И тотчас мелодия грянула апофеозом любви. Это был он!

— Он! — исторгали из себя рояль, скрипки, флейты и саксофон.

— Он, он! Ручаюсь! — кричал Ирине баритон.

Турушин возился с холодильником, поглядывал на Ирину, а та смотрела на него широко распахнутыми глазами.

— Агрегат менять надо, хозяйка! — сказал Турушин, но Ирина не расслышала его слов, потонувших в сильных звуках мелодии.

— Любовь — это главное в жизни! — сказала Ирина Турушину.

— Оно, конечно, можно, — согласился Турушин.

— Ты — мой! Ты — единственный! — выдохнула Ирина и положила Турушину руки на плечи.

Диагноз

В конце рабочего