«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз

непокрытую голову (шляпа ему служила за подушку) и ноги.

…Бубон не спал, не мог уснуть. Он смотрел в потолок с трещинами в виде марсианских каналов, прислушивался к гулу и звону дрожащего графина, когда мимо окна пробегали электрички, а в ушах все еще стоял голос Мацесты Елизаровны:

— Изменю тебя и только тогда прощу, — с оттенком искусственного алмаза в голосе говорила она. — Тогда мы будем равны и начнем семейную жизнь на новой основе.

Карло Иванович смотрел на нее и думал: "Это она может". Мацеста Елизаровна была в том возрасте, который называют третьим цветением, и ей начинали нравиться мальчики, еще не пережившие первого.

— Но я не изменял, — защищался Бубон, как без вины виноват. — Я только следил…

— С кем ходит твоя любовница, — закончила Мацеста Елизаровна.

— Ева — не моя любовница. Ева — жена Адама, — Карло Иванович сел в кресло и схватился за то место, в районе которого должно было биться сердце, как птица в клетке. Сердца на месте не было. Бубен испугался и полез для чего-то в карман.

— Что? — ехидно спросила Мацеста Елизаровна, положив руки на состояние «мечта вдовы». — Даже самому страшно стало от своей лжи? Но меня не проведешь. Я не следователь…

Женщины — сделаем небольшое отступление — все понимают и трактуют по-своему. Поэтому иногда, слушая их, словно ли констатируешь: «Как они учили логику — видно. Но как они умудрились ее сложить — неизвестно даже экзаменаторам».

— Нашли козла отпущения. Теперь на Адама можно все грехи списывать

— Почему теперь? Теперь Адам как раз женат. — Бубен прислушивался: сердце билось, но он не мог понять, в каком месте. Карло Иванович взял себя за запястье руки. Пульс выбивал чуть слышно морзянку, но азбука Морзе — это не счет, а точки-тире — не сальдо-бульдо, и на них главбух «Финдипоша» не разбирался.

— Не лги, — прогремел над ухом гром в сопровождении электрических разрядов. — Адам никогда не был женат на Еве, на этой проститутке…

— Ева — не шлюха…

— А кто же она, голубчик, по-твоему? Кто? Кто дарит такие штучки мужчинам, которые ей даже на роль отца уже устарели? — Мацеста Елизаровна предъявила, как вещдоки, две собственноручно заверенные оригиналом копии. — Что это?

— Фотографии Евы.

— Это я и без тебя вижу. Ты мне скажи, что они у тебя?

— Сидалковский вручил…

— Ты уже, бухгалтер, — почетная и нужная профессия Бубона прозвучала на этот раз как оскорбление, — не доплюсуй к Адаму еще и Сидалковского. Привыкли все грехи на старых парней сваливать.

— Адам и Сидалковский — не парни, я тебе еще раз говорю, — защищался Бубон, размахивая руками, как комнатными антеннами телевизора. — Адам женился, а Сидалковский расстался. Он платит алименты. Я тебе приведу то и другое. На очную ставку, уважаемая. Пусть они тебе докажут…

— А это? — Мацеста Елизаровна перевернула фотографии обратной стороной. — Что это?

На фотографиях стояли надписи, о которых Бубон забыл или не видел их: «Моему милому бухгалтерику на воспоминание. Твоя Ева».

— Что, мой милый бухгалтер? Что ты скажешь? — размахивала Мацеста Елизаровна под самым носом Бубона фотографиями, как футбольные болельщики национальными флагами во время кубковых матчей, где ничьих не бывает. — Батюшка двоих детей! Примерный семьянин! — саркастически бросала она словами характеристики на Бубона, выданной месткомом и администрацией «Финдипоша». — В кармане полно талончиков, ездит на такси, деньги прячет. От кого и для кого? Для божественной Евы, которая почти, ровесница твоей дочери! А меня в переполненных трамваях возишь? Жемчужными супчиками кормишь? Я тебе покажу супчики! Экономишь, финансист несчастный! А с ней, наверное, ешь фирменные блюда в ресторанах… Котлетки «спутник» или «ракета» запиваешь коктейлями «розовая фантазия»! — Мацеста Елизаровна в ресторанных меню разбиралась.

— Это фото Адама, — голосом продавца «Спортлото» произнес Карло Иванович.

— Это фото Евы, а не Адама. Оставь Адама в покое. Адам только кассир, а на фото написано: бухгалтерику. Слышал? Бух-гал-те-ри-ку-у…

— Может, похвастался, что он бухгалтер, чтобы завоевать сердце Евы. Современная молодежь вся такая…

— Перестань все сваливать на современную молодежь!

— Серденька, спроси у Адама. Позволь, я тебе приведу его, — умолял Бубон уже голосом подсудимого, который впервые сел на твердую скамью и в последний раз собирается произнести заключительное слово.

Атмосфера неожиданно перегрелась во второй раз, и от внезапного расширения воздуха перед глазами Бубона стало что-то сверкать и трещать. В лицо, как белые ледяные снежинки, ударили клочки разорванных фотографий.

— Вот твоя Ева, вот твой Адам. Можешь забираться к чертям! Проживем как-нибудь без тебя. Убирайся, и немедленно, если тебе наш дом — ад!

Бубен поднялся, и сердце у него забилось. Сознание затуманилось, он собрал валявшиеся на полу черно-белые кусочки, сказал два слова о своем великодушии и доброте и побрел к выходу с намерением Анны Карениной.

— Куда ты? — испуганно крикнула Мацеста Елизаровна.

— Я приведу тебе Адама…

— С меня достаточно Евы, — она забегала по комнате, как тигрица, только что попавшая в клетку. — Слышишь, вернись!

Карло Иванович взялся потными руками за холодную ручку двери. «Предаю тебя, только тогда прощу, — рефреном звучали слова Мацесты Елизаровны в его голове. — Тогда мы будем равны. Начнём семейную жизнь сначала. Слышишь, на новой основе…»

— Но я перед тобой честный, — Карло Иванович оглянулся, подарил ей последний взгляд и вышел в пространство.

— Вернись! — дверь распахнулась с шумом выстрела бразильской петарды. — Вернись, куда ты?

— В "Финдипош". К Сидалковскому.

— Подайся ты со своим Сидалковским! — петарда взорвалась снова. — Я расстаюсь. Вот тебе мой паспорт. Заявление пошлю на суд, — крикнула Мацеста Елизаровна и запустила документом у Бубона. Он глухо ударился между его лопаток и, словно подбитая птица с распростертыми крыльями, упал обложками на черный тротуар. Бубен даже не оглянулся. — Я расстаюсь!

— Как хочешь. Тебе виднее, — спокойно ответил Карло Иванович и переступил, как гладиатор через труп своего товарища, через паспорт, который вторично прошелестел над его головой и приземлился в двух метрах впереди.

"Перелет", — подумал Бубон и направился к "Финдипошу" с надеждой застать Сидалковского, который по вечерам целился в крейсеры и эсминцы Чулочки с шестым чувством в груди и все равно проигрывал сухопутному Нельсону. Чулочек своими молниеносными победами просто выводил Сидалковского из себя. Он, прикрывшись толстой общей тетрадью, методично крушил подводные лодки и катера противника, спокойно и монотонно повторял:

— Квадрат, два, квадрат три, квадрат четыре.

— Подбит, подбит, утонул, — грустно констатировал Сидалковский, а затем добавлял: — Слушайте, Масик, вы ведете морское сражение, нарушая все классические законы стратегии и тактики.

— Для победы все средства отличные, — парировал Чулков, оранжево и нагло улыбаясь.

Бубен ошибся: Сидалковского в кабинете Чулков не было. Не было и самого