Джером Джером - Они и я

Очень может быть, что найдутся даже какие-нибудь предания, связанные с этим домой. Почему там не окажется комнаты, где кто-нибудь ночевал? Не королева Елизавета — надоела она. Ну хотя бы королева Анна? По всем сведениям — спокойная, милая старушка, которая никому не принесла бы хлопот.

Или еще лучше — Шекспир. Он ведь постоянно разъезжал между Лондоном и Стрэтфордом. Дом мог оказаться у него почти на дороге.

«Комната, где ночевал Шекспир». Это совершенно новая идея. Там есть кровать с балдахином на четырех колоннах. Матери вашей она не понравилась. Она уверяет, что в ней непременно есть жители. Мы могли бы увесить стены комнаты сценами из произведений Шекспира, а над дверью поставить его бюст.

Если меня оставят в покое и не станут надоедать разными пустяками, я, вероятно, в конце концов сам поверю, что он действительно ночевал в этой постели.

— А насчет шкафов как? — допрашивал Дик. — Маменьке непременно подавай шкафы.

Положительно непостижима страсть всех женщин к шкафам; я уверен, что даже на небе их первым вопросом будет: «А дадут мне шкаф?» Женщина готова бы, кажется, держать и мужа и детей в шкафу: ей, вероятно, казалось бы, что она достигла совершенства в своем хозяйстве, если бы ей удалось уложить в собственный шкаф всю семью, обернув ее камфарной бумагой.

Я знал женщину, счастливую с женской точки зрения. Она жила в доме, где было двадцать девять шкафов — вероятно, этот дом был построен женщиной.

Многие шкафы были очень поместительны, и двери их не отличались от прочих комнатных дверей. Гости часто, пожелав спокойной ночи, с зажженной свечей исчезали в шкафу, чтобы в следующую минуту появиться обратно с растерянным видом. Муж этой барыни рассказывал мне, как однажды один из злополучных гостей, забыв что-то в столовой и вернувшись туда, уже не мог выбраться, наталкиваясь на одни шкафы, и, совершенно обескураженный, заночевал, наконец, в одном из них.

Когда хозяйки не бывало дома, никто не знал, где найти какую-нибудь вещь; а когда дама возвращалась, она сама знала только, где вещь должна была бы быть. Если случалась необходимость очистить один из этих шкафов, чтобы произвести ремонт, на лице хозяйки никто не видал в продолжение, по крайней мере, трех недель признака улыбки. Она при этом сетовала на неудобство, когда не знаешь, куда деваться с вещами.

Вообще женщине не нужен дом, в собственном смысле слова. Ей нужно непременно гениальное произведение. Вам кажется, что вы нашли идеальный дом. Вы показываете жене древний — чуть не времен Адама — камин. Вы постукиваете зонтиком по обшивке передней и произносите многозначительно: «Дуб, цельный дуб!»

Вы обращаете ее внимание на открывающийся вид и рассказываете ей местные предания.

Вы указываете ей солнечные часы и снова возвращаетесь к камину адамовых времен. А она отвечает вам: «Это все очень мило; а где же будут спать дети?»

Точно тебя ведром холодной воды окатят.

Ну, если не дети, так поднимается вопрос о воде. Непременно понадобится знать, откуда доставляется она.

Вы показываете, откуда; вам отвечают восклицанием: «Как, из такой грязи!»

Впрочем, неудовольствие высказывается и в том случае, если воду достают из колодца, или даже из цистерны, где собирается вода, падающая с неба.

Женщина никогда не поверит, что вода может быть хороша иначе, как из водопровода. По-видимому, предполагается, что городское управление фабрикует ее ежедневно по какому-то ему одному известному рецепту.

Если вам удается примирить вашу спутницу с водой, будьте уверены, что трубы дымят: «Сразу видно, что дымят».

Вы напрасно уверяете ее, что такие трубы, в стиле шестнадцатого века, с резными украшениями, не могут дымить: они не способны на такой неартистический поступок. Вам выражают надежду, что вы окажетесь правы.

Потом желают осмотреть кухню. Где она? Вы не знаете, где ее найти, и не поинтересовались этим вопросом. Кухня, во всяком случае, должна быть где-нибудь. Вы отправляетесь на поиски ее.

Оказывается, что она никуда не годится, так как расположена в конце дома, совершенно противоположном столовой. Вы указываете на то, что это даже удобно, так как не будет запаха. Тут ваша собеседница чувствует себя задетой за живое:

«Разве не вы первый ворчите, когда кушанье холодное?» И на голову всех мужчин сыпятся обвинения в непрактичности.

Один вид пустого дома выводит женщину из себя.

Конечно, печь никуда не годится. Кухонная печь всегда никуда не годна.

Вы обещаете поставить новую. Через шесть месяцев у вас будут требовать восстановления старой. Но было бы жестоко высказать это. Обещание новой печи пока действует успокоительно.

Женщина никогда не теряет надежды, что настанет день, и у нее будет вполне удовлетворяющая ее печь, о какой она мечтала еще до замужества.

Уладив вопрос о печи, вы воображаете, что теперь замолкнет всякая оппозиция. Но вдруг поднимается разговор о таких вещах, о которых только женщина да разве санитарный инспектор могут говорить, не краснея.

Много надо такту, чтобы ввести женщину в новый дом. Она становится нервной, подозрительной…

— А вот я рад, что ты вспомнил о шкафах, Дик, — вернулся я к нашей беседе. — Именно шкафами я надеюсь подкупить твою мать. С ее точки зрения это будет одна из блестящих сторон дома. Там их четырнадцать. Я надеюсь, что они помогут мне обойти много подводных камней. Поедем с нами, Дик. Как только мама начнет: «С практической точки зрения», ты сейчас пусти что-нибудь о шкафах, не резко, чтобы было сейчас видно, что все подстроено, а так, с подходцем…

— А место для игры в теннис найдется? — перебил Дик.

— Уж есть прекрасная площадка, — успокоил я его. — Я еще прикупил соседний лужок: там можно будет держать корову. А может быть, и лошадей разведем.

— Можно будет устроить крокет, — продолжала Робина.

— Можно и это, — согласился я.

На таком большом месте удастся, вероятно, и Веронику выучить играть. Есть натуры, требующие простора. При большой площадке, окруженной крепкой железной сеткой, не придется тратить столько времени на разыскивание шара Вероники, закатившегося неизвестно куда.

— А для гольфа ничего не найдется подходящего поблизости? — с опасением в голосе спросил Дик.

— Не могу сказать наверное, — ответил я. — Приблизительно на расстоянии мили есть пустырь, кажется, ничем не занятый. Я думаю, что запросят не особенно…

— А когда же все будет готово? — полюбопытствовал Дик.

— Я думаю начать переделки сейчас же, — объяснил я. — К счастью, неподалеку находится коттедж охотничьего сторожа. Агент хотел устроить, чтоб нам его уступили на год; домик самый первобытный, но прелестно стоит на опушке леса. Мы обмеблируем пару комнат, и каждую неделю я буду проводить там, несколько дней, наблюдая за переделками. Меня всегда считали хорошим наблюдателем. Мой покойный отец говаривал бывало, что это единственное занятие, интересующее меня.

Находясь на месте и торопя рабочих, надеюсь, что «сокровище» — как ты назвал его — поспеет к весне.

— Никогда не выйду замуж, — заявила Робина.

— Не падай так скоро духом, — успокаивал ее Дик. — Ты еще молода.

— Я не хочу выходить замуж. У нас с мужем вечно возникали бы ссоры. А из Дика с его головой ничего никогда не выйдет.

— Извини меня за недогадливость, — сказал я, — но какое отношение имеют дом, твои ссоры с мужем — если таковой окажется у тебя — и голова Дика?

Вместо всякого объяснения Робина вскочила со стула, и не успел Дик опомниться, как обхватила его голову руками.

— Что же делать, дорогой Дик, — обратилась она к нему, — у умных родителей дети всегда неудачные. Но все же и от нас с тобой будет какой-нибудь толк на свете. Как ты думаешь?

Оказалось, что у них уже имелся готовый план, чтобы Дик, окончательно провалившись на экзамене, отправился в Канаду, захватив с собой Робину, и занялся сельским хозяйством. Они собирались разводить скот, скакать по прерии, располагаться бивуаком в первобытном лесу, бегать на лыжах, переносить каноэ на спине, спускаться по стремнинам и тому подобные вещи — одним словом, насколько я мог понять, вести бродячую жизнь… Когда и кем должны были исполняться хозяйственные работы, об этом умалчивалось. «Мамочку» и меня тоже хотели прихватить с собой и дать нам приют до конца дней. Предполагалось, что мы еще немного погреемся на солнышке, а затем мирно переселимся в лучшую жизнь. Робина пролила по этому поводу несколько слезинок, но скоро успокоилась, вспомнив о Веронике, которую собирались со временем выдать замуж за какого-нибудь честного фермера. Пока Вероника совершенно не соглашалась с этим планом. По ее мнению, к ней очень идет коронка: вообще она мечтает о титулованном муже. Робина проговорила на эту тему около десяти минут и в конце концов убедила Дика, что жизнь в первобытных лесах с детства составляла цель его стремлений. Вообще Робина искусница в подобных убеждениях.