Джером Джером - Они и я

II

— Как же, папа, ты в самом деле купишь дом, — вопросил Дик, — или мы только так разговариваем?

— На этот раз, конечно, купил, — ответил я.

Дик сделал очень серьезную физиономию.

— Подходящий? — спросил он.

— Нет, не совсем, — ответил я. — Я желал приобрести старомодный, живописный домик с высокой крышей, стрельчатыми окнами, весь увитый плющом.

— Ты спутываешь вещи, — возразил Дик, — стрельчатые окна и высокая крыша — одно к другому не подходит.

— Извини, Дик, — поправил я его, — в моем доме они бы подошли. Дом такого типа можно видеть в рождественских номерах журналов. Кроме как там, я такого дома никогда не видал; но он мне сразу понравился. Дом стоит недалеко от церкви, и ночью приятно видеть его огни. Когда я был еще мальчиком, я говорил себе: «Когда вырасту, стану жить точь-в-точь в таком доме». Это была моя мечта.

— Ну, а на что похож тот, что ты купил? — спросила Робина.

— Агент говорит, что его можно переделать, — объяснил я. — Я спросил его, как он определяет стиль дома? Он мне ответил, что, по-видимому, дом служил приходской школой, но что теперь таких домов не строят, и это, по-видимому, правда.

— Река близко? — спросил Дик.

— Если ехать дорогой, так в нескольких милях, — ответил я.

— А тропинкой? — продолжал свой допрос Дик.

— Дорога — кратчайший путь, — объяснил я. — Через лес идет хорошенькая дорожка, но по ней будет мили три с половиной.

— Но мы ведь решили, что река должна быть близко, — вставила Робина.

— Мы также решили, что почва должна быть песчаная и фасад должен выходить на юго-запад. А в этом доме только одна дверь на юго-запад, — черный ход. Я спросил агента насчет песка. Он посоветовал мне, если песок мне понадобится, обратиться к железнодорожной компании. Мне хотелось, чтобы дом стоял на холме. Дом и стоит на холме; только другой холм повыше. Этого холма мне вовсе не нужно. Я желал, чтобы был далекий вид на южною часть Англии. Мне хотелось иметь возможность вывести гостей на крыльцо и втолковать им, что в ясные дни мы можем видеть Бристольский канал. Мне, может быть, не поверили бы, но без этого холма никто не мог бы с уверенностью утверждать, будто я… будто я присочиняю. Что касается меня лично, я предпочел бы дом, где что-нибудь случилось… Я бы не прочь был, чтобы где-нибудь оказалось кровавое пятно — не поддельное, а настоящее, которое могло бы большую часть времени скрываться под ковром, но которое можно бы при случае показывать гостям. Я даже питал некоторую надежду на привидение. Я не говорю о каком-нибудь неземном привидении, которое даже, по-видимому, забыло, что оно умерло. Я мечтал о привидении в виде женщины, появляющемся спокойно, деликатно. А вот этот дом, и в том главная причина моего неудовольствия, такой прозаический. Впрочем, в нем есть эхо. Став в конце сада и крикнув громко, вы получите отголосок своих слов. И вот единственное, что есть забавного во всем доме, но и тут ответ получается в каком-то кислом тоне, будто эхо недовольно и только принуждает себя отвечать, чтобы доставить вам удовольствие. А сам же дом как будто принадлежит к числу тех, которые вечно думают только о налогах да разных обложениях.

— Так почему же ты купил такой дом? — допытывался Дик.

— Нам кажется, как сам знаешь, всем надоело жить в этом пригороде. Нам хочется поселиться в деревне и там наслаждаться. А чтобы жить так, необходимо иметь собственный дом. А из этого следует, что надо или выстроить его или купить готовый. Мне строить не хотелось. Толбойс сам себе выстроил дом. Вы знаете Толбойса? Когда я познакомился с ним, прежце чем он начал стройку, он был веселый, приветливый человек. Архитектор уверяет его, что лет через двадцать, когда краска немного сдаст, дом его будет картинка. Пока же у него желчь разливается при одном взгляде на дом. Его уверяют, что из года в год, по мере того, как будет испаряться сырость, его ревматизму и ломоте станет легче. Сад его обнесен изгородью высотой в девять дюймов. В защиту от мальчишек он сделал эту изгородь из колючей проволоки в девятнадцать дюймов высотой. Но разве изгородь может отгородить вас от всего мира? Когда Толбойсы пьют кофе на террасе, целая толпа сельских обывателей глазеет на них. В саду есть и деревья, вы это знаете, и к каждому дереву привязано по этикетке, чтобы не перепутать, потому что они все между собой похожи. Тридцать лет тому назад Толбойс предполагал, что эти деревья будут давать тень и удовольствие; но теперь всякая надежда исчезла. Мне надо дом, с которым мне не было бы такой возни, и я вовсе не желаю провести остаток своих дней в устройстве неприспособленного нового дома.

— Зачем же ты купил именно этот дом, если говоришь, что тебе нужен был вовсе не такой? — допытывалась Робина.

— А потому, моя милая девочка, что он все же несколько ближе подходит, чем другие дома, которые я смотрел, к тому, что мне нужно, — объяснил я. В молодости мы решаемся делать попытки достать то, что нам нужно; достигнув зрелого возраста, мы решаемся сделать попытку удовольствоваться тем, что можно достать. Таким образом сберегаем время. За последние два года я пересмотрел домов шестьдесят, и из всей этой массы только один подходил к моему идеалу. До сих пор я молчал об этой истории, и теперь воспоминание о ней меня раздражает.

Сведения об этом доме я получил не через агента. Я встретился с человеком, указавшим мне его, в вагоне железной дороги. У этого человека один глаз был подбит. Случись мне опять встретить его, я ему посажу фонарь и на другой глаз. Он объяснил мне, что ему подшибли глаз шаром во время игры в гольф, и я поверил ему. В разговоре я упомянул, что собираюсь купить дом. Он указал мне место, где я могу найти подходящий, и время, пока поезд остановился у назначенной станции, показалось мне вечностью. Выйдя из поезда, я даже не позавтракал. У меня был с собой велосипед, и я прямо направился к указанному месту. Оказалось… да оказалось, что именно такой дом мне и нужен. Но если б он исчез, и я очнулся бы в постели, все случившееся казалось бы мне правдоподобнее.

Владелец сам отпер мне дверь. С виду он походил на военного в отставке. Что он владелец, я узнал только впоследствии. Я обратился к нему:

— Добрый вечер; если вас не затруднит, я бы просил показать мне дом внутри.

Мы стояли в сенях со стенами, обшитыми дубом. Я заметил резную лестницу, о которой мне говорил человек в вагоне, а также камин времен Тюдоров. Но вот и все, что я успел рассмотреть; в следующую минуту я полетел навзничь на песок, а дверь захлопнулась у меня пред носом. Взглянув, я увидал, что из окошечка над крыльцом высунулось лицо сумасшедшего старика. Лицо было презлющее. В руках старик держал ружье.

— Я стану считать до двадцати, — объявил он, — и если вы не уберетесь за ворота, когда кончу, то выстрелю.

Я со всех ног пустился бежать и выбежал за ворота, когда он дошел до девятнадцати.

На станции мне пришлось прождать поезда целый час, и я расспросил начальника станции о старом чудаке.

— Да, там непременно что-нибудь случится на днях, — сказал он мне. — И все это наделало индийское солнце. Оно их мозг сушит. У нас здесь таких несколько по соседству. Все они довольно покойны, пока не разразится чего-нибудь.

— Промедли я две секунды, он, мне кажется, исполнил бы свою угрозу, — сказал я.

— А дом очень складный — не слишком большой и не слишком маленький, — продолжал начальник. — Такие дома публика любит.

— Не завидую тому, кто первый после меня попадет туда, — сказал я.

— Старик поселился здесь лет десять тому назад, — рассказывал мне начальник. — За это время, вероятно, человек тысячу предлагали перекупить у него дом. Сначала он добродушно смеялся в ответ, объясняя, что сам намерен прожить здесь в мире и тишине до самой смерти. Из трех человек двое выражали свое намерение дождаться этого события и предлагали даже заключить условие, в силу которого они могли бы вступить во владение домом, ну, хоть чрез неделю после похорон. За последнее время число покупщиков еще увеличилось: вот на нынешней неделе вы — девятый; а у нас всего четверг. Конечно, это отчасти служит извинением старику.

— Ну, а в следующего покупателя он в самом деле выстрелил? — допытывался Дик.

— Не спрашивай глупостей, — перебила его Робина. — Ведь видишь, это сказка. Расскажи нам еще что-нибудь, папа.

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать, называя мой рассказ сказкой, — обиделся я. — Если ты предполагаешь…

Робина возразила, что она ничего не предполагает; но я очень хорошо знаю, что она думает.

Так как я писатель и всю свою жизнь сочиняю истории, то люди воображают, будто я уж не знаю, что значит правда; а если тебе твои собственные дети иронически улыбаются в лицо, когда ты стараешься ограничиться самой неподкрашенной истиной, то где же поощрение к правдивости? Бывают времена, когда я даю себе обещание не говорить ни слова правды.