Кавалер Ордена Золотого Руна - Альберт Акопян

Председатель вызвал человека в барашковой кепке и приказал никого не пускать.

К концу дня в кабинете было накурено, как в станционной уборной.

— По буквам — это механический путь, — кричал председатель. — Нужно сначала выяснить принципиальный вопрос. Какая это организация? Кооперативная или государственная? Вот что вы мне скажите, Сеня!

— А я считаю, что нужно гадать по буквам, — отбивался Сеня.

— Нет, вы мне скажите принципиально…

— Кто — я? — изумился Сеня.

Наступила пауза. Слышно было только, как уборщица звенела ведрами и из дальней комнаты слышались плаксивые голоса:

— Я, товарищ, чересчур гибкая!

— Какая ж вы гибкая, товарищ?

— Есть предложение! — вдруг сказал Остап. — Если никто не знает, чем мы занимаемся, так давайте и займемся.

— Чем?! — в один голос спросили председатель и Сеня.

— Заготовкой пробки, — отчеканил командор. — Продукт дефицитный, миллионы валяются в мусорных ящиках, а ведь их снова можно было пустить в дело. В закавказских лесах растут дикие дубы. И кто же с них собирает пробки, т. е. кору, из которой делают пробки? Местные зайцы и кабаны. Освещение в печати организует товарищ Изаурик. А я, пожалуй, возьму на себя подготовку изыскательской экспедиции "Пробка".

В ближайшем номере "Приключенческого дела" появилась развернутая статья "Пробка — наше будущее", которая заканчивалась призывами "вынем миллионы из мусорных ящиков" и "отдерем миллионы у дикой природы". Подписана статья была главным редактором товарищем Икапидзе.

Предложение имело успех. Один очень видный хозяйственный руководитель высказался в том смысле, что пробку действительно не худо бы собирать. С этим согласились все.

Но произошло совсем не то.

Первой откликнулась киноорганизация. Там зорко следят за прессой и торопятся все что ни на есть немедленно отобразить в художественных произведениях. Вскоре было обнародовано сообщение, что сценарист Мурузи приступил к работе над сценарием (название еще не утверждено), в котором ставятся вопросы сбора пробки в свете перерождения психики отсталого старьевщика-единоличника. Через два дня последовало новое сообщение. Оказывается, Мурузи сценарий уже окончил (условное название "Золото в пыли"), создана крепкая съемочная группа и составлена смета на девяносто четыре тысячи ориентировочных рублей.

И все закипело.

В отделе "Над чем работает писатель" можно было прочесть, что писатель Ошейников заканчивает повесть, (условное название "Пробка зовет!") трактующую вопросы сбора пробки, однако уже не в свете перерождения психики какого-то жалкого старьевщика, а гораздо шире и глубже — в свете преодоления индивидуалистических навыков мелкого кустаря, подсознательно тянущегося в артель.

Главы из своей новой повести Ошейников уже читал на районном слете водолазов-спасателей. Водолазы нашли, что повесть заслуживает пристального внимания, но что автор плавает по поверхности и ему не мешает углубить свое мировоззрение. Автор обещал слету мировоззрение подвинтить в декадный срок.

Решительно пробка захватывала все большие участки жизни. Странные колебания эфира показали, что радиообщественность тоже не дремлет. Были отменены утренние концерты. Вместо них исполнялась оратория. Дружно гремели хор и оркестр:

Мы были пробкой не богаты,

Богаты пробкой станем мы.

Давай, валяй, смелей, ребяты,

Штурмуй кавказские холмы!

На всякий случай отменили и дневные концерты, чтобы размагничивающей музыкой Шопена не портить впечатления от оратории.

Жару поддала смелая газетная статья. В ней горизонт необыкновенно расширялся. Автор статьи утверждал, что обыкновенная пробка есть не только затычка для закупоривания бутылей, банок и бочек, не только материал, идущий на спасательные пояса, изоляционные плиты и тропические головные уборы, но нечто гораздо более важное и значительное. Ставился вопрос не голо практически, но принципиально, а именно — о применении в сборе пробки диалектико-материалистического метода. Автор всячески клеймил работников, не применявших до сих пор этого метода в борьбе за пробку. В качестве примера недиалектического подхода к пробке приводился киносценарий, сочиненный торопливым Мурузи.

Мурузи ужаснулся и картину стали переделывать на ходу. Заодно увеличили смету (сто шестьдесят три тысячи ориентировочных рублей).

Юмористы пустили в ход старый каламбур насчет пробки бутылочной и пробки трамвайной.

Вышел в свет первый номер литературного альманаха "Голый дуб".

Взору уже рисовались большие прохладные склады, наполненные пахучими пробками, как вдруг произошел ужасный случай.

Редакции нескольких газет опубликовали открытое письмо, подписанное шестнадцатью эпидемиологами и двадцатью пятью ботаниками. Эпидемиологи утверждали, что очистить пробку, бывшую в употреблении, практически невозможно. Если же срезать верхний слой, то это будет слишком дорого, к тому же такой пробкой можно будет затыкать только клистирные трубки. Ботаники же напоминали, что пробку с пробкового дуба снимают один раз в десять лет, начиная с пятнадцатилетнего возраста деревьев. А саженцы на Кавказе еще слишком молоды.

Когда Сеня ввалился в квартиру со стопкой свежих газет, Остап сидел у стола, мечтательно закатив глаза.

— Чем вы занимаетесь?.. — замогильным голосом спросил Сеня.

— Составляю перечень припасов для Кавказской экспедиции. Знаете, Сеня, очень приятное занятие. Поэтому так захватывает книга о путешествии Стэнли в поисках Ливингстона. Там без конца перечисляются предметы, взятые Стэнли с собой для обмена на продовольствие. Мы для обмена на продовольствие возьмем казенные деньги. А вот из предметов, я тут прикинул… — Остап зашелестел своими листочками.

— Остап, — грубо прервал его Сеня, — экспедиции не будет. — И бросил газеты на стол.

Бендер пробежал глазами броские заголовки.

— Ну и что? Эка беда. Поедем искать что-нибудь другое.

— Что? Что другое?!

— Ну что-нибудь вечное, скажем, Швейцарию или, вот…

— Что вы несете?! Остап Ибрагимович! Мы потеряли уйму времени, командировочные. Икапидзе грозит оторвать мне голову!

— Зачем она ему? Все, все. Объясняю. Человеческое тщеславие, Сеня, имеет замечательный парадокс. Очень хочется прославиться и при этом, заметьте, спрятаться в чью-то великую тень. Ленинград — "Вторая Венеция", Тянь-Шань- "Вторая Швейцария". Сколько их по свету! Ведь еще испанцы назвали индейский поселок на озере Маракайбо Венесуэллой — "Маленькой Венецией". А своя "Швейцария", есть даже в Подмосковье. То же и с людьми. Как-то в ресторане жаловался мне один общепризнанный батько киевского оперного куреня: "Кажется, все сделал. И куражился, и с оркестром ругался, и морду бил кому попало. Почему же я все еще не второй Шаляпин? Нет, понимаешь, этого шаляпинского пианиссимо. Черт возьми, нет и фортиссимо…"

— Остап Ибрагимович!!! Что же делать?!

— Я же сказал, — обиделся Остап. — Поедем искать Аджарскую Швейцарию за свой счет.

Глава 18.

Ной и Антоша Чехонте

Человек внезапно просыпается ночью. Душа его томится. За окном качаются уличные лампы, сотрясая землю, проходит грузовик; за стеной сосед во сне вскрикивает: "Сходите? Сходите? А впереди сходят? А вы у них спрашивали? А что они вам ответили?" — и опять все тихо, торжественно.

Уже человек лежит, раскрыв очи,