Джонатан Линн - Да, господин министр

Вернувшись домой, застал Энни за укладыванием чемоданов.

– Решила наконец меня бросить? – шутливо спросил я.

В ответ услышал, что завтра годовщина нашей свадьбы и мы, оказывается, давным-давно договорились провести этот день в Париже.

Кошмар!

Я попробовал объяснить ей сложившуюся ситуацию, но Энни наотрез отказалась проводить годовщину своей свадьбы в Суонси или Ньюкасле. А о приеме в честь муниципальных казначеев в центре регистрации автотранспортных средств не пожелала даже говорить. Я ее понимаю. Она посоветовала мне отменить намеченные выступления. Услышав, что это не в моих силах, заявила, что поедет в Париж без меня.

Пришлось позвонить Бернарду и сообщить ему о годовщине свадьбы моей жены («И твоей тоже», – напомнила Энни.) и моей тоже. Бернард попытался было глупо пошутить насчет счастливого совпадения, но я прервал его. Сказал, что еду в Париж и это мое окончательное решение, хотя мое решение ехать в Суонси тоже было окончательным, но на этот раз уж точно окончательное – Париж. В связи с этим ему придется уладить все дела с отменой моих выступлений. Затем три минуты говорил Бернард. Когда я положил трубку, вопрос был решен окончательно. Завтра я еду в Суонси и Ньюкасл.

Эти государственные служащие обладают удивительным даром на что угодно уговорить и от чего угодно отговорить.

Некоторое время мы с Энни, не глядя друг на друга, молча курили. Затем я все-таки решился задать ей действительно важный вопрос: смотрела ли она мое телеинтервью?

– Да, выступал кто-то, похожий на тебя.

– Что ты хочешь этим сказать?

Она ничего не ответила.

– Знаешь, Фрэнк обозвал меня механическим апельсином Уайтхолла, – пожаловался я.

– И правильно!

Я был потрясен.

– Ты что… ты с этим согласна?

– Безусловно. Ты вполне мог бы нанять вместо себя какого-нибудь безработного актера. У него это вышло бы намного лучше. Кстати, почему бы тебе заодно не приспособить для резолюций резиновый штамп или не поручить расписываться какому-нибудь помощнику твоего личного секретаря? Все равно они пишут за тебя все документы и письма.

– Помощники не пишут моих писем, – с достоинством возразил я. – Их пишут мои заместители.

– Мне нечего добавить, милорд.

– Значит, по-твоему, я стал марионеткой?

– Вот именно! Я даже думаю: не посоветовать ли им посадить вместо тебя мисс Пигги[37]? Она, во всяком случае, куда симпатичнее.

Должен признаться, слова Энни меня сильно задели, да что там – просто сокрушили. Тяжело вздохнув, я присел на кровать, с трудом сдерживая слезы – честное слово. Неужели такое бывает со всяким министром, вдруг подумалось мне. Или это просто я безнадежный неудачник? Что-то у меня не ладится… Но что?

– Энни, я не знаю, как мне быть, – тихо проговорил я. – Работа, словно бездонный омут, засасывает меня. Я просто в отчаянии.

– Ладно, – решительно тряхнула головой Энни, – раз уж мы не едем в Париж, давай хотя бы отметим наш праздник в тихом ресторанчике со свечами. Кстати, это совсем рядом, через дорогу.

– К сожалению, это невозможно, – вздохнул я. – Бернард сказал, что сегодня вечером я обязательно должен просмотреть все красные кейсы.

И тут Энни высказала мысль, благодаря которой вся ситуация предстала передо мной совершенно в ином свете.

– Что значит «Бернард сказал»? Когда ты издавал «Реформ», ты был совсем другим. Ты говорил им, что надо делать, ты требовал и добивался! Что изменилось? Почему же теперь ты позволяешь командовать собой?

И тут вдруг я прозрел. А ведь она права. Именно этим и объясняется необычная агрессивность Фрэнка. Итак, либо я схвачу их за глотку, либо они меня! Закон джунглей, как в кабинете.

– Вспомни, сколько написанных статей ты в те годы рвал и выбрасывал в корзину? – спросила Энни.

– Десятки.

– А сколько официальных бумаг ты выбрасываешь в корзину сейчас?

– Ни одной. Мне не разрешают.

Энни понимающе улыбнулась, и я вдруг почувствовал, что по крайней мере для нее по-прежнему остаюсь бунтарем.

– Не разрешают? – Она взяла меня за руку. – Дорогой мой, ты же министр. Ты можешь делать все, что считаешь нужным.

Она, безусловно, права. Я действительно министр, я все могу, но они непонятно каким образом «приручили» меня. Теперь я это ясно вижу. Я искренне признателен Энни. Благодаря ее здравому смыслу я окончательно прозрел. Ну что ж, их всех ожидает большой сюрприз. Странно, мне почему-то не терпится поскорее оказаться в министерстве. Взять бразды правления в свои руки – вот мое первое генеральное решение в новом году!

Дела идут на лад.

Хотя и не так быстро, как хотелось. Себя мне упрекнуть вроде бы не в чем. Хамфри, похоже, придерживается иного мнения.

Вызвал сэра Хамфри в свой кабинет – хотя, по-моему, ему очень не нравится, когда его вызывают, – и сообщил, что Фрэнк (да и Маккензи тоже) абсолютно прав: функции НЭБДа необходимо пересмотреть.

К моему удивлению, он ничего не возразил.

– Да, господин министр.

– Мы должны обеспечить гражданам все необходимые гарантии, – продолжил я.

– Да, господин министр…

– И немедленно, – добавил я.

Это требование явно застигло его врасплох.

– Э-э… А что конкретно вы имеете в виду под словом «немедленно»?

– Я имею в виду – немедленно.

– Так, понятно, значит, вы имеете в виду не медленно, господин министр.

– Вот-вот, Хамфри, не медля, одним махом.

Пока все идет, как надо. Однако, согласившись с необходимостью радикальных изменений, сэр Хамфри, судя по всему, решил взять меня измором.

– Все это, конечно, так, – начал он, – но я считаю своим долгом напомнить вам, господин министр, что новое правительство практически только-только приступило к работе и ему предстоит…

– Хамфри, – перебил я его, – никаких «но». Будем менять правила пользования банком данных. Немедленно!

– Но, господин министр, вы не можете…

– Могу, – снова оборвал я его, вспомнив вчерашний раз говор с Энни. – Я здесь министр!

Ну и реакция у сэра Хамфри! Позавидовать можно.

– Конечно же, вы – министр, господин министр, – с милой улыбкой произнес он, мгновенно меняя тактику, – и притом отличный министр, если вас интересует мое мнение.

– Комплименты тут ни при чем, Хамфри. Я хочу, чтобы каждый гражданин нашей страны имел право доступа к своему досье. Я хочу, чтобы был принят закон, квалифицирующий несанкционированное использование информации «электронного досье» как уголовное преступление со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Очень хорошо, – сказал сэр Хамфри. – Будет исполнено, господин министр,

От его неожиданной покладистости мой пыл несколько угас.

– Вот так. Теперь вперед. Полным ходом, – неуверенно закончил я, теряясь в догадках, нет ли тут подвоха.

Предчувствие не обмануло меня: подвох-таки был. Не без видимого удовольствия сэр Хамфри подробнейшим образом объяснил, что, прежде чем действовать, необходимо получить согласие кабинета, тогда можно будет передать дело на рассмотрение сначала ведомственного, а затем межведомственного комитета. Ну а уж после этого, конечно, прямым ходом в комитет кабинета. И наконец, в сам кабинет… Я заметил, что с кабинета мы начали.

– Только для получения принципиального согласия, господин министр. А на этой стадии кабинет рассмотрит конкретные предложения.

Я неохотно уступил, выразив надежду, что, во всяком случае, после кабинета мы сможем полным ходом двинуться вперед. Сэр Хамфри согласился, но с оговоркой, что если у членов кабинета возникнут какие-либо сомнения – а они обязательно возникнут, – то наши предложения снова пойдут по кругу: ведомственный комитет – межведомственный комитет – комитет кабинета – кабинет…

– Все это мне хорошо известно, – довольно резко перебил я. – Полагаю, у членов кабинета не будет возражений.

Сэр Хамфри удивленно поднял брови, но от комментариев воздержался.

Честно говоря, мне это было совсем неизвестно: постичь сложнейший механизм прохождения законопроектов, находясь в оппозиции или на задних скамьях парламента, практически невозможно.

– Значит, получив согласие, мы можем двинуть дело полным ходом?

– Разумеется… к председателю комитета палаты общин, а затем в парламент, естественно, через соответствующий парламентский комитет…

Щелк! – что-то сработало в мозгу. Вдруг стало ясно: он намеренно запутывает ситуацию. С моих глаз, как по волшебству, спала пелена…

– Хамфри, – сказал я, – мы же говорим о разных вещах. Вы – об изменениях в законодательстве, а я – об административных и процедурных изменениях.

Мой постоянный заместитель снисходительно улыбнулся.

– Если вы хотите, чтобы люди имели право действовать законно, необходимо законодательство, а это не так просто.