Карусель - Семен Теодорович Альтов

Рассказал я ему все, как есть. Вздохнул пограничник и сказал:

— Слушай, сними завтра плавки! Покажи им, где раки зимуют! За нас всех сними, браток!

Пришел я утром на пляж, и чувство внутри такое, будто за мной вся страна стоит и на плавки смотрит.

— Граждане! — крикнул я. — Друзья! Соотечественники! Сейчас у вас на глазах, не привлекая вашего внимания, как бы невзначай, я сниму плавки, надену шорты. Прошу не обращать на это никакого внимания. Ведите себя естественно, как и подобает. Приготовились! Внимание! Раз! Два!.. — не успел я сказать «три», как все разом отвернулись. И женщины. И мужчины.

— Товарищи! — кричу. — Вы не поняли! Повторяю задачу: вы должны сделать вид, будто ничего страшного не происходит. Не отворачивайтесь, смотрите правде в глаза, а то как же я потом докажу, что произошло снятие! Просто нет раздевалки, и мне удобнее переодеться здесь. Это естественно! А вам на это наплевать должно быть! Вы бывали в музеях, видели шедевры мирового искусства, там же не отворачивались, терпели! Смотрите на меня, как на обычный шедевр. Мол, тьфу на него!

Кто-то говорит:

— Да как же смотреть на голого, когда сами все одетые тут! Не в бане же!

А женский голосок пискнул: «Вот если бы мы в бане…»

Толстяк в кепочке по лбу себя хлопнул: «Сделаем!» И через полчаса подогнал машину с мочалками. Раздал, и люди дружно начали мыться. Визг, смех, «потрите спинку»! Мыла нет, но неважно! Все так естественно! И сказал я себе: «Ну, гад, снимай!» Раз! Два! Три! И плавки проклятые наконец сорвал с себя вместе с кожей! А все ноль внимания! Молодцы! Знай мочалками без мыла друг дружку трут!

То есть вышло все как у итальянцев! Ну, конечно, на интуристовском за забором обалдели от такой нашей раскрепощенности! К решетке прижались, глаза и бинокли стали квадратные! Вот так мы им нос утерли.

Куда? В отделение? Теперь хоть на край света, товарищ милиционер! Минуточку! Только автограф даме дам, плавки надену и пойдем!

Хорошее воспитание

В жаркий полдень бегемот набрел на маленькое озерцо в лесу и с ходу плюхнулся в него. Вода, естественно, вышла из берегов. Рыбы закричали:

— Сумасшедший! Всю воду выплеснул! Мы погибнем!

Бегемот застыдился и стал вылезать из озера назад. Оставшаяся вода, естественно, едва прикрывала дно.

— Убийца! — завопили рыбы, хлопая жабрами. — Фашист! Без воды нам верная смерть! Куда выходишь, бессовестный! Назад!

Бегемот смутился и полез обратно в озеро. Вода поднялась. Рыбы сразу успокоились и начали шнырять между бегемотовых ног, выискивая себе пищу.

Бегемот так и стоит до сих пор по уши в воде. Что значит воспитанное животное! Оно всегда в чем-нибудь по самые уши, а вокруг бурлит жизнь.

Говорят, мир держится на трех китах. Не может быть, чтобы среди них не было ни одного бегемота!

Хор

Последний раз Ниночка видела у директрисы такое лицо в апреле, когда стало известно, что Васильев, Никонов и Лузин после третьего урока отправились искать золото на Аляску, и неделю их не могли найти ни здесь, ни там.

Директриса закрыла за Ниночкой дверь, задернула занавески и при свете настольной лампы шепнула учительнице пения на ухо:

— Завтра будете выступать в австрийском посольстве!

— Слава богу! Я уж подумала, что-то серьезное! — обрадовалась Ниночка.

— Нина Васильевна! Не понимаю, чему вы радуетесь?! — Елена Александровна навела на нее двустволку близко посаженных глаз. — Можно подумать, ваш хор по вечерам распевает в посольствах! Вы понимаете, какая это ответственность?!

— Так, может, не выступать? — упавшим голосом сказала Ниночка.

— Сказали: надо выступить! И предупредили: в случае чего… понятно? Соберите хор после уроков. Я буду говорить.

Когда Елена Александровна вошла в класс, крики чуть поутихли, а когда директриса трагическим голосом произнесла: «Товарищи!» — наступила гробовая тишина.

— Товарищи! Завтра у вас ответственнейшее мероприятие! Вам предстоит выступить в австрийском посольстве! Надеюсь, не надо объяснять, какая это честь и чем она может для вас кончиться? Я повторяю, Сигаев, не в грузинском посольстве, а в австрийском! Это не одно и то же. Другими словами, вы как бы отправляетесь за границу. Заграница — это местность, где проявляются лучшие качества человека! Как в разведке! Ни на минуту не забывайте, что у вас самое счастливое детство из всех детств! Обувь почистить, уши вымыть! В туалет сходить заблаговременно, дома. Сигаеву подстричься, как нравится мне, а не твоему папе. Челка — полтора пальца моих, а не его! Австрийцы говорят по-немецки, у вас — английский! Что бы ни предлагали, отвечать «данке шен», то есть спасибо! У наших австрийских друзей ничего не брать! Они должны понять, что у вас всё есть! Вы поняли? — повторила директриса. — У вас всё есть! Сигаев, и у тебя тоже! Руки в карманах не держать, матери пусть зашьют. Будут задавать вопросы — пойте! Будут угощать — не ешьте! И вообще держитесь как можно раскованней! Почитайте газеты, выясните, где эта Австрия, кто глава государства, чем занимается население… Кто сказал: «земледелием и бандитизмом»? Сигаев, не путай со своими родителями! Желаю отлично выступить и вернуться с победой.

Директриса пошла к дверям улыбаясь и так приветливо помахивая рукой, что всем стало жутко. Расходились молча, по одному.

Всю ночь родители гладили, подшивали, мыли, стригли. Утром хористы появились в школе чистенькие, страшненькие, как привидения на выпускном балу.

Ровно в десять утра директрисе сообщили, что концерт отменяется. Хористы обрадовались так, как могут радоваться только дети, узнав, что учитель тяжело заболел и уроков не будет. Сама Елена Александровна улыбнулась четыре раза и прямо помолодела. Но оказалось, что помолодела она преждевременно. В половине двенадцатого ночи позвонили и сообщили, что принято решение выступать завтра в десять утра. После чего сказали «спокойной ночи» и повесили трубку.

За ночь каким-то чудом удалось оповестить всех участников. Снова родители стирали, гладили, пришивали, и утром дети, отутюженные до неузнаваемости, еле стояли на ногах. Пять человек предусмотрительно заболели.

Ровно в десять к школе подкатил иностранный автобус с темными, как пляжные очки, стеклами. Елена Александровна, по такому поводу в парадном кожаном пиджаке и юбке, надетой на левую сторону, проверила у всех ногти, уши, обняла крепко Ниночку, и траурная цепочка исчезла в автобусе с темными стеклами.

Минут через сорок автобус подъехал к трехэтажному особняку. Ворота с чугунными кружевами распахнулись, и автобус мягко въехал во двор, другими словами, за границу.

Навстречу вышла загорелая женщина в голубом платье и непонятно с какой стати заговорила