«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз

Вот здесь мы и приходим к мысли о лицемерии как крайне необходимом качестве современного мещанина. Действительно, кому хочется выражать на людях собственную низость? И потому приходится маскироваться, выдавая себя за сознательного, высоконравственного гражданина: так безопаснее и, конечно, выгоднее. Лицемерие — одна из самых характерных черт Сидалковского. Он лицемерит на каждом шагу перед теми, от кого зависит его будущее, перед девушками, которые интересуют его только как секспище, в конце концов лицемерит перед родной матерью, питая ее надежды увидеть сына «великим человеком»: «Без лжи, как ему всегда казалось, он просто не мог существовать на свете. Сидалковский ужасно любил выдавать себя не за того, кем был на самом деле, а за того, кем в том или ином случае его воспринимали окружающие, подгоняя под свой мнимый стандарт». Он не зря называет себя «жертвой стандарта», хотя мог бы и точнее сказать: «жертвой шаблона». Сидалковщина как социально-психологический феномен — закономерный продукт шаблонного подхода к человеку. Сидалковские поэтому иногда и процветают, что при таком подходе их внутреннее содержание остается за семью замками. Шаблон некогда вникать в детали — ему достаточно нескольких анкетных данных. Шаблоновые ни для чего размышления о возможных противоречиях человеческой натуры — ему достаточно внешних показателей. Шаблон безразлично к жгучим проблемам того или иного конкретного лица — ему важна лишь проблема его использования. Презирая в человеке неповторимость, шаблон предпочитает видеть всех одинаковыми, как матрешки — так ему легче разобраться, потому что можно, не выбирая по одному, манипулировать десятками и сотнями. Шаблон на воспитательной ниве, игнорируя богатство и сложность духовного мира человека, способен обеспечить лишь механическую передачу ему нравственной информации, считая высшим своим достижением понимания провозглашенных им предписаний. Если бы моральное поведение зависело только от понимания! В жизни решения моральной дилеммы — поступать по-граждански или по-мещански — зависит, прежде всего, от психологической готовности действовать определенным образом. И если Сидалковский постоянно ведет себя как совершенный мещанин, то, очевидно, во время формирования его нравственного сознания, то есть в детстве, находился под сильным негативным влиянием, а в нынешние, зрелые годы, сформировавшись как натура крайне эгоистическая и безнравственная, не находит достойного общественного сопротивления.

Сидалковского мы видим в романе уже полностью сформированным пронырью. Уже из первых эпизодов, в которых описаны методы проникновения Евграфа из перрона Вапнярки в международный вагон, а впоследствии — в коллектив зарубежных селекционеров, якобы угадываются и будущее развитие характера «графа», и возможные сюжетные ходы. Но впечатление это ложное. О. Черногуз избегает привычных в юмористике характеротворческих трафаретов и раскрывает психологию героя достаточно оригинально. Резко разграничив период развития характера Евграфа на два, если можно так сказать, отрезки времени — «до «Финдипоша» и «у «Финдипоша», — сатирик будто подчеркивает, что приход Сидалковского в это неординарное по стилю работы учреждение — не обычный поворот в судьбе героя, а начало кардинальной перестройки. Сидалковского под давлением суровых реалистических обстоятельств должно неотвратимо исчезнуть как фата-моргана. Учитывая это, понятна и определенная статичность характера героя в первой части книги. Если в начале произведения психологический портрет героя представляется как заскорузлая духовная нищета, а своими действиями он, собственно, иллюстрирует смехотворную хуторянскую аристократичность, то во второй части темпы развития характера Сидалковского значительно возрастают, он весьма охотно и не без успеха «учимся жить» думаешь: вот когда наконец наш д'Артаньян от слов перешел к делу и по-настоящему заработал локтями.

Эта, казалось бы, не такая уж весомая композиционная деталь кажется не только художественно продуктивной, но и глубоко символической в понимании образа главного героя. Возможно, автор таким образом хотел подчеркнуть, что начинающий киевский Сидалковский — пока мелкое, примитивное мещанское мурло, потому что он слишком малоактивен в демонстрации своих мощных шкурнических потенций…

Да, Сидалковский мерзок, отвратителен, но пока его общественный вред не так уж значительный: связи его с общиной минимальны, поскольку он находится, так сказать, в стадии перекатиполя, а не крепко укорененного ядовитого зелья, способного не только развиваться, но и уничтожать все здоровое вокруг.

Во второй части произведения автор расширил сферы публичных связей собственного героя. Ибо разоблачение попойки, разврата, ничтожного провинциального фанфаронства — дело, безусловно, почетное, но не может стать основным пафосом романа, в котором сатирический тип — главный герой, олицетворение реально существующего зла. Задача сатирика — не развлекать читателя рассказами о веселых приключениях, а показать явную или скрытую угрозу общественному злу, а затем и мобилизовать здоровые силы на борьбу с ним.

А. Черногуз проявил художественную прозорливость, «трудоустроив» Сидалковского в «Финдипоше», давно ожидающей коренной реорганизации как случайно обделенный вниманием общественности пышноцветный заповедник бюрократизма. Смело пользуясь средствами преувеличения, обострения, гротеска, писатель создает отличные условия для развития характера Сидалковского, раскрытия его сатирических возможностей. И действительно, за какой-то год Евграф, отличавшийся лишь крикливо модной одеждой, не очень изящными остроумиями и бытовой распущенностью, обогащается чертами весьма органическими для современных приспособленцев: подхалимством, двоедушием, угодничеством, формальной службистской заповедью. возможность вольготно существовать в роли «работающего неработающего». Деловая атмосфера «Финдипоша», в основе которой не торжество самого дела, а лишь его имитация, для развития таких типов, как Сидалковский, — настоящий рай. Не случайно он входит в этот коллектив так легко, «как чем в шоколадное масло», ведь здесь не работают, а создают видимость работы, здесь стремятся не вершин профессионального совершенства, а во что бы то ни стало пробиваются к высшим должностям, здесь ценится не призвание, а оклад, здесь проводится не воспитательная работа с людьми, а непрерывное следствие по выявлению анонимов. бюрократического «болота», в котором лучше всего чувствуют себя «черты» на манер Сидалковского, т. е. тщательно замаскированные тунеядцы и скрытые карьеристы.

Переступив порог «Финдипоша» и полностью восприняв его внутренние законы, Евграф Сидалко окончательно и навсегда отмежевался от искателей приключений типа Остапа Бендера. Взглянем же, какой нищетой необоснованного романтизма отличаются мечты великого комбинатора от частной футурологии Сидалковского. Рио-де-Жанейро, белые штаны и беззаботная жизнь на берегу большого и теплого водохранилища… Авантюризм примитивного тунеядца и потенциального белоэмигранта! В отличие от Бендера, Сидалковский, хотя и заявляет, что до сих пор не существует организации, где он мог достойно приложить свои усилия, все же не мыслит себе жизнь без трудовой книги. Нескрытый культ паразитизма, явное отчуждение от общественных интересов — то, что Остап Бендер охотно демонстрировал как признак своего откровенного неприятия социалистического образа жизни, Сидалковский научился искусно скрывать. Романтика всемирного скитальца