Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

в опущенной руке, но так, чтобы текст был виден сидящим. И гуляйте спокойно. Пока вас не остановит легкое посвистывание…» — «Милиция?» — «Нет, что вы! На это дежурные выделены, в лесу разбросаны. Как завидят милицейскую форму, предупреждают. Тоже, говорят, свистят, но громко, и на какой-то мотив. Мне этого слышать не пришлось, везло! А легкий посвист означает: есть ваша книга, есть! Шепотом называют цену. Торговаться не рекомендуется».

Тут обычно рассказчик воодушевляется и сообщает вам, какие прекрасные книги удавалось ему этим способом приобретать. И не какие-нибудь эдакие, в смысле не наши, а наши, наши, родными издательствами изданные, но тиражами, спрос не удовлетворившими. Бойко идет подпольная торговля. Есть, говорят, варианты зимние. Есть на случай ненастной погоды… А если вдруг милиция? Летом понятно. Можно прикрыть книги рюкзаками, сесть на них и хором затянуть что-нибудь классическое, вроде: «Выхожу один я на дорогу…» Собрались, мол, песни петь. А зимой как?

Там вот и торгуют книгами Габриэля Гарсиа Маркеса. О чем он слышал, не веря своим ушам. А минувшим летом, быть может, на лужайках хорошо расходилась подписка на сочинения Бунина. Не всех членов Союза писателей их родная Лавка смогла этой подпиской обеспечить, что обычно и бывает с книгами, пользующимися спросом. Очереди. Волнения. Мольбы. Проклятия. Лишь пройдя через это, да и то не всегда… А как быть тем, у кого этой Лавки нет? А тем, кто живет на периферии?

Но все же: куда деваются штабеля некупленных книг? Габриэлю Гарсиа Маркесу ни за что бы не догадаться! А я знаю. Вернее, подозреваю. В макулатуру они уходят! Подъезжает к магазину с черного хода грузовик, затем, нагруженный книгами, едет… Куда именно — не знаю. И где, в каких подвалах, какие люди вынуждены заниматься этим производительным трудом — уничтожать ненужные книги, превращая их в нужную макулатуру?

А ведь подтвердились слухи о директоре издательства! Ему «за проявление нескромности, нарушение этических и нравственных норм, выразившееся в многочисленных изданиях и переизданиях своих книг…» секретариат правления Союза писателей объявил выговор («Литературная газета», 26.VIII.1987).

…Недавно по телевизору нам показали борьбу милиции с «несунами». Волнующие сценки! Камера следит за человеком, укравшим на фабрике коробку конфет. Человек стоит на улице, стремясь продать конфеты кому-нибудь из прохожих. Вот один остановился…

— Неужели купит? — слышен голос журналиста, участника этой милицейской затеи. В голосе — волнение. Боже мой, неужели этот прохожий, такой приличный на вид, явно отец семейства, — неужели же он купит ворованное, из-под полы продаваемое, нарушая этим наши этические и наши нравственные нормы? Неужели? Купил! Ату его! Свет юпитеров на него или на нее, купивших краденое! К позорному столбу их! Допрашивайте их прямо на улице! А что касается несуна…

Да вот, кстати! Их-то, несунов, мелких воришек, их как наказывают? Тоже выговором? Или более чувствительно? Как? Хотелось бы знать!

А я вот думаю, почему бы милиции вместе с телевидением не направить свой светлый луч в то темное царство, где идет уничтожение миллионов нераскупленных книг? Это было бы волнующее, а главное, новое зрелище! Ведь несунами и милиция, и печать уже давно занимаются. А вот деятельность «очень именитых» лишь сейчас понемногу становится достоянием гласности.

Пусть понемногу. И на том спасибо.

В «Литературной газете» (1.VII.1987) опубликовано «Письмо в редакцию» за двумя подписями. Там сказано, что в минувшем году одиннадцатым изданием вышел в свет роман одного из «уважаемых авторов». Этим нас не удивишь. Мы уже знаем, какой урожай умеют собирать «очень именитые» с одной-единственной книги. Но интересная подробность! Роман исторический, действующие в нем лица не придуманы. Авторы письма не берутся судить, «почему критика в течение многих лет обходила эту книгу, но незнание автором исторической ситуации бросается в глаза буквально в каждой прочитанной главе».

Почему молчала критика? Но это же элементарно! Произведения не исторические восхвалять легко — как мы убедились! — дескать, я так вижу, мое прочтение! Но если автор берется за историю и на каждом шагу врет, тут сложнее. Хвалить опасно: надо ли привлекать внимание к этому сомнительному произведению? Но и ругать «очень именитых», уличая их в невежестве, еще опаснее! Лучше промолчать. Что критики и делали. Лишь недавно, узнаем мы из письма, в период гласности, когда мы все так расхрабрились, «Военно-исторический журнал» отважился сообщить «о многих ошибках и неточностях» романа. Вот одна из «неточностей»…

Два персонажа романа, люди, реально существовавшие, были когда-то неправедно осуждены, но давно реабилитированы. «Роман же, автор которого до сих пор ничего не сделал для восстановления истины, по-прежнему бросает тень на этих людей».

Итак, в первых изданиях романа два исторических лица ходили с клеймом «враг народа». Официальное признание в том, что никаких преступлений они не совершали, не помогло. Клеймо осталось во всех изданиях романа, включая одиннадцатое, прошлогоднее.

Автор счел нужным дать объяснения («Литературная газета», 30.IX.1987)… Дело в том, что над своим романом «Грозный год — 1919-й» он начал трудиться еще в конце сороковых годов. Ну а в те времена искажал историю не он один. Кого-то из действующих лиц не разрешалось упоминать вообще, другие же числились во «врагах народа». Доступ в архивы закрыт, и вообще писатель был связан по рукам и ногам. Значит, не виновен?

Но простите. Речь-то идет о последних переизданиях, а самое из них последнее: 1986 год. Почему же автор не задумался над изменениями, происшедшими в репутации его героев за сорок, боже мой, лет? Почему?

А я думаю вот почему. Недосуг ему было свое произведение перечитывать, а тем более исправлять. Надо было засадить за чтение и исправление какую-нибудь из сотрудниц возглавляемого им журнала. Вот пусть бы она, бедняжка, сидела бы, проверяла бы, плакала, снова проверяла… Но не догадался. А у самого времени в обрез. Одни хлопоты о переизданиях сколько сил отнимают!

Тебя переиздают, а ты в своем журнале печатаешь либо произведение самого директора издательства, либо жены его, либо сына, либо дочери. Где тут найти время для перечитываний и исправлений?..

Да. Я забыла назвать автора романа «Грозный год — 1919-й». Это Г. К. Холопов.

А теперь скажите, чего можно ждать от молодых, пусть и сорокалетних, живших в обстановке подобных литературных нравов? Безвременье, вызванное многолетним застоем во всех областях, набравшая силу и уверенная в безнаказанности бюрократически-коррупционная система — это воспринято некоторыми молодыми как норма. А слова «писатель без власти — никто» — как аксиома.

Летом 1970 года я услыхала из уст Твардовского врезавшиеся мне в память слова: «Они писать не умеют, но им это и не нужно». Это было сказано о нескольких членах Союза писателей, занимавших «посты».

Лето