Изгой - Эль Кеннеди

В пылу яростного возмущения Слоан, кажется, выпалила, что я ей уже не просто нравлюсь.

– Чувства, да? – Я не могу сдержать улыбки.

Она закатывает глаза и отстраняется от меня, обиженно надувшись.

– Ой, все. Давай, радуйся.

– Какая же ты, блин, сложная. – Я обнимаю ее и роняю обратно к себе на грудь, целуя ее макушку, пока она притворяется, будто сопротивляется. Больше всего на свете Слоан ненавидит проявлять искренние эмоции. По крайней мере, те, которые не агрессивные. – У меня тоже к тебе чувства.

Вот теперь она расслабляется, и я замечаю на ее губах легкую смущенную улыбку.

– Пообещай мне, что выиграешь, – тихо говорит она. – Запрещаю тебе уходить.

Уже заранее ненавижу себя за это, но не могу удержать слово, рвущееся с моих губ:

– Обещаю.

Глава 42. Лоусон

Наверное, где-то на этом гигантском гниющем камне из мусора и грязи есть люди, которых не захлестывает патологическая апатия, когда они видят на экране телефона имя своей матери. К сожалению, я не один из них.

– Чем обязан этому нарушению спокойствия? – вежливо спрашиваю я. Сейчас как раз перемена, так что я завернул в столовую попить.

– Что? Лоусон, это мама.

Да, как будто я не узнал бы этот визгливый неадекватный тон за километр.

– И чего тебе надо?

– У тебя там так громко. Где ты?

– Сейчас три часа дня. Четверг. Очевидно, я на футбольном матче, – издевательским тоном говорю я. – Где же мне еще быть? – Попивая добытый напиток, я выскакиваю наружу и отправляюсь к зданию на другом конце территории, где проходят занятия по искусству.

– Точно. – Она неловко смеется. – Ты в школе. Прости. А. Так вот. Я звоню, потому что, ну, Джеффри опять застрянет в Гонконге, так что я подумала, было бы здорово, если бы ты приехал на праздники.

– Да что ты? – Невероятно. – Ты там что, села с одной из своих тетрадок по саморазвитию и нарисовала карту мыслей, чтобы решить, найдет ли твой сын такое предложение заманчивым?

– Я, наверное, не вовремя. И я не знаю, какие там планы у твоего отца…

– Без понятия. И мне плевать.

Каждый раз мы разговариваем так, словно она меня никогда не встречала. Что, в принципе, логично, учитывая, как равнодушна она была к родительству. Уж лучше бы она утопила меня в ванне, чем оставила с отцом после развода, и то было бы человечнее.

– Я просто где-то недавно читала, что людям в завязке может быть особенно тяжело на праздниках. И что им полезно проводить время с теми, кто благотворно на них влияет.

Значит, хорошо, что я не в завязке. Я закатываю глаза, глядя на телефон. Пара ходок в реабилитационный центр меня не сломают. Видал противников похлеще.

– Скажи мне честно, матушка, в наших отношениях есть хоть что-нибудь, что не вынудит меня забухать? К тому же, если ты правда считаешь, что я завязал, то тем более не надо звать меня в гости. Уж поверь, в том доме спрятано больше кокаина, чем в заднице ослика на границе.

– Лоусон.

Теперь она всерьез пытается понять, шучу ли я. Как давно я последний раз там был? Где мог спрятать? Можно ли взять напрокат собаку с чуйкой на наркоту? Если мне повезет, остаток недели она проведет, отдирая половые доски гвоздодером.

– Как дела дома? – спрашивает она, как будто ожидает услышать что-то новое.

Я фыркаю.

– Серьезно?

– Что, я уже не могу о тебе поволноваться?

– Это что-то новенькое.

Она раскошелилась на сотни часов с психотерапевтом, куда я почти не ходил. А если и приходил, то просто травил бедных врачей все более и более неуютными описаниями своих самых извращенных сексуальных похождений, пока, наконец, они либо не выкидывали меня прочь, либо не уходили под удобным предлогом в ванную подрочить.

Ну, это мое предположение.

И все же, как бы их ни оскорбляла моя вульгарщина, эти доктора бы ужаснулись, если бы я на полном серьезе раскрыл им душу. Если бы я рассказал им про Романа, моего так называемого отца, который оказался бесплоден и нанял жиголо, чтобы обрюхатить жену и сделать ему наследника. Вот только эффективность его же собственного плана так наполнила его отвращением, что он проникся глубокой и неумолимой ненавистью к несчастному ребенку. А еще есть Амелия, моя мать, которая забрала половину его империи и сбежала. Эгоистичная сука, оставившая своего беззащитного сына в лапах человека, который мог бы сжигать щенят ради развлечения, если бы не армия активистов, юристов и правительственных органов, постоянно висящая у него на хвосте в надежде раскрыть то или иное жуткое преступление.

Ну, знаете. Нормальные подростковые проблемы.

– Я же пытаюсь, Лоусон. Ты сам не даешь к себе подступиться.

А с чего бы вдруг мне это делать? Все мое существование занимает меньше половины ее жизни. Она моргнула, и вот я уже взрослый. А я, тем временем, жил всю жизнь, зная, что я всего лишь трагичная, мстительная ошибка, превратившаяся в козырную карту в споре между двумя людьми, с радостью бы сбросивших друг друга с обрыва.

– Я несколько недель не разговаривал с папашей, – скучающим тоном говорю я. – Так что, пожалуй, с домашней стороны дела неплохо.

– А как с Кристиной? Ты ладишь с мачехой?

В каком-то смысле.

– Разумеется, – протяжно говорю я. – Она очень милая дама. И разрешает мне трахать ее в задницу.

На этой ноте я сбрасываю звонок и убираю телефон в карман, заходя в класс. Но урон уже был нанесен.

Черт подери, все, чего я от нее прошу, это быть невидимой. С удовольствием испарюсь сам, если она начнет уважать мою жизнь и не будет влезать. Пусть уж лучше у меня будет постоянно отсутствующая мать, чем та, которая вечно пытается втянуть меня в свои сезонные вспышки чувства вины. Словно я щенок, которого купили на Рождество, а потом вернули обратно в магазин в начале февраля.

Ее эгоистичные появления всегда коротки, но очень разрушительны. Постоянно сбивают меня с ног. Обычно я радостно занимаюсь самолечением, чтобы прочистить мозги, но сегодня мои карманы пусты, а сам я отвратительно трезв.

Даже Гвен и ее миленькое цветочное платьице не могут отвлечь меня от того смятения, которое посеяла внутри меня мать. Да и в любом случае миссис Гудвин я пока не завоевал. Она игнорирует даже самые прямолинейные мои подкаты. Но это не страшно. Я бы начал сомневаться в своей привлекательности, если бы не развлекался уже тем временем с ее мужем. В чем, разумеется, состоит добрая половина моего к ней интереса.

На