Почему нет? - Алекс Хилл

разочарование, но в остальном… мне просто все равно. Я никогда не был ему важен. И я это принял. Что еще мне оставалось?

– Если ты что-то хотел обсудить, – сдержанно произношу я, – давай скорее. У меня мало времени, нужно возвращаться на работу.

– Где ты работаешь? – нахмурившись спрашивает он.

– А это важно?

– Слушай… – Еще один напряженный вздох встает душным наэлектризованным столпом между нами. – В эти выходные мы будем праздновать мой юбилей…

Я уже несколько лет не поздравлял отца с днем рождения, поэтому приходится напрячь мозг, чтобы посчитать его прожитые годы. Если не ошибаюсь, ему должно быть пятьдесят.

– И-и-и? – Я все еще не совсем понимаю, к чему он клонит.

– Хотели тебя пригласить.

Сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, но сухой смешок все-таки слетает с губ. Бросаю еще один короткий взгляд на Жанну, что внимательно наблюдает за нами, и ужасаюсь, заметив на ее лице серую тень стыда и проблеск надежды.

– Ее идея, да? – спрашиваю я.

– Да, – прямо отвечает отец.

– Хочешь, чтобы я своим присутствием успокоил совесть твоей любовницы? Мол, мы все такие дружные и никто не в обиде?

– Верно.

– С чего вдруг она запереживала о совести спустя пять лет? Ты уже сделал ей предложение?

– Именно так.

Задумчиво киваю несколько раз, а ребра будто закручиваются внутрь, сдавливая легкие. Отец никогда не ходил вокруг да около, его прямолинейность оставила множество колотых ран на сердце матери, да и на моем тоже. Безразличие было не только видимым, но и слышимым. Каждое «не сейчас», «я занят», «устал», «позже» было таким острым и колющим, что боль казалась физически ощутимой. И что теперь? Ради нее… ради них… он наступает себе на горло? Обиженный малец внутри меня закусывает нижнюю губу, намереваясь разрыдаться, но я от него отворачиваюсь. Пусть сидит и помалкивает.

– А мать тоже пригласите? – Мой голос сух, эмоции в разговоре с этим человеком никогда не имели веса, только факты. – Ну, чтобы всем показать, как у нас все здорово.

– Очень остроумно. Мы с твоей матерью все решили. При разводе я ее не обидел. Дом, машина, хорошая сумма на банковском счету.

«Ну да. Двадцать лет постоянных измен уже не в счет», – отвечаю мысленно.

– Нам с тобой тоже больше незачем враждовать, Ярик. – От сокращения моего имени сводит зубы. – Ошибок было много. Я это признаю. А еще готов все исправить. Можешь забрать свою машину, и если тебе в чем-то нужна моя по… – Вскидываю голову, не веря в то, что слышу, и он замолкает.

– Вау, – сипло произношу я, не моргая. – Как ей это удалось?

– Поймешь, когда встретишь свою женщину.

– Мои аплодисменты Жанне. Заставить тебя…

– Она не заставляла.

– Да? И что изменилось? Решил стать примерным семьянином?

– Люди меняются, – отвечает он, как мне кажется, даже с гордостью. – Когда с ними рядом другие, нужные люди.

Гул в ушах нарастает стремительно и страшно. Внутри меня будто включается огромная мясорубка и перемалывает плоть вместе с костями. И я не знаю, что это. Не могу распознать. Но вот смысл его слов предельно очевиден. «Ее я люблю, а твою мать терпел. Они моя семья, а вы – неудачный опыт. Они дороги мне, а вы – нет».

– Хотелось бы верить, – хрипло выдавливаю я, из последних сил сохраняя самообладание.

– Мы правда будем рады видеть тебя на празднике.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Ты тоже мой сын.

«С каких пор тебя это волнует?» – мысли кислотой разъедают череп, и я не могу вымолвить больше ни слова.

– Ярик, я надеюсь, что ты уже достаточно взрослый, чтобы понять… иногда происходят такие вещи, которые ты не планировал и не ожидал. И не сразу ясно, что с ними делать. Иной раз ты просто к ним не готов, а потом последствия собираются в огромный снежный ком, который уже не растопить и не остановить. В жизни все очень непросто.

– Да, это я уже давно понял.

– У нас с тобой много претензий друг к другу…

– У нас? И какие претензии у тебя ко мне?

– Ты понял, о чем я, – с нажимом произносит он, и я горячо выдыхаю через нос. – Для нее это важно, а значит, и для меня тоже. Я хочу, чтобы ты пришел, и прошу тебя сделать это. Ты неглупый, я это знаю. А ты знаешь, что моя помощь тебе не помешает. Хватит детских обид, не будь как мать. Жду завтра в семь в банкетном зале, что рядом с площадью Победы. Договорились?

Его желание порадовать Жанну буквально душит меня. Это извращенный восторг на грани натуральной тошноты. Для нее это важно… я прошу… помощь не помешает… Это не просьба, не желание наладить отношения, это сделка, чтобы порадовать свою женщину. А он и правда изменился, ведь раньше единственным, о ком отец беспокоился, был он сам.

– Я подумаю.

– Хорошо, – кивает отец и снова протягивает мне руку.

Отвечаю на прощальное рукопожатие, бросая последний взгляд на Жанну: она пританцовывает, пытаясь успокоить капризы дочери, и корчит ей рожицы. Я никогда не испытывал ненависти к этой девушке. Не она разрушила нашу семью, до нее были и другие, а у истока катастрофы стоят всего двое – мои родители. Но сейчас… в моменте на долю секунды ловлю себя ровно на этом – я ее ненавижу.

Быстрым шагом ухожу по тротуару в обратном направлении, не замечая ничего вокруг. Дергаю дверь студии и переступаю порог, прикрыв глаза от коснувшегося лица прохладного воздуха.

– А еда где? – сквозь гомон беснующихся во мне эмоций пробивается голос Яси.

– Что? – морщусь я, постепенно приходя в себя. – А, еда… я-я-я… я карту забыл.

– Там оплачено. – Ясмина вглядывается в мое лицо, склоняя голову. – Ты в порядке?

– Да. Да, все хорошо. Я просто… я сигарет еще хотел купить. Сейчас сгоняю.

Забегаю в комнату отдыха, перевожу дух и достаю из рюкзака банковскую карту. Даю себе еще несколько секунд и только потом возвращаюсь в холл.

– Что-то еще нужно? – спрашиваю Ясю.

– Нет, – мотает она головой и выходит из-за стойки. – Яр, точно все нормально?

– Да. Да, конечно! – отзываюсь как можно бодрее.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Она касается ладонью моего лба, а затем щеки, продолжая обеспокоенно всматриваться в мои глаза.

– Угу, – отвечаю я, теснее прижимаясь к ее ладони.

– Врешь, – тихо заявляет она. – Что случилось?

Мои веки тяжелеют, тело обмякает, как после сотни подтягиваний на турнике, а признание само слетает с языка:

– Встретил кое-кого не очень приятного…

– Ее? – с трогательным сочувствием уточняет Яся, но я даже не понимаю, о